Теперь, чтобы ощутить атмосферу тех обедов и ужинов, услышать слова выступавших на них людей, мы снова почитаем А. П. Чехова, его пьесу «Юбилей». Начало поздравительной речи, обращённой одним из работников коммерческого банка к его председателю, господину Шипучину, выглядит в произведении так «Многоуважаемый и дорогой Андрей Андреевич! Бросая ретроспективный взгляд на прошлое нашего финансового учреждения и пробегая умственным взором историю его постепенного развития, мы получаем в высшей степени отрадное впечатление…» Да, умели наши предки говорить красиво…

Но жизнь Москвы не ограничивалась только банкетами и застольями. Москвичи болели сыпным и брюшным тифами, корью, скарлатиной, ветряной оспой, дифтеритом, дизентерией, рожей, коклюшем, гриппом, крупозным воспалением лёгких, перемежающейся лихорадкой, а проще говоря, малярией. После вакцинации и прививок по методу Луи Пастера, которого у нас первое время называли Пастёром, болеть люди стали меньше, но они продолжали погибать при пожарах, тонуть в прудах и реках, замерзать на улицах, попадать под трамваи. Их кусали собаки и лошади, на головы им падали сосульки, они вешались, стрелялись, травились, в общем, всё шло так, как обычно происходит в большом многолюдном городе.

И всё-таки в Первопрестольной что-то менялось. В середине XIX века многие московские чиновники писали ещё гусиными перьями. Для приготовления их к работе в лавках продавались специальные машинки, а в департаментах имелись особые чиновники, занимавшиеся сим ответственным делом: починкой перьев для начальства. В конце века на смену гусиным пришли перья стальные, вместо сальных свечей появились свечи стеариновые, вместо курительных трубок — папиросы. В середине XIX века в московских лавках, а также в магазине с прогрессивным названием «Паровоз» на Лубянке продавались бенгальские спички, с серой и без, «отличнейшей доброты», «китайские спички» и спички без запаха. Постепенно, от фосфорных спичек, которые загорались от любого прикосновения и выпускались у нас вплоть до 1889 года, москвичи стали переходить к бесфосфорным, зажигать которые стали о шершавую наклейку на коробке.

Изменились кое в чём и кулинарные пристрастия москвичей. В середине века пользовались у них успехом так называемые «гречневики» — булочки из гречневой муки, в форме усечённого конуса, довольно вкусные, как тогда считали, что весьма сомнительно, поскольку были они полусырыми и грязными. Ещё в 1870-е годы их носили по городу лотошники, прикрыв промасленной тряпицею, и продавали по копейке за штуку. Салтыков-Щедрин в «Пошехонской старине» так описывает действия лотошника. «Лоточник, — пишет он, — если его позовут, остановится, обмакнёт гречневик в конопляное масло, поваляет между ладонями, чтоб масло лучше впиталось, и презентует покупателю». Можно ещё добавить, что гречневик ещё густо солили крупной солью. В 1880-е годы они стали редкостью. Их не столько ели, сколько играли в них. Продавец для этого делал на своём лотке кружок величиною в ладонь, ставил на этот кружок гречневик, а на его вершину клал двухкопеечную монету. Игроки ударяли по гречневику палочкой, и если монета падала вне круга, то получали гречневик бесплатно. Правда, случалось это редко и монета обычно доставалась продавцу.

Ещё раньше исчезли с улиц Москвы сбитенщики. В середине XIX века сбитень варили на меду с имбирём. Пили его обычно с горячим молоком, заедая калачом. В 1860-е годы сбитенщики ходили по городу с ручными самоварчиками и продавали сбитень по 3–5 копеек за стакан. Приходили сбитенщики и в гимназии во время большой перемены, заменяя собой буфет. Для них там и комнаты специальные выделяли, которые назывались «сбитенными». В конце 1890-х они поили сбитнем, для согрева, извозчиков, ожидавших в холод и непогоду седоков у театров. Но это был уже не тот сбитень. Теперь его варили не из мёда, который стал дорог, а из патоки с добавлением сахара, а то и сахарина. Продавцы носили его в медном жбане, обтянутом холстом. К своему поясу сбитенщики прикрепляли для стаканов «ставочку», вроде патронташа, а за плечами носили кулёк с калачами и булками. Продавали они сбитень по копейке и по две за стаканчик Торговали сбитнем в Москве исключительно ярославцы.

К концу века разносная торговля в Москве значительно сократилась. Ещё 20–30 лет тому назад на улицах города можно было купить у разносчика блины с луком и снетками, подовые пирожки с подливкой, кисель гороховый с маслом. Только и слышалось: «Лимоны, пельцыны (апельсины. — Г. А) хороши!», «Жареного маку!», «По владимирскую клюкву!» (её продавали на блюдечке с медовой подливой), «Крендели, баранки, белые, крупитчатые, рассыпчатые!» Ели ещё пироги в Сундучном ряду на Грибном рынке. Теперь всё это ушло в прошлое.

Падение разносного промысла в Москве взволновало городскую думу, и она в 1896 году поручила в этом вопросе разобраться городской управе. А волноваться было отчего: в истекшем году от разносчиков поступило в казну, по сравнению с предыдущим, 1895 годом, денег на 1562 рубля меньше. Управа усмотрела главную причину падения разносного промысла в появлении на рынках и других местах мелких лавочек, которые и вытеснили «уже устаревающий для города с такой развитой коммерческой жизнью, как Москва, тип бродячего торговца». С этим выводом думе пришлось согласиться, тем более что и сама разносная торговля нет-нет да и доставляла ей кое-какое беспокойство.

Ещё в 1880 году московский обер-полицмейстер обратился в думу с просьбой о запрещении разносной торговли гуттаперчевыми шарами. «На улицах Москвы, — писал главный полицейский нашего города, — продаются вразнос гуттаперчевые шары, делаемые для детской забавы. Шары эти, навязанные десятками на бечеву, колеблясь от ветра, пугают лошадей и могут чрез это служить причиною несчастных случаев. Кроме этого, разносчики с шарами толпятся на тротуарах и бульварах, стесняя публику и беспокоя её своими предложениями».

В январе 1905 года возмутили своим поведением проезжавшего по улицам градоначальника Волкова разносчики газет. Градоначальник указал тогда своим подчинённым на то, что эти разносчики «позволяют себе громко выкрикивать содержание телеграмм и других известий, причём в целях успеха продажи извращают смысл того, что напечатано, вводя в заблуждение публику». В 1913 году на улицах города можно было встретить разносчика, катящего по мостовой на ржавых колёсах ящик, со следами полинявшей от дождей краски, и протяжно выкликающего: «Ка-а-ндитерское ма-а-рож-жи…» Когда какой-нибудь мальчишка протягивал ему копеечку, продавец спрашивал: «Тебе какого: сливочного, малинового, фисташкового или крем-брюле?» А потом накладывал на кусочек картона вынутое из ящика нужное мороженое и давал к нему в придачу выструганную из лучины крошечную лопаточку. Если мальчишка съедал мороженое тут же, а картонку и ложечку бросал, то продавец подбирал их: не пропадать же добру и снова пускал их в употребление. Подобная находчивость применялась и при изготовлении самого мороженого. Малиновое делалось из клюквы, сливочное — из молока. Не жалели изготовители и краски для того, чтобы сделать лакомство более привлекательным для детей.

Часто на московской улице можно было встретить также пирожника и услышать, как он кричит: «Пироги горячие, кому надо пирогов?! Эх, пироги хороши, сам бы ел, да деньги нужны!» На кожаном ремне через плечо висел у пирожника ящик с пирожками, который в холодную погоду был укутан тёплой тряпкой. Пироги пирожникам поставлялись специальными пекарнями. В Москве их было около десяти.

Не вся уличная торговля была легальной. «Нелегалы», торгующие книгами, на жаргоне книжного рынка назывались «стрелками». Однажды полиция при задержании нашла у многих из них свёрнутые в трубочки и завёрнутые в тонкие разноцветные бумажки картинки религиозного содержания, а также брошюры «Житие святой мученицы Татианы» и литографии «Распятие Иисуса Христа». Кроме того, у «стрелков» были обнаружены и изъяты листочки оранжевой бумаги с предсказаниями гороскопа, напечатанными типографским способом. Среди предсказаний были, например, такие: «Планета Уран. Не гордитесь. Дружбы Вашей желали бы многие полезные Вам люди, но Вы своею гордостью отталкиваете их. Ваша жизнь похожа на бурный поток, но будьте осторожны, такая жизнь может довести Вас до несчастья. В лотерее Вы счастливы на № 4, 7, 11,41, 79. Вторник для Вас счастливый день» или: «Октябрь — в первые десять дней это солнце в знаке Скорпиона. Солнце делает человека безобразней: с широким желудком, весёлым в разговоре. Во втором и третьем периоде человек с большой головой и говорун, мал ростом, с хитрым взглядом и посетитель дурных мест». Подобная самодеятельность, особенно в области религии и мистики, тогда не поощрялась. Однако предприимчивость москвичей и стремление к извлечению нетрудовых доходов постоянно толкали их на новые авантюры.