«Он нуждается в храме для выполнения своих замыслов. Властелин не подчиняется общим законам. Поступая так с Нодом, в конце концов, я служил Посейдону».

«Ты служил сам себе! Несчастный, пойми наконец, что твои интриги обратились против тебя! Отравляя Нода, ты сам заразился своим собственным ядом. Нод ушел на безумную войну с верой в сердце. Он и остался с этой верой в великую Атлантиду. В твоем же высушенном сердце нет и намека на величие».

«Но я надеюсь, не имея никаких надежд!»

«Источник твоей храбрости — суетность и жадность».

«Что, если я попробовал бы убежать, как Дора? Где бы я был? В еще более опасном месте».

«Тогда сиди на куче золота, прижавшись напудренной щекой к изумрудам! Отправляйся в покои Нода. Там осталась его расшитая золотом одежда. Надень ее. Укрась себя драгоценностями, которые носили первые цари Атлантиды. Иди до конца в своем безумии! Ты не можешь оставаться в этом рубище верховного жреца и в своем колпаке! Покажись во всем своем великолепии, фальшивый император, маска царя, божья обезьяна…»

«Я достаточно тебя наслушался».

«Ты не можешь отречься от своего детства!»

«Я предпочитаю свою старость».

«Рабочие в порту, последний раб стоят больше, чем ты».

«Я повелеваю всеми».

«Твоего царства больше не существует».

Корабль был захвачен водоворотом. Тот нес его прямо на риф и выпустил перед самым столкновением. Только форштевень задел за скалу, и оторвало носовую фигуру. У входа на рейд, где встречаются внутреннее море и открытый океан, поднялась стена воды. Когда они увидели эту темную, блестящую массу воды, поднимающуюся из пены, изгибающуюся над мачтами, падающую на корабль, то закрыли лицо руками. И тотчас мощный поток подхватил корабль, как щепку, и понес в океан. Ветер засвистел в обрывках, что остались от парусов, и линия рифов стала удаляться. Они были спасены!

Промокшие до костей, ослепленные потоками дождя и града, в темноте наступающих сумерек, они прижались друг к другу и не видели вокруг больше ничего, кроме волн. Они не могли даже сосчитать, сколько их осталось. Они знали только, что море забрало многих. Они не испытывали никаких чувств. Удары волн, дрожание палубы, потоки ледяной воды, струящейся по их спинам и лицам, не оставляли места для мыслей. Ош, который привязал себя у руля и пытался управлять кораблем, действовал автоматически, в полусознании. Но его израненные, помертвевшие руки передавали веслу необходимые движения. Его глаза, обожженные пеной, различали иногда фигуры Гальдара и Доры, прильнувшие друг к другу. Эта картина согревала его онемевшую душу, придавала ему силы. Его рассеченные губы повторяли:

— Не идти поперек волны… Не поперек…

Ветер дул в нужном направлении. Упираясь в лохмотья парусов и полуразрушенный корпус, он тащил корабль в сторону от опасной зоны, в бурные и неспокойные воды, но подальше от рифов.

Вдали продолжал подниматься к небу столб красного дыма. Вверху он медленно расширялся и придавал несущим тучам, похожим на стадо диких быков, ужасающий вид. Местами, когда они проходили мимо кометы, их пронизывал рыжий проблеск.

Позднее небо стало еще темнее. Звезды, появлявшиеся в разрывах туч, исчезли. Даже море не было больше видно. Это мрачное, черное, непрозрачное состояние атмосферы продолжалось несколько часов. Но вдруг заблестели первые лучи света. В зените открылась сияющая бездна. Розовые молнии падали в океан, а по мачте и бортам корабля побежали искры. Матросы и пассажиры, Ош, несмотря на весь свой опыт морехода, Гальдар, невзирая на свой неистребимый оптимизм, приготовились умереть. Мокрые пальцы Доры сплелись с пальцами ее любимого. Он почувствовал дрожащие губы на своей щеке. Прямо над ними, на головокружительной высоте, пылал огненный глаз, вокруг которого закручивались обтрепанные тучи.

Потом глаз закрылся. Неистовый ветер понес бурю в сторону Атлантиды. На борту все, кто еще был в силах думать, вспоминали о своих грехах, и их слезы смешивались с потоками дождя. Другие испытывали покорность быков, привязанных у ворот бойни. Время от времени с их губ срывался неясный стон, похожий на мычание, в котором выражался весь ужас происходящего, вся боль бессилия. Они также почувствовали, что жизнь возвращается в свои права. И корабль свистом такелажа и скрипом бортов и палубы, казалось, рассказывал по-своему об ужасной судьбе быть перевернутым волной и отправиться в темноту морских глубин.

Наступил рассвет или то, что было вместо него. Лучи солнца едва пробивали плотное покрывало из пепла, которое стояло в воздухе и постоянно увеличивалось из-за продолжающихся извержений. Сквозь эту сумрачную пелену проступала огненная линия. Огонь был над горами, огонь стоял над городом. Всюду, куда ни посмотри, бушевал огонь. Временами земля начинала дрожать, дрожь переходила в судороги и судороги заканчивались припадком, потрясением.

Свет факелов колебался, занавески поднимались, как будто их дергала невидимая рука. Плитки отлетали на крышах, балюстрадах, террасах, слетало и металлическое покрытие с куполов храмов. Последние деревья падали, вырванные с корнем. Рушились стены. Потоки дождя не могли потушить пожары, казалось, наоборот, только увеличивали ярость огня.

Произошел такой сильный толчок, что Энох наконец забеспокоился. Он спал в постели императора. Жрец вскочил и торопливо оделся. Перед дверью не было никого из солдат охраны. Коридор простирался нескончаемый и пустой, заполненный только разбитыми статуями.

— Как же я не услышал? Уснул как дурак. А что лучше я мог придумать? Выспаться, набраться сил… Сон — лекарство в старости, секрет моего долголетия, моей работоспособности и моих успехов… Но где же охрана? Ветер, что ли, их унес?

Раздался было неуверенный дребезжащий смех. Затрещали плиты. Резко, сама по себе, распахнулась дверь. «Нет, нет, этот дворец не так просто построен. Толщина его стен не имеет себе равных, разве только у египетских пирамид… А! Ты пытаешься шутить! Пытаешься обмануть себя, чтобы отогнать страх, который проник в тебя! Прислушайся к своему сердцу! Слушай! Оно дрожит, оно тоже…»

— Стража, где вы? Ко мне, собаки!

Одного солдата он нашел в тронном зале, растерянного, испуганного.

— Где остальные?.. Остальные?..

Солдат показал пальцем вниз, в сторону подземных апартаментов. Ветер развевал перья в его шлеме. Но сам он остался безучастным. Энох, согнувшись и защищая от ветра лицо, подполз к окну и посмотрел вниз. Он почувствовал дыхание одновременно ледяного и обжигающего воздуха. Перед ним лежал в руинах и огне город. Над растерзанным дворцовым парком проносились рваные тучи. Красная полоса прорезала темное небо. Он почувствовал тяжелый, острый запах кузницы. Его сердце забилось, ему стало тесно в груди. В любой момент шквал мог размазать по плитам его хрупкие кости, раздавить, как насекомое. Но любопытство, более сильное, чем страх, заставило его остаться на месте. Он не мог оторвать свои слезящиеся глаза от картины агонизирующего города, от толп людей, скучившихся на крепостных стенах и берегах каналов…

Ему показалось, что среди рева урагана он слышит крик. Он удвоил внимание. Тучи птиц поднялись над Посейдонисом и закружили над домами. В бойницах внешней крепостной стены показалась фосфоресцирующая тонкая линия. И вдруг из каждой бойницы ударил фонтан зеленой воды. Они соединились в широкий водопад и обрушились со стены вниз, смывая людей и дома. Море вторгалось в Посейдонис! Оно затопляло «вечный» город, столицу мира, шедевр зодчих Атлантиды! Пенные потоки закипели у крепостной стены второго кольца укреплений.

Энох колебался, но недолго. Какое средство спасения, какую лазейку мог подсказать ему его изобретательный мозг? Согнувшись и прихрамывая, он направился к трону Нода. На нем он решил дождаться смерти, если ему суждено было умереть!

Единственный солдат отдал ему честь, как будто все было в порядке.

Море поглотило Посейдонис! Его поля и холмы, даже дворец Нода, находившийся на высокой скале, скрылись под водой. Под низким, темно-рыжего цвета, беспрестанно рассекаемым молниями небом продолжали подниматься зеленые воды океана. Волны несли трупы людей, животных и всевозможные обломки. Вулканы продолжали извергать из земных недр огнедышащие реки лавы. Быстро тающий на вершинах гор снег грязными потоками обрушивался вниз. Из низко летящих туч в море обрушивались тонны воды и града. Спасаясь от огня и ярости волн, маленькие группы людей брели по горным тропинкам, карабкались по обрывистым скалам.