Построенный «новый ханов Донской городок» представлял из себя каменный квадрат — стена со стороны Донца 39 метров, «от моря стена» около 40, четыре восьмиугольные башни под тесовой кровлей. Внутри — каменная мечеть, 21 «жилая изба», конюшни. «Ворота проезжие, створы двойные железные» — с запада, близ угловой башни, железная цепь через Донец. Такие же городки предполагалось поставить выше по Донцу и в устье Темерника.
И обо всем этом донцы Москву уведомили. Поехал к царю атаман Логин Семенов и казачьи задумки передал: башни эти без пушечного наряда разбить невозможно, а начни по ним сейчас стрелять или приступать, хан может явиться, а мы порох потратим. Надо ждать, пока хан в Крым уйдет, а ранней весной, до травы, чтоб татарам коней кормить нечем было и помощь они не успели подать, приступать к этим башням на стругах и сухим путем со всеми пушками.
Крымцы пока никуда не уходили, а явились под Черкасск в ноябре месяце и попробовали лагерь воевод на прочность. Русское войско за стенами и валами могло сидеть подолгу, а из тактических приемов упирало на один — подпустить врага поближе и в упор выстрелить. Сам царь инструкции писал: «и полковникам и головам стрелецким надобно крепко знать ту меру, как велеть запалить, а что палят в двадцати саженях, то самая худая, боязливая стрельба, по конечной мере пристойно в десять сажень, а прямая мера в пяти и трех саженях, да стрелять надобно низко, а не по аеру (воздуху)». Ну, с такими навыками турки и татары московским людям большой беды могли наделать. Но казаки вовремя пришли русским на помощь, сделали из Черкасского городка вылазку и татар сообща отбили.
Потом, выждав время, сухим путем пробрались зимой до Азова и, словно в отместку за башни, выжгли азовское предместье.
В таких кровавых забавах стали они зиму пережидать. Но настроения никакого не было, упало Войско духом. В Москве зимовая станица жаловалась, что с тех пор, как образовалось на Дону Войско, такого утеснения, как сейчас, никогда казакам не было — никуда на промысел не пойдешь, все пути в море загорожены. Иван Степанов, атаман станицы, пугал в Москве всех, что без промысла от нестерпимой нищеты побредут скоро казаки с Дона куда глаза глядят.
Чтоб удержать казаков на Дону, послал им царь жалование доселе невиданное — 7000 рублей деньгами, 5000 четвертей провианта, 200 половинок гамбургских сукон, 200 пудов пороху и 100 пудов свинца. Но жалование это пришло лишь весной. А как они перезимовали — Бог весть. Даже у воевод в лагере от голода и неустроенной жизни русские воинские люди несколько раз бунтовали и порывались самовольно на Русь уйти. За зиму потеряли воеводы больше половины своего войска. Весной у них из 7000 осталось 3000.
Плакали казаки и роптали, а воевать готовились, лестницы строили, чтоб башни штурмом брать, и струги свои обновляли.
Тут помощь неожиданная пришла — 20 февраля явились из-за Волги от калмыцких и едисанских мурз посланники, Баатырка Янгеев со товарищи и «шертовали (клялись) они калмыцкие посланцы на своей правде по своей калмыцкой вере за Дайчина тайшу и сына его Манчака тайшу и за всех калмыцких и едисанских мурз, и за всех воинских людей на том, что им, калмыцким тайшам, служить… великому государю» с донцами заодно и промысел над крымскими и ногайскими людьми чинить. Калмыки оставили для веры своих двух аманатов, а донцы «для мирного подкрепления и подлинных ведомостей» послали своих двоих казаков к калмыкам — Федора Будана да Степана Разина.
Весной донесли прикормленные люди, что надо вскорости ожидать нового прихода турок и татар, которые хотят поставить еще два каменных укрепления — одно на верхнем устье Мертвого Донца, а другое на устье Темерника. Все выше и выше по Дону намеревались басурманы подняться, намертво все выходы в море перекрыть, а тогда хоть с Дона уходи.
Решили донцы их опередить и в марте вместе с воеводами Хитрово выступили они под Лютик. 9 марта осадили.
Место низкое, подкопаться нельзя — вода заливает. Пушек и пороха нужного количества нет. А тут надо оглядываться, как бы хан крымский на помощь не подошел. Потому решили донцы брать каменный город на отвагу, штурмом.
Воевода стольник Иван Хитрой людей своих с казаками послал, а сам не пошел, стоял за Донцом лагерем верстах в трех. Казаки о нем не жалели, а то будет еще под ногами путаться…
Поначалу все шло удачно. Перемахнули они ров и по лестницам взлетели на стены. Минуя бойницы, поднялись они прямо на крыши башен и стали эту кровлю взламывать, чтоб в осажденных сверху стрелять или кинуть им туда чего-нибудь вроде бочонка с порохом и с горящим фитилем.
В разгар боя явились от стольника и воеводы Хитрово начальные люди и велели русским ратникам от города отступить…
Страх или зависть воеводу на такой приказ подвигли, неизвестно, но штурм сорвался, и донцы опять в Черкасский городок вернулись. Своих ребят потеряли они убитыми 50 человек, да переранили турки человек 40. У турок потери — 24 убитых и примерно 100 раненых.
Запросило Войско из Москвы орудий стенобитных побольше, да чтоб ратных людей еще прислали, а заодно про Хитрово написали, как он им штурм сорвал.
Москва новых войск прислать не могла и не обещала. На Украине польская армия, не получая жалования, взбунтовалась, и это русских обнадеживало. Но литовское войско продолжало напирать, князю Хованскому приходилось туго.
Меж тем на Дону из-за разлива к башням по сухому подступиться стало невозможно, пришлось ждать. Удивительно только, что во время разлива, когда вся дельта Дона превращается в сплошную водную гладь, они мимо каменных башен в Дон проскользнуть не догадались.
А с другой стороны, хан не появился, ушел полякам на помощь (Украину грабить). Повезло…
Используя передышку, отправили донцы в Москву отписку о возникших калмыцких делах.
Постоянное войско в это время у русских было не ахти. Командный состав и вовсе слабый. Патрик Гордон, наемник, писал в своем дневнике: «В последние два года в Россию приехало очень много иностранных офицеров, одни с женами и детьми, другие без них. Значительная часть их были дурные, низкие люди. Многие из них, никогда не служив офицерами, в России поступали на службу в офицерских чинах». Приходилось на «дикие орды» опираться. На калмыков тех же.
Голландец Ян Стрейс, кстати, их так описывал: «Эти калмыки — отвратительные. Мерзкие, безобразные люди, и даже у готтентотов и уродливых мавров более приветливые и красивые лица, чем у них… Они почти не ходят пешком, а всегда сидят на лошади, как приросли к ней; оружие их стрелы и лук. Они большие людокрады и находятся в постоянной вражде с ногайскими татарами, живущими под Астраханью; они крадут друг у друга скот и людей и обычно продают их в Астрахани, где заведены три базарных дня: для русских, ногайцев и калмыков; последние не выносят друг друга… Они не живут ни в городах, ни в селах, ни в домах, но поселяются отрядами или кочевьями в маленьких хижинах на том или другом тучном пастбище. Когда их лошади, верблюды, коровы и мелкий скот оголят и сожрут все дочиста, они поднимаются с этого места и переходят на другое пастбище».
В Москве калмыкам не особо доверяли. Сам царь Алексей Михайлович требовал, чтоб они «запись дали прямую шертованную, чем они промежь себя верятца, а не так, как прежь сево собаки рассекали да кровь лизывали, и то все обманывали». И калмыки согласились дать такую запись, куда государев указ будет идти, туда им и идти. Но использовать их можно было с разбором. Шотландский наемник Гордон, о котором мы потом много писать будем, отмечал: «Насколько крымским татарам были страшны калмыки, настолько последние боялись турок. Калмыки были почти все голы и плохо вооружены».
В июле из Москвы сообщили казакам, что калмыки в присутствии Касбулат мурзы Черкасского и дьяка Горохова подтвердили свою преданность царю новой присягой, и теперь надо ждать донцам помощи от калмыков — собираются 6000 калмыков да 2000 едисанских ногайцев на Дон против крымских татар. Но собирались они, однако, за Волгой. Это когда еще придут?..
