Затем и Шейн явился. Донцы же ему рассказали о сражении и победе.
Шейн поначалу наивно полагал, что турки, обжегшись под Азовом, станут больше с австрийцами воевать, а он, Шейн, с русскими войсками будет «демонстрировать», на себя поганых отвлекать. Но в июле турки всем собранным у Темрюка войском явились прямо под Азов. Делать нечего, пришлось начинать сражение. Шейн дал туркам и всем их вассалам переправиться через речку Кагальник и под стенами Азова спиной к Дону и к крепости вступил с ними в бой. 11 часов две армии перемогали друг друга, но наши оказались крепче, и татары, составлявшие в неприятельском войске большинство, побежали. Донские казаки и калмыки пустились следом и на берегах Кагальника устроили бегущим кровавую баню. Рубили их и топили и только из великой милости в плен брали.
Развивая успех, хотели донцы сразу на Темрюк идти. Но Шейн не пошел, дальше Азова ему якобы царь ходить не велел. В сентябре донцы морем сами под Темрюк сходили. Но турки были настороже, и вернулись казаки обратно без успеха. Это их нимало не смутило, и в ноябре, сложившись с калмыками, сбегали они на Кубань, где побили и пограбили ногайский улус Кубека мирзы, турецкого подданного. Отогнали 1200 лошадей, а улусников перебили без различия пола и возраста, взяли лишь 7 человек, что табун стерегли.
На следующий год, 1698-й, затребовали русские тысячу казаков на крымских татар — в армию князя Долгорукого. Там казаки по обычаю своему отличились, участвовали в великой битве под Перекопом, где были разбиты турецкий Сераскир Али-паша и крымский хан и где одними убитыми наклали якобы татар 40 тысяч. Но в документах и грамотах о сем славном деле говорится глухо.
А на Дону все эти годы до заключения мира случались лишь стычки да набеги, но ничего выдающегося, чтоб заставило подняться все Войско, не было. В октябре набегали казаки морем на новопостроенный турками Ачуев, но «не дошед», встретили и рассеяли неприятельские суда, взяли двух языков и своих нескольких человек из плена освободили.
В это время бежал из-за Кубани в Черкасск полезнейший человек Исуп-мирза, и казаки, взяв его проводником, дважды ходили в набег на Лабу на едисанеких татар. В первый раз 500 коней угнали, а во второй — 600 и двух татар с собой увели. Партии казачьи были небольшие — 90 человек и 150.
Едисанские татары, ногайцы и беглые казаки-раскольники, числом человек 300, пошли в ответный набег. Прокрались степью, далеко обходя Черкасск и Раздоры, и меж Пятиизбянским городком и Царицыном перехватили 23 казаков и астраханских татар, которые везли на Дон для продажи персидские товары.
Торговые люди товар побросали — жизнь дороже — и стали вскачь уходить на ближайший казачий городок. Хищники лишь троих догнали и, подобрав брошенный товар, решили возвращаться.
Местные казаки поднялись и преследовали татар несколько сотен верст до самой Кубани, где настигли, одного татарина убили и товару на 500 рублей отобрали.
В надежде получить от Москвы и от Войска новые милости сообщили они, что ватага сия татарско-раскольничья шла на городок Паншин пожечь русские корабли. Однако в Войске все правильно поняли и приказали атаманам и казакам верхних городков отражать татарские набеги на русские корабли бескорыстно, но под страхом смертной казни.
«С этого времени, — пишет историк, — набеги закубанских народов под казачьи городки сделались чаще и продолжались не только до заключенного 1700 года мира с турками, но даже и после оного; и хотя со стороны Войска Донского всегда платили им подобным же разорением их улусов, но татары нимало от этого не унимались».
Правильно, обжились казаки, жен детей завели, хозяйство постоянное. Чего ж их не грабить? Вот так постепенно стали меняться роли.
Стрелецкие полки из Азова отправили в Литву, но они взбунтовались и пошли на Москву. Думали, пока царь за границей, снова Софью на царство посадить. И многие донские казаки в том стрельцам сочувствовали. Когда узнали, что мятежных стрельцов под Москвой побили, говорили в Черкасске одному писцу, приехавшему из Воронежа: «Дай только нам сроку, перерубим мы и самих вас, как вы стрельцов перерубили. Если великий государь к заговению в Москве не будет, вестей никаких не будет, то нечего государя и ждать! А боярам мы не будем служить. И царством им не владеть, и атаман нас Фрол не одержит, и Москву нам очищать. Мы Азова не покинем; а как будет то время, что идти нам к Москве… до Москвы города будем брать и городовых людей с собою брать, и воевод будем рубить или в воду сажать». Чувствуется какая-то бессильная ярость…
В октябре 1698 года началась мирная конференция, и с турками заключили перемирие на два года. А в апреле 1699-го чрезвычайные посланники Украинцев и Чередеев отправились в Константинополь заключать мир. Везли они с собой деньги и меха и рыбий зуб — взятки давать для лучшего исполнения российских интересов. Ехали они с Воронежа водою до Азова. Подъехав к Черкасску, первыми из ружей салютовали. Далее — Азов. Таганрог, Керчь. До Керчи в составе царского флота провожал посланников донской атаман Фрол Минаев и с ним на 4 морских стругах 500 выборных казаков.
Переговоры начались в ноябре. Россия требовала оставить за нею все завоевания и обещала, если Азов будет в русском владении, «то своевольные люди обоих государств уймутся». Оговаривали и казачьи дела. «Если во время мира казаки пойдут войною на турецкие и крымские места, то вольно их поубивать, как злодеев; а когда из походу возвратятся, то по царскому указу учинена им будет смертная казнь; так же будет поступлено взаимно с турецкой и крымской стороны». А «дачу» — дань, которую до сих пор русские платили крымчакам, — великий государь «за многие их неправды» велел больше татарам не платить…
Торговались до июля 1700 года. Кое-что пришлось уступить. Но Азов и земли по Азовскому морю по Ногайской стороне на 10 часов езды остались за русскими.
«По заключении мира с турками казакам всего несноснее было видеть себя стесненными в отмщении неприятелям за их обиды. — продолжает историк, — ибо им не дозволялось преследовать их до жилищ, а велено в подобных случаях приносить жалобу азовскому коменданту, который обязан был ходатайствовать о возвращении пограбленного у ачуевского паши; но казаки никогда не получали удовлетворения. Усилившиеся потом время от времени набеги татар на казачьи жилища были причиною дозволения казакам по просьбе их преследовать хищников до их улусов и отмщать за причиненные ими обиды».
Читаешь, и волосы дыбом встают. Дожились… Были вольные из вольных, а теперь без русского позволения и отомстить не могут. Можно приходить их и грабить, а они на ответный набег у азовского коменданта позволения испрашивать будут, а тот во избежание международных осложнений — как Бог свят — запретит и пообещает к ачуевскому паше обратиться, письмо написать. И лишь в крайнем случае, как кость злым собакам, кинет разрешение: бегите, грызитесь, а я с азовских стен посмотрю…
Да, Петр I — это вам, ребята, не азовские турки. С теми договориться можно было, перемирие заключить. И когда ж вы успели дойти до жизни такой, вольные донские казаки?..
А вдобавок ко всему табуном пошел на Дон из России всякий наброд. С новым царем в России «начиналась усиленная работа, усиленная служба; но многие не хотели усиленно работать и служить, и побеги на Дон усиливаются», — писал С. М. Соловьев в своей «Истории России». Власти российские требовали вернуть беглецов в «первобытное состояние». Донцы по обычаю не выдавали. Раньше такой наброд сама жизнь просеивала. Слабые гибли или возвращались, сильнейшие оставались в сообществе. Каково теперь будет?.. «Государь, и такой государь, как Петр, разумеется, не мог равнодушно смотреть на подобные явления, и неудовольствия на великой реке увеличивались…».
Кончилась вольная жизнь, служба началась. Петра Первого влекло в большую политику. «Мы здесь в 18 день объявили мир с турками зело с преизрядным фейерверком, в 19 день объявили войну против шведов», — писал он в письме Ф. М. Апраксину. «По заключении 3 июля 1700 года с Турциею 30-летнего мира, — хладнокровно заключает главу историк, — Россия приступила к Северному союзу, составившемуся против Швеции. С сего времени донские казаки постоянно участвовали во всех веденных войнах с соседними и отдаленными народами и сверх сего защищали свои жилища и охраняли южные пределы России от вторжения… (далее следует перечень, тех, кто на оные бескрайние пределы нападал)».
