Попробуем пойти по порядку.

Челеби не дает деталей первого сражения, первого штурма. Он пишет: «От грохота пушечной стрельбы сотрясались земля и небо. Начавшись чуть свет, в течение семи часов шла такая драка и свалка, что битвы, подобной этой, еще не видело, вероятно, око судьбы. После того как на рассвете (обнаружилось, что) семьсот человек из семи отрядов войска испили чашу смерти, имущество (погибших) было передано в казну». Перед нами лишь время протекания сражения, указание на то, что была рукопашная — «драка и свалка», названо количество убитых — 700 человек — и признана исключительность боя, «битвы, подобной этой, еще не видело, вероятно, око судьбы».

Заранее скажем, что взятый в скобки текст Челеби — версия переводчика или редактора. Если читать без этих слов, смысл будет другой, что мы и увидим позже.

Донцы со своей стороны признавали, что «окроме болшова приступа первого, такова жестоко и смела приступа не бывало к нам. Ножами мы с ними резались в тот приступ». Но они, в отличие от Челеби, оставили детальное описание этого первого штурма.

«Приход их к нам под город. Пришли к приступу немецкие два полковника с салдатами. За ними пришел строй их весь пехотной яныческой — сто пятьдесят тысяч. Потом и орда их вся пехотою ко граду и к приступу, крикнули стол смело и жестоко».

Как видим, в первой колонне шли наемные войска из Трансильвании, за ними янычары, далее — остальная пехота.

«Приход их первый. Приклонили к нам они все знамена свои ко граду… Почали башни и стены топорами сечь. А на стены многие по лестницам в те поры взошли. Уже у нас стала стрельба из града осадного, до тех мест молчали им». То есть, наклонением знамен войскам было показано направление атаки, после чего специальные войска стали рубить топорами деревянные составляющие стен и башен. Это было возможно, поскольку целью атаки был «Топраков» — Топрак-кале, земляной город. Многие по лестницам полезли на стены. Тогда казаки, до того времени молчавшие, открыли огонь в упор.

«Во огни уже и в дыму не мочно у нас видети друг друга. На обе стороны лишь огнь да гром от стрельбы стоял, огнь да дым топился до небеси… Которые у нас подкопы отведены были за город для их приступного времене, и те наши подкопы тайные все от множества их неизреченных сил не устояли, все обвалились, не удержала силы их земля. На тех то пропастях побито турецкия силы от нас многия тысящи. Приведен у нас был весь наряд на то место подкопное и набит был он у нас весь дробом сеченым».

Первое впечатление после прочтения этого отрывка — турки нарвались на систему «волчьих ям». Там же, в этой системе «волчьих ям», казаки собрали «наряд», то есть пороховые заряды, и «зарядили» это место сеченым в дробь металлом.

Не совсем ясно, почему турки, подводя окопы к городу, не наткнулись на «волчьи ямы», и не сказано, как сработал пороховой заряд.

Ответ найдем в показаниях свидетелей. Астраханский стрелец Куземка Федоров рассказывал впоследствии, что турки с первого приходу взяли «Топраков город» (земляной) и у церкви Иоанна Предтечи поставили 8 знамен, у казаков в Топракове был подкоп и в подкопе стояло зелье — бочки с порохом. Турки вошли в Топраков, и тогда казаки взорвали их, причем погибло тысячи три или больше. В прикрытые каменными стенами Ташкалу и Азов турки не вошли. Камышом и землей они завалили ров у стены и хотели идти на приступ. «И азовские де казаки обливали… (их) с городовые стены человечьим калом и многих турских людей побили»[29].

То есть, вся эта система ловушек была не за городом, а в самом «Топракове». Казаки угадали направление главного удара турок и заранее подготовились.

После мощного взрыва, вероятно, в сражении наступил перелом, и казаки перешли в контратаку, поскольку потом они заявляли: «В тот же день, вышед, мы вынесли болшое знаме на выласке, царя турского, с коим паши ево перво приступали к нам турские…».

Казаки-эмигранты в 20-е годы XX века много писали о донской истории и об Азовском сидении в том числе. По их мнению, штурм шел с утра до полудня. К полудню турки захватили юго-западную часть укреплений, но Осип Петров с резервом их отбил[30].

Потери противника казаки определили так: «Убито у них под стеною города на приступе том в тот первый день турков шесть голов однех янычееких да два немецкия полковника с всеми своими солдатами с шестью тысящи». Янычар якобы побили двадцать две с половиной тысячи.

Разница между 700 погибших у Челеби и 22 500 в «поэтической повести» огромная. Прав, видимо, астраханский стрелец «Куземка», который определил потери турок в три тысячи или больше. Столько якобы погибло в «Топракове». А 700 «испивших чашу смерти» «на рассвете», о которых пишет Челеби, это, видимо, погибшие в самом начале штурма, в прямом смысле — «на рассвете». В сумме же набирается около четырех тысяч.

По версии Челеби, следующим «утром с молитвами и восхвалениями (Аллаху) снова был открыт огонь из пушек».

У казаков версия иная: «На другой день с зарею светлою опять к нам турские под город прислали толмачей своих, чтоб нам дати им отобрати от града побитой их труп, который у нас побит под Азовом, под стеною города… В тот другой день бою у нас с ними не было».

Прав, видимо, все же Челеби. По мусульманскому обычаю мертвых надо было похоронить в тот же день. Бой шел с рассвета семь часов. После обеда, когда стало ясно, что штурм отбит, оставалось время на переговоры и на похороны убитых. И Севастьян Князев, сидевший в камышах неподалеку от Азова подтверждает, что с 30 числа пушечная пальба, слышимая даже в Черкасском городке, шла каждый день без перерыва.

О переговорах Челеби вообще не упоминает. Видимо, в мусульманском мире, где убитых хоронят в день смерти, такие переговоры после каждого сражения были самым обычным явлением, и на них перестали обращать внимание.

По версии казаков, турки предложили им по золотому червонцу за каждого убитого янычарского воеводу и по сто талеров за полковников. Казаки денег не взяли: «Не продаем мы никогда трупы мертвые, но дорога нам слава вечная». Но трупы забрать разрешили — была середина лета, и от разложения трупов могла сразу же начаться какая-нибудь эпидемия.

В «поэтической повести» написано: «Отбирали они свой побитый труп до самой до ночи. Выкопали ему, трупу своему, глубокий ров от города три версты и засыпали ево тут горою высокою и поставили над ним многие признаки бусурманские и подписаны на них языки розными».

С 1 июля осада Азова продолжилась.

В это же время подходили к Черкасскому городку татары, всадников — как показалось царским гонцам Князеву и Пригаринову — 500, атаман с казаками выходил им навстречу, человек десять татар убили и захватили 4 лошади. Зато из самого черкасского городка бежали два местных татарина и угнали с собой 45 лошадей.

В Черкасском городке от этих событий духом не падали. Двое суток, проведенные в степи разведкой Филиппа Афанасьева, показали не только сильные, но и слабые стороны турок и татар. Все силы были собраны под Азовом. Татарские отряды если и выходили в излучину Дона, окончательно связи низовых и верхних городков все равно не прервали. Низовые казаки посылали Доном разведки вверх к Донцу, брали там языков, которые подтверждали, что все силы орды собраны под Азовом. А потом пришел в Черкасский городок «чепай» Абыз — сбили его татары в степи — и рассказал, что в верхних городках сидят казаки по-прежнему.

Из Черкасска в верхние донские городки была послана пресловутая «память» от имени Черкасского, Манычского и Бессергеневского городков, что от татар пока «докуки не было никакой», что подходили 200 татар к Среднему острову, но были отбиты. Зная службистость верховцев и приверженность их из-за происхождения к Москве, написали в «памяти» соответственно — если «верховые помнят Бога и хотят постоять за Дом Пречистые Богородицы и за Московских чудотворцев, и за государское многолетнее здоровье, и они б шли к нам в Черкасский, и прося у Бога милости и у Пречистой его матери, станем промышлять, заодно в походы ходить». Указывался и объект совместных походов — «А крымские люди живут оплошно: лошадей гонят табунами» и на Миусе стоят оплошно же, коней гоняют табунами человек по 5–10.