— Так они стояли в Сэрмэннине, — сказал Сабан, всё ещё глядя на камни.

— Ты разочарован? — спросила Орэнна.

— Имеет значение не моё разочарование, — сказал Сабан, — а то, что думает Слаол.

Теперь он смотрел за храм, на южные могильные курганы, густо усеивающие склон холма. Меловые склоны новых курганов белели на солнце, и он предположил, что один из свежих курганов принадлежит его отцу.

— А где Камабан сейчас? — спросил он Галета.

— Мы не видели его всё лето, — ответил старик.

— Он хотел, чтобы я здесь закончил храм, — сказал Сабан.

— Нет! — с жаром настаивал Галет. — Ты должен уходить, Сабан. Забирай свою жену и уходи! — он повернулся к Орэнне. — Не позволяй ему удерживать тебя здесь. Я умоляю тебя.

Орэнна улыбнулась.

— Нам неоходимо быть здесь. Эрэк, — она поправила себя, — Слаол желает, чтобы мы оставались здесь.

— Камабан настаивал, чтобы мы пришли сюда, — добавил Сабан.

— Но Камабана нет, — сказал Галет. — Его не было здесь уже четыре луны. Вы должны последовать за ним.

— Куда? — поинтересовался Сабан. Он повёл Орэнну вдоль окраины храма, следуя по невысокой насыпи, располагающейся с внешней стороны рва, пока не дошёл до места, где он сидел на траве вместе с Дирэввин в такой далёкий день после его испытаний. Она сделала венок из маргариток, вспомнил он, и внезапно его охватило уныние оттого, что пять лет труда были потрачены впустую. Храм был перемещён, но Слаола никогда не привлекут эти маленькие камни. Большинство из них были не выше ребёнка! Предполагалось, что храм призовёт бога на землю, но этот маленький рисунок из камней промелькнёт под взглядом Слаола как муравей под оком ястреба. «Не удивительно, — подумал Сабан, — что Камабан ушёл, потому что весь их труд был бесполезным».

— Может быть, нам надо возвращаться домой, — сказал он Орэнне.

— Но Камабан настаивал … — начала она.

— Камабан пропал! — резко сказал Сабан. — Он исчез, а нам нет необходимости оставаться, если его нет. Мы идём домой в Сэрмэннин.

Музыка Сэрмэннина стала его музыкой, предания его племени стали его преданиями, язык племени стал его языком, и он не чувствовал родства с этим запуганным местом с его жалким храмом. Он повернулся и пошёл туда, где стоял Керевал рядом с камнем солнца.

— С твоего позволения, — сказал Сабан вождю, — я вернусь домой с вами.

— Я огорчился бы, если бы ты этого не сделал, — улыбаясь, сказал Керевал. Вождь уже был седым, и сутулым, но он всё-таки дожил, чтобы увидеть, как его договор будет выполнен, и поэтому он был счастлив.

Скатэл вмешался.

— Но мы не вернёмся, пока золото и другие сокровища не будут возвращены.

— Мой брат знает это, — сказал Сабан, и в этот момент тревожный крик заставил его повернуться, и он увидел, что шесть всадников появились среди курганов на юге. Все держали в руках копья, а на плечах короткие луки Чужаков, и все шестеро воинов были теми, кто очень давно, пришли в Рэтэррин, чтобы помочь Ленгару захватить место вождя. Их предводителем был Ваккал, чьё лицо было пепельно-серым от шрамов Сэрмэннина, но руки его теперь похвалялись голубыми татуировками Рэтэррина. Это был высокий человек с грубым лицом и короткой чёрной бородой с белой полосой, как у барсука. Он был одет в кожаный плащ, обшитый бронзовыми полосами, на поясе у него висел бронзовый меч, а в волосы у него были вплетены лисьи хвосты. Он спешился, когда приблизился к Керевалу, и упал на колени в знак покорности.

— Ленгар посылает тебе приветствие, — сказал Ваккал вождю.

— Он идёт следом? — спросил Керевал.

— Он прибудет завтра, — сказал Ваккал. Он встал и отошёл в сторону, когда другие пять Чужаков подошли поприветствовать своего вождя. Сабан увидел, как люди Рэтэррина освободили дорогу для них, как они стремительно разбежались в стороны, как будто это было несчастьем, оказаться очень близко к копьеносцу. Ваккал пристально смотрел на Орэнну, которая почувствовала себя неуютно под его взглядом. Она подошла и встала рядом с Сабаном.

— Я не знаю тебя, — окликнул Ваккал Сабана.

— Мы встречались однажды, — сказал Сабан, — когда ты впервые появился в Рэтэррине.

Ваккал улыбнулся, однако в глазах его не было радости.

— Ты Сабан, — сказал он. — Убийца Джегара.

— И мой друг! — громко прокричал Керевал.

— Мы все друзья, — сказал Ваккал, всё ещё глядя на Сабана.

— Наше золото у Ленгара? — спросил Скатэл.

— Да, — ответил Ваккал, наконец отведя взгляд от Сабана. — Золото у него, а до его прихода он просит только об одном, чтобы ты и твои люди были почётными гостями, — он повернулся и показал по направлению к Рэтэррину. — Он передаёт, что вас приветствуют в его доме, и что для вас будет устроен пир.

— А мы обязательно получим золото? — нетерпеливо спросил Керевал.

— Полностью, — пообещал Ваккал с искренней улыбкой, — полностью.

Керевал упал на колени в знак благодарности. Он послал храм и был верен своему богу, и теперь сокровища будут возвращены его племени.

— Завтра, — счастливо сказал он, — завтра мы заберём наше золото и сможем вернуться домой.

«Домой, — подумал Сабан, — домой. Завтра. Всё закончится», — и он сможет вернуться домой.

Рэтэррин разросся. Хижин стало в два раза больше, чем тогда, когда Сабан покинул его, их действительно было так много, что они занимали больше половины пространства внутри заградительного вала, а почти целое новое селение было построено снаружи на высоком холме рядом с деревянным храмом Слаола. Ещё более удивительное изменение было в том, что вместо храма Лаханны теперь была большая круглая хижина с соломенной крышей.

— Это был храм, — сказал Галет Сабану, — только теперь это дом Ленгара.

— Его дом? — Сабан был потрясён. Казалось ужасным, превратить храм в жилище.

— Дирэввин поклоняется Лаханне в Каталло, — объяснил Галет, — поэтому Ленгар решил оскорбить богиню. Он снёс большинство столбов, сделал из них крышу, и теперь он пирует здесь.

Галет провёл Сабана через очень высокий вход в изобилующую закутками внутреннюю часть, которая была намного выше и шире, чем большой зал Керевала в Сэрмэннине. Дюжину столбов храма оставили, только теперь они поддерживали соломенную крышу, заострённую к отверстию вверху, куда выходил дым, однако оно было почти невидимым, потому что балки крыши были увешаны множеством копий и закопчённых черепов.

— Копья и головы его врагов, — сказал Галет Сабану приглушенным голосом. — Мне не нравится это место.

Сабан возненавидел его, а Лаханна, подумал он, обязательно отомстит за осквернение своего святилища. Зал был таким большим, что все люди Керевала, более ста человек, смогли спать на его устланном камышом и папоротником полу, и все пировали этой ночью, угощаясь свининой, форелью, щукой, хлебом, щавелем, грибами, грушами и ежевикой. Сабан и Орэнна ужинали в хижине Галет, где они слушали рассказы о правлении Ленгара. Они слушали истории о бесконечных набегах, казни чужеземцев, обогащении воинов, захвате в рабство множества людей из соседних племён, только, сказал Галет, Каталло не поддавалось.

— Все, кто ненавидит Рэтэррин, — сказал он, — становятся друзьями Каталло.

Таким образом, Каталло и Рэтэррин всё ещё воевали, хотя Рэтэррин совершал набеги вглубь его территории. Ни один мальчик в Рэтэррине не мог стать взрослым, пока не вернётся оттуда с головой, которую добавят к остальным в большом жилище Ленгара.

— Недостаточно просто выжить в лесу в эти дни, — сказал Галет, — мальчик также должен доказать свою смелость в сражении, а если о нём подумают, что он трус, он целый год должен будет провести в женской одежде. Он должен будет мочиться как женщина, и носить воду с рабами. Даже собственные матери презирают их! — он покачал головой и горестно вздохнул.

— А Ленгар строит храм? — спросила Орэнна, озадаченная тем, что человек, который так любит войну, построит храм, который должен принести времена мира и счастья.