Теперь они должны были как-то убедить Скатэла позволить им забрать его, и затем перевезти его в Рэтэррин.
Густой туман, окутывающий Храм Теней, оставил после себя тихие тёплые солнечные дни. Старые люди восхищались этим ранним летом, говоря, что не припомнят ничего подобного, а Керевал тем временем объявил, что хорошая погода, это знак одобрения богом своей новой невесты. Некоторые из рыбаков из просолённых хижин возле реки, приносящие подношения богу погоды Мэлкину, предрекали сильнейшие шторма, но день за днём их пессимизм таял. Любимая колдунья Керевала, слепая женщина, выдающая свои пророчества во время приступов страшных судорог, тоже предсказывала шторма, но небеса оставались упорно чистыми и безветренными.
Грозные воины Керевала совершали свои летние походы в соседние территории, возвращаясь обратно с рабами и товарами; торговцы, привозили золото из страны, лежащей за западным морем; подрастающий урожай зеленел на полях. Всё было хорошо в Сэрмэннине, или должно было бы быть, за исключением того, что когда Камабан и Сабан вернулись в селение Керевала, они обнаружили людей помрачневшими.
Причиной было возвращение Скатэла. Главный жрец кипел гневом и настраивал всех против соглашения Керевала с Рэтэррином, объявляя, что Ленгар никогда не вернёт сокровища, если его не заставить. За то время, когда Камабан и Сабан путешествовали с Орэнной, главный жрец выкопал огромную яму перед хижиной Керевала и накрыл её сверху решёткой из толстых веток, чтобы эта яма могла служить местом заточения для Сабана. Там Скатэл смог бы истязать Сабана, уверенный, что каждое увечье магически перенесётся на Ленгара. Но надежды Скатэла были сорваны Керевалом, отказавшимся дать своё разрешение на это. Керевал упорно настаивал, что Ленгар вернёт сокровища, и постоянно указывал на сияющее небо и спрашивал, какое лучшее предзнаменование может пожелать племя.
— Бог уже любит свою невесту, — объявил Керевал, — а когда она отправится к нему, он вознаградит нас. Нет нужды использовать магию братьев.
Тем не менее, Скатэл постоянно твердил, что нужно выдавить Сабану глаза и отрубить руки. Он обходил хижины в селении и посещал небольшие хозяйства, расположенные в полудне пути, и произносил речи перед людьми Сэрмэннина, и они прислушивались к нему.
— Рэтэррин никогда не получит от нас храм! — убеждал Скатэл. — Никогда! Храмы наши, они построены нашими предками, сделаны из наших камней! Если Рэтэррину нужен храм, пусть навалят кучу навоза и поклоняются ей!
— Если бы твой брат прислал нам хоть часть золота, это помогло бы, — с сожалением сказал Керевал Камабану, но тот покачал головой и сказал, что это никогда не было частью договора. Золото вернётся, сказал он, когда будет доставлен храм, однако он из осторожности не говорил, что хочет именно личный храм Скатэла, так как обстановка в племени становилась всё более накалённой.
— Люди успокоятся, когда увидят невесту солнца во всём великолепии, — уверял Сабана обеспокоенный вождь.
День за днём Сабан посещал храм невесты солнца, и следил за тенью высокого удалённого камня. Он боялся этой тени, потому что она подбиралась всё ближе к центральному камню, а когда тень коснётся камня, Орэнна отправится в огонь. Сама Орэнна избегала храма, как будто не обращая внимания на тень, она могла удлинить свою жизнь. Вместо этого, в те дни, когда она ожидала своего бракосочетания, её влекло к Хэрэггу.
— Когда ты отправишься к своему мужу, — говорил он ей, — ты должна убедить его отказаться от напрасных жертв. Он должен отказаться от новобрачных!
Но Хэрэгг так же не мог убедить людей отказаться от ежегодных жертвоприношений, как Керевал не мог убедить их в том, что Ленгар сдержит своё обещание, и Орэнна должна будет умереть. Дни становились всё длиннее, и она всё больше времени проводила с Хэрэггом и Сабаном, а Хэрэгг оставлял их вдвоём, так как он понимал, что Орэнне нравится высокий темноволосый юноша, пришедший из центральных земель с отрубленным пальцем и с одной голубой татуировкой на груди. Другие молодые люди хвастались своими шрамами убийств, но вместо этого Сабан рассказывал Орэнне истории. Сначала он рассказывал ей те же предания, которые рассказывала ему его мать, например рассказ о Дикэле, брате Гарланны, который пытался украсть первый урожай земли, и как Гарланна в наказание превратила его в белку. Орэнне нравились эти истории, и ей всегда хотелось слушать ещё.
Они никогда не бывали наедине, так как невесту солнца всегда охраняли. Она никуда не могла пойти, кроме своей хижины, не будучи преследуемой по пятам четырьмя своими копьеносцами. И Сабан стал своим для её охранников и даже подружился с одним из них. Льюэдд был сыном рыбака, и унаследовал коренастое телосложение своего отца. Его грудь была широкой, а руки очень сильны.
— С того времени, как я научился ходить, — рассказывал он Сабану, — мой отец заставлял меня вытягивать сети. Тянуть сети и грести! Это делает мужчину сильным.
Именно Льюэдд разработал путь доставки камней храма в Рэтэррин.
— Вам надо использовать лодки, — сказал он. Льюэдд был на три года старше Сабана, и уже участвовал в двух дальних походах за рабами на восток. — Почти все путешествия в Рэтэррин можно совершить по воде.
— Рэтэррин далеко от моря, — заметил Сабан.
— Не по морю, а по реке! — сказал Льюэдд. — Ты двинешься по морю к реке, которая вынесет нас на окраину Друинны, и там нужно будет перенести лодки и камни к рекам Рэтэррина. Это можно сделать.
Лодки в Сэрмэннине, так же как речные судёнышки Рэтэррина, были сделаны из стволов старых больших деревьев. В Сэрмэннине было мало лесов, и жрецы помечали определённые деревья, оберегали их, пока они не вырастут достаточно большими для строителей лодок, а когда ствол становился высоким, дерево срубалось и выдалбливалось. Однажды Льюэдд взял Сабана с собой в море, но Сабан закрыл голову руками, когда огромные волны зашипели на него, и Льюэдд смеясь, развернул лодку и направил её обратно в спокойные воды реки.
Орэнна любила переплывать реку в одной из выдолбленных лодок. Она и её копьеносцы уходили в лес на восточном берегу, и она неизменно разыскивала большой серо-зелёный валун, испещрённый блестящими искорками и маленькими розоватыми пятнышками. Орэнна сидела на камне и смотрела на протекающую мимо реку. Когда Сабан присоединялся к ней, она просила рассказать истории, и однажды он рассказал ей о том, как Эррин, бог его долины, преследовал Мэй, богиню реки. Как она пыталась помешать ему, превратив обширные участки земли в болото, и как Эррин повалил деревья, чтобы сделать тропинку через топь, и таким образом загнал её в тупик к роднику, где она вытекала из земли. Мэй пригрозила превратить его в камень, но Эррин секретно пошептался с Лаккой, богом воздуха, и Лакка наслал такой туман, что Мэй не могла увидеть Эррина, который соединился с ней и сделал своей женой. С тех пор, говорил Сабан, туман поднимается над рекой Мэй холодным утром, напоминая Эррину, что он нашёл своё счастье с помощью хитрости.
— Люди часто хитрят, — заметила Орэнна.
— Боги тоже, — сказал Сабан.
— Нет, — настаивала она. — Боги непорочны.
Сабан не спорил с ней, потому что она была богиня, а он простой человек.
Иногда во время рассказов Сабан занимался делом. Он нашёл в лесу тисовое дерево, срезал ветку, стесал кору и большую часть внутренней древесины, и сделал большой длинный лук, взамен того, который Камабан швырнул в море. Он сделал наконечники лука из заострённого рога, смазал древесину говяжьим жиром, а Льюэдд раздобыл для него сухожилия для тетивы. Орэнна срезала прядь своих золотистых волос, и когда он вплёл их в сухожилия, и тетива заблестела как луч солнца.
— В твоём луке волосы богини, — смеясь, сказала Орэнна. — Он никогда не промахнётся!
В тот день, когда он впервые натянул лук, он выпустил стрелу прямо через реку далеко в лес. Орэнне захотелось попробовать оружие, но ей не хватило силы даже наполовину оттянуть тетиву. Льюэдд смог натянуть полностью, но он привык к короткому луку Чужаков, и его стрела, неуклюже завертелась и плюхнулась в реку.
