— Нет, — крикнул в ответ Сабан.

— Начинаешь лениться, став мужчиной? — добродушно спросил Галет, затем махнул рукой и последовал за главным жрецом.

— Ты не хочешь охотиться? — спросила Дирэввин Сабана.

— Я теперь взрослый, — сказал он. — Я могу иметь свою собственную хижину, содержать стадо и рабов, и я могу увести женщину в лес.

— Женщину? — спросила Дирэввин.

— Тебя, — сказал он. Он встал, поднял своё копье и протянул руку.

Дирэввин внимательно посмотрела на него.

— Что происходило прошлой ночью в храме Слаола?

— Было семнадцать мужчин, — сказал Сабан, — и четырнадцать девушек. Я спал.

— Почему?

— Я ждал тебя, — сказал он, и его сердце затрепетало, так как казалось, что происходящее сейчас, намного рискованней, чем ночёвка в тёмных лесах среди Чужаков и врагов-изгоев. Он притронулся к ожерелью из морских раковин, что она дала ему. — Я ждал тебя, — повторил он.

Она встала. В этот момент Сабан подумал, что она развернётся и уйдёт, но она улыбнулась и взяла его за руку.

— Я никогда не была в лесу, — сказала она.

— Значит, время пойти, — сказал Сабан, и повёл её на восток. Он стал мужчиной.

Сабан и Дирэввин направились на восток через реку Мэй, затем пошли на север мимо селения, пока не достигли места, где долина была крутой и узкой, а густые деревья образовывали высокую арку над бегущей водой. Солнечный свет проблёскивал сквозь листву. Крик коростелей растаял над пшеничными полями, и теперь они могли слышать только журчание реки, шёпот ветра, скрип беличьих лапок и резкое хлопанье крыльев голубя, летящего высоко в листве. Среди мяты на берегу реки алели орхидеи, а лёгкая дымка белых колокольчиков виднелась в тени под деревьями. Зимородки летали над рекой, а окрашенные в красную крапинку детёныши шотландской куропатки плескались среди камышей.

Сабан повёл Дирэввин на остров на реке, место, где ива и ясень густо росли на берегу среди высокой травы. Они вброд перешли к острову, затем расположились на покрытой мхом земле, и Дирэввин смотрела на пузырьки воздуха, пробивающиеся сквозь затенённую листьями воду, где выдры охотились за рыбой. Лань подошла к противоположному берегу, но ускакала, не успев напиться, потому что Дирэввин слишком громко воскликнула от восхищения. Потом Дирэввин захотелось половить рыбу, и она взяла новое копьё Сабана и встала на мелководье. И каждый раз, когда она бросала клинок в форель или хариуса, она промахивалась.

— Целься ниже, — сказал ей Сабан.

— Ниже?

— Видишь, как копьё преломляется в воде?

— Это только кажется, — сказала она, затем сделала резкий выпад, снова промахнулась и рассмеялась. Копьё было тяжёлым, и она устала, поэтому она бросила его на берег и просто стояла, позволяя реке струиться мимо её загорелых коленей.

— Ты хочешь быть здесь вождём? — спросила она через некоторое время.

— Я думаю, да, — кивнул он.

— Почему? — она повернулась и посмотрела на него.

У Сабана не было ответа. Он свыкся с этой мыслью, и всё. Его отец был вождём, и хотя это не означало, что один из сыновей Хенгалла обязательно должен стать следующим вождём, племя в первую очередь смотрело на них, а Сабан был теперь единственным кандидатом.

— Я думаю, что хочу быть похожим на своего отца, — осторожно сказал он. — Он хороший вождь.

— Что означает быть хорошим вождём?

— Твоё племя выживает зимой, — сказал Сабан, — ты расчищаешь лесные участки, честно разрешаешь споры и защищаешь племя от врагов.

— От Каталло?

— Только если они будут угрожать нам.

— Они не будут. Я гарантирую это.

— Гарантируешь?

— Китал любит меня, и один из его сыновей будет следующим вождём, и все они мои двоюродные братья, и все они любят меня, — она хитро посмотрела на него, как будто он нашёл бы в этом что-то удивительное. — Я буду настаивать, чтобы мы были друзьями, — горячо сказала она. — Это глупо быть врагами. Если мужчины хотят воевать, почему бы им не пойти и не отыскать Чужаков. — Ты умеешь плавать? — она неожиданно плеснула на него водой.

— Да.

— Научи меня.

— Просто бросайся в воду.

— И я утону, — сказала она. — Два человека в Каталло однажды утонули, мы не могли найти их несколько дней, и все они были раздуты, — она притворилась, что теряет равновесие. — И я буду как они, вся раздутая и обкусанная рыбами, и это будет твоя вина, потому что ты не научил меня плавать.

Сабан засмеялся, затем встал и скинул свой новый плащ из волчьей шкуры. Несколько дней назад он постоянно ходил раздетым летом, но теперь он почувствовал смущение без плаща. Он быстро вбежал в воду, которая была восхитительно холодной после жары под деревьями, и поплыл прочь от Дирэввин, направляясь к глубокому омуту, где река кружилась тёмными водоворотами. Всплёскивая руками, чтобы удержать голову над водой, когда он достиг центра омута, он повернулся позвать Дирэввин в воду, но обнаружил, что она уже здесь, очень близко позади него. Она засмеялась над его удивлением.

— Я научилась плавать очень давно, — сказала она, затем глубоко вдохнула, нырнула вниз головой и забила обнажёнными ногами в воздухе, так что смогла поднырнуть под Сабаном. Она тоже была обнажена.

Сабан поплыл обратно к острову, где он лёг животом на траву. Он смотрел, как Дирэввин ныряет и плавает, и продолжал смотреть на неё, когда она приблизилась к берегу реки и начала медленно выходить из воды, её длинные черные волосы облепили тело, с них стекала вода. Сабану она показалась самой богиней реки Мэй, выходящей из реки, так она была восхитительно красива. А затем она опустилась на колени рядом с ним, и кожа у него на спине задрожала, когда её волосы коснулись ожогов на его лопатках. Он лежал неподвижно, не осмеливаясь пошевелиться, чтобы не спугнуть её. Он говорил он себе, что именно для этого просил её пойти в лес, и хотя теперь всё зависело от него, он сильно волновался. Дирэввин, должно быть поняла, о чём он думает, так как она дотронулась до его плеча, переворачивая его, и затем опустилась ему на грудь.

— Ты ел глину, Сабан, — зашептала она, её мокрые волосы холодили ему спину, — поэтому заклятье черепа не коснётся тебя.

— Ты знаешь это?

— Я обещаю это, — прошептала она, и он задрожал, потому что ему показалось, что сама богиня Мэй наяву вышла во всём своём великолепии из воды. Он держал её близко, очень близко, и как глупец думал, что его счастье будет длиться вечно.

Во второй половине дня, когда Сабан и Дирэввин ожидали, когда будет садиться солнце и в сумерках они смогут тайно пробраться домой, они услышали пение в районе холма над западным берегом реки. Они оделись, перешли вброд протоку реки, и взобрались по направлению к звукам, которые становились громче с каждым их шагом. Эти двое двигались медленно и осторожно, но им можно было не беспокоиться о том, что их увидят, так как поющие были слишком увлечены своим делом, чтобы разглядеть двух влюблённых в зарослях.

Поющими были женщины из Каталло, и они выстроились с двух сторон от семидесяти обливающихся потом мужчин, которые тянули длинные верёвки из переплетённой кожи. Они были прикреплены к большим дубовым салазкам, на которых был установлен первый из восьми камней для Рэтэррина. Это был один из самых маленьких камней, его вес был таким, что мужчины напрягались и кряхтели, двигая громоздкие салазки по неровной лесной дороге. Некоторые мужчины шли впереди, чтобы выровнять путь, обрубая корни и сбивая ногами травяные кочки. Но через некоторое время мужчины, тянущие верёвки, были слишком измождены, чтобы продолжать движение. Они шли весь день, они даже проволокли огромные салазки через холмистый юг Мэдэна, и теперь так устали, что оставили салазки посреди леса и пошли на юг к Рэтэррину, где они ожидали, что их накормят. Дирэввин схватила Сабана за руку.