Оттуда же, из Сипельниково, прибыли в Екатеринослав бывалые бойцы Московского отряда, усиленного броневиком. Тотчас отбив у гайдамаков еще и тот броневик, с которого все началось, они подтянули обе боевые машины к зданию почты и заняли своими стрелковыми цепями все прилегающие улицы. К вечеру 28 декабря почта, ставшая гайдамацким штабом, была надежно блокирована. Теперь расстановка сил переменилась — господам следовало бы поубавить спеси.

Но большевики не желали кровопролития. И в тот же вечзр в здании Совета приступила к работе мирная конференция. Здесь собрались представители революционных воинских частей, рабочих дружин и Совета. Они предложили засевшему на почте противнику капитулировать на следующих условиях:

«1. В течение получаса гайдамакам и прочим вооруженным лицам, находящимся на почте, приступить к сдаче оружия.

2. Всех офицеров и всех посторонних на почте вооруженных чиновников арестовать до решения их дела пленарным заседанием Совета.

3. Охрана почты принадлежит караулу из равного количества красногвардейцев и сердюков,[2] причем количество караульных определяется военно-революциоинным штабом.

4. Все оружие, находящееся на почте, сдать в распоряжение военно-революционного штаба.

5. Солдаты-гайдамаки до выяснения вопроса должны жить в казармах сердюцкого полка».

Тем временем в рядах войск Центральной рады началась сумятица.

Первыми, как обычно, дезертировали и расползлись тараканами по темным щелям всякие уголовные элементы, извечно примыкающие к той либо иной из противоборствующих сторон, чтобы половить рыбку в мутной водице, поживиться при любой возможности и любыми средствами. Пока суд да дело, они приступили к обычным своим подвигам — принялись терроризировать и грабить безоружных мирных жителей. Красногвардейцам, однако, удалось выловить немало этой нечисти.

Многие в панике покидали здание почты, переодевшись кто во что горазд, даже в женское платье.

Рядовые гайдамаки, так называемые вольные казаки и введенные в заблуждение солдаты некоторых частей, также заколебались.

— Що ж цэ таке, хлопци? Невже своих же братив быты?

— Отож! Паны бьються, а у хлопцив чубы трищать…

Условия капитуляции были приняты. Гайдамацкий курень сдал все оружие — от пушек и пулеметов до винтовок и револьверов. Правда, чтобы ускорить такое разумное решение и помочь колеблющимся, пришлось все же послать парочку снарядов…

К Новому году все было кончено. Более двух десятков убитых, множество раненых — такова оказалась цена…

Скорбная песня звучит над центральным проспектом Екатеринослава. Идут по проспекту поющие — в светлых шинелях, в темных пальто. Над головами — три дубовых гроба, чуть покачиваются. В гробах — павшие бойцы Московского отряда: Шибанков, Смылига, Хомыненко.

Иосиф узнал, что у одного из них два брата погибли во время революционных боев в Москве. И еще один, четвертый, из всей семьи оставшийся в живых, шел теперь за гробом, со слезами на окаменевшем лице.

Иосиф не может больше петь, он стискивает зубв сдвигает брози, справляется. В горе — становиться сильнее. Иначе нельзя.

Процессия задерживается у здания Совета. Давно здесь гремели выстрелы? Теперь — звучат голоса ораторов.

— Наши братья москвичи, — доносится суровый, звучный голос председателя Совета Эммануила Квиринга, — принесли себя в жертву, чтобы всем нам проложить путь к светлому будущему…

— Мы заверяем товарищей москвичей! — надсадно, глотая слезы, выкрикивает представитель Брянского завода Аверин. — Знамя социализма будет водружено! Как бы ни свирепствовало черное воронье на Дону и Украине! Давайте же все, здесь, над телами погибших товарищей торжественно поклянемся! Никогда, что бы ни случилось, не выпускать из рук алое знамя социализма!

«Не выпустим!» — мысленно откликается Иосиф. Произнеси он сейчас это вслух — прозвучало бы уверенно и грозно. Только вместе с самой жизнью смогут вырвать у него это святое знамя — пускай попробуют!

И оружия тоже выпускать из рук нельзя. Пока не наступит тот светлый день, во имя которого отданы молодые жизни товарищей. И не давать воли слезам. В горе — становиться сильнее!

И не мириться с врагами никогда — сражаться с ними без устали, пока не останется от них одно лишь поучительное воспоминание… «Это есть наш последний и решительный бо-ой…»

«Революция, — обращается к горожанам президиум Екатеринославского Совета, — побеждая по всей России, побеждает и в Екатеринославе…

Екатеринославский Совет, стоя на страже интересов революции, обращается к товарищам и гражданам с призывом и с приказом немедленно вернуться к мирным занятиям, нарушенным контрреволюционным мятежом.

Все магазины немедленно должны быть открыты, все учреждения немедленно должны приступить к работе, всякое промедление грозит полным разрушением хозяйственной жизни.

Совет, охраняющий революционный порядок, не допустит никаких эксцессов и погромов…

Победа за революцией!»

Иосиф разворачивает свежий номер газеты «Звезда», читает редакционную статью, дважды перечитывает то, что особенно созвучно его мыслям: «Екатеринославскал битва и победа — лишь частица общей борьбы».

Почему-то принято считать, что после победы — отдых. После победы — непочатый край дел, забот, сложнейших задач. Поэтому:

«Военно-революциониын штаб предлагает всем красногвардейцам, не имеющим специальных назначений, немедленно приступить к обычным работам».

Поэтому Екатеринославский Совет призывает:

Так завершился в Екатеринославе первый год Великой Революции и начинался ее год второй для члена городского комитета партии большевиков, члена Президиума и секретаря Екатеринославского Совета рабочих и солдатских депутатов Иосифа Михайловича Варейкиса.

Позади — неповторимый год семнадцатый. Впереди — новый год и новый этап борьбы. Новый этап самой жизни. Ибо что такое жизнь без борьбы?

При всей живости своего воображения Иосиф Михайлович даже представить себе не может, как это так — жить и не бороться, ни с кем и ни с чем. Возможно ли такое? Нет, невозможно.

Как бы то ни было, и в наступившем году надо продолжать борьбу, с первых же дней, не медля. Только не в Подольске и не в Екатеринославе, а в Харькове — теперь партия направила его сюда секретарем обкома. Работы хоть отбавляй, нелегкой, непростой. И в редколлегии газеты «Донецкий пролетарий». Но страшился ли он работы, чурался ли ее?

Судя по рассказам местных товарищей, путь ими за последние месяцы был пройден нелегкий. Иосиф Михайлович считал себя обязанным настолько представить себе этот пройденный другими путь, чтобы хоть мысленно ощутить и себя участником недавних событий.

Он представил себе, как напряжена была здесь обстановка.

…На Дон — под знамена атамана Каледина — спешили остатки разгромленных офицерских соединений, ударные батальоны корниловцев. Их путь лежал через Левобережную Украину, через Харьков.

В окрестностях города разбойничали гайдамаки Центральной рады, — этих Иосиф Михайлович хорошо узнал в Екатеринославе и теперь вполне представлял себе, с чем эту публику едят, как говорится.

В Харьковском гарнизоне было немало частей, на которые никак нельзя было полагаться в борьбе за власть Советов. Так, в Украинском автоброневом дивизионе хозяйничали эсеры, а сводный 28-й Украинский пехотный полк состоял в основном из гайдамаков-петлюровцев. Большевики же могли рассчитывать на 232-й и 1-й саперный полки. Еще летом прибыл сюда из Тулы 30-й пехотный запасный полк, где во главе полкового комитета стоял большевик Руднев — молодой прапорщик, впоследствии взявший на себя военное руководство и красногвардейскими отрядами.