— Необстрелянные, — вздохнул Еремеев и молча направился к сараям. Михаил Артемьевич не слышал, что он там говорил своим разлюбезным братьям по классу, только увидел, как побежали обратно к покинутым цепям фигурки в перепоясанных цивильных пальтишках. «А что? — подумал он. — Из них еще отличных солдат воспитать можно. Уж если нашу деревню серую, забитую обучили воевать, то этих, городских, бойких…»

Тут главком увидел, что противник выкатил две батареи к самому склону. Ну, наглецы! Одна из батарей тотчас шарахнула по приближавшейся роте прямой нлводкой — солдаты повернули вспять, побежали. Одни лишь пулеметчики не растерялись, залегли и открыли ответный огонь.

— А вот это уже по вашей части, Михаил Артемьевич, — ехидно заметил возвратившийся перед тем Еремеев и повел своей трубкой в сторону драпавших солдат.

Муравьев побагровел. Выдернув из кобуры наган, он помчался наперерез бегущим. Полы шинели развевались, главком скакал по бездорожью, как борзая, длинными энергичными бросками. Сейчас ему удобнее было бы в кожаной куртке, но только позавчера сменил ее на более теплую и более привычную шинель.

— Ротного ко мне! — орал он, размахивая револьвером. — Господа офицеры, мать вошу растуды и разэгак!!!

Офицеры, отбегавшие вслед за солдатами, смутились и спешно начали кое-как собирать рассыпавшуюся роту, с грехом пополам выстраивать. Перед главкомом, держа у козырька дрожащие пальцы, вытянулся ротный в чине штабс-капитана, в новеньком обмундировании, с побелевшим холеным лицом.

— И это… это русские офицеры?! — Муравьев задыхался от бега и ярости. — Под трибунал!.. Расстреляю перед фронтом, так вас и равзтак!! Разжалую всех к такой-то матери и назначу унтеров… Ко всем чертям на рога, к дьяволу!

Рота, собранная наконец и выстроенная, не шевелилась и молчала. Муравьев перевел дыхание, спрятал наган в кобуру, бешено взглянул на солдат — на одного, другого, третьего… И снова — к офицерам, уже несколько потише, но так, чтобы слышно было всем:

— С такими великолепными солдатами, с такими орлами и не сумели расстрелять батарею? — Тут он сорвался и снова перешел в крик. — Ну, что вы стоите столбом, штабс-капитан? Там бой идет, а он здесь торчит, как болван тьмутараканский!.. Приказываю, ведите роту! Колонной, так и растак! На сближение!.. Пальба повзводно, залпами!.. Чтобы этих батарей здесь и духу не было! Исполняйте! Ма-арш!!!

Несчастный штабс-капитан судорожно хватанул воздух, с безукоризненной четкостью повернулся на каблуках, бросив при этом руку от козырька к бедру, и начал в свою очередь выкрикивать команды. Рота двинулась, на ходу подтягиваясь и подравниваясь.

— Даю десять минут! — зычно крикнул вслед Муравьев. — Не прогоните огнем, прикажу идти в атаку и брать батарею штыками, на ура!

Проводив роту взглядом, он повернулся к подоспевшему Еремееву и, неожиданно подмигнув, сказал весело.

— Слыхали, как я их? После моего разноса им теперь никакая батарея не страшна. Ха-ха!.. Фендрики тыловые, Растуды их! Сидят по тылам, пьют, жрут да с мамзелями развлекаются… Ну, ничего, я их научу воевать. Еще с командира полка стружку сниму! Пошли-ка обратно в штаб, Константин Степанович. И в штабе надо быть, и здесь без нас не обходятся, хоть разорвись. А?

Еремеев не ответил, сосал погасшую трубку.

В штабе их встретил встревоженный Вальден: артиллерия и грузовики с боеприпасами застряли где-то в пути, когда прибудут — неясно, а время идет, и Краснов проявляет все большую активность.

Набившиеся в тесную комнату солдаты и матросы возбужденно шумели.

— Здесь штаб или бордель?! — вскипел Муравьев. — Всем посторонним очистить помещение! Расставить часовых! Без доклада никого не впускать!

Солдаты и матросы покидали штаб неохотно, ворчали:

— Опять офицерские замашки! Запрутся тут и втихаря наворотят делов. Начаальство!..

Работать, однако, теперь стало легче. Но по-прежнему не легче было из-за нехватки артиллерии.

— Надо либо получить артиллерию, — сказал Вальден, — либо… Либо атаковать, никуда не денешься. Атаковать обходом с левого фланга.

— Должны же, черт возьми, прийти орудия! — нервничал главком. — Из Петрограда-то они вышли, сам проверял. А на маневр… нет, не решаюсь. Вы же меня тогда отговорили от генерального наступления, а теперь момент утерян… Знать бы хоть, что у Краснова только две дивизии. А ежели больше, ежели резервы за это время подошли и нам сюрприз готовится? Что тогда? Ну, допустим, прикажу сделать маневр. Фронт в результате неизбежно раздвинется. И весь удар противника примет на себя центр, а там красногвардейцы. Видел я их! Одеты кто во что, обуты плохо, боеприпасы на себе таскают — подвоза-то нет. В душе все они герои, не сомневаюсь. Но что умеют? Ну, с пехотой еще кое-как подерутся, не умением — числом возьмут. А против кавалерии? Знаете, как действует атака конницы на пехоту, даже на бывалую? Я-то знаю, изведал в свое время… Нет, пролетариям казачью лаву не сдержать, прорыв фронта будет неминуем. А такое недопустимо, ни в коем случае!

Он походил, звеня шпорами, из угла в угол, вскинул запавшие глаза на комиссара:

— Константин Степанович, выручайте! Отправляйтесь навстречу артиллерии, разыщите ее, приведите. Вся моя надежда на вас.

Еремеев тут же отправился, и Муравьеву стало легче, он верил в этого комиссара. Не в комиссаров вообще, а именно в этого, своего.

Тем временем подкрался со стороны Гатчины бронепоезд и, сам недосягаемый, начал бить через гору из шестидюймовок. Едва ли не по штабу. И все настырнее проявляли себя полевые батареи Краснова. Санитарам и медсестрам сразу прибавилось хлопот. Матросы установили на своем фланге тяжелое морское орудие и лупили из него по вражеским тылам, но этого было явно недостаточно.

— Что делать, полковник? — обратился главком к Вальдену. — Ведь вы артиллерист.

— Взгляните-ка в окно, Михаил Артемьевич.

Со стороны Красного Села на дорогу вылетали упряжки — одна, другая, третья… Противник тоже заметил их и наспех обстрелял — несколько снарядов взметнули землю у самой дороги. Но упряжки шли на рысях, соблюдая достаточную дистанцию, — ни одна не пострадала.

В штаб ворвался запыхавшийся, взмокший Еремеев, в светлых глазах — победный блеск.

— Разрешите доложить? Батареи прибыли! Снаряды — в ящиках…

Муравьев порывисто обернулся к Вальдену:

— Готовы места для батарей, полковник? Давайте приказ!

— У меня все готово, — и безотказный Вальден проткнул главкому бумагу: — Можете подаисывать.

Вскоре прибывшие батареи подали голос.

— Вот это другой коленкор! — радовался Муравьев. — Теперь мне в штабе киснуть незачем, полковник Вальден здесь сам управится. В организации артогня он дока. Пойдемте-ка лучше на позиции, Константин Степанович.

— Поглядеть в натуре? — усмехнулся тот добродушно.

— Вот именно!

Не успели они подняться на все тот же пригорок, как подбежал офицер, козырнул, крикнул:

— Товарищ командующий! Казаки атакуют!

— А вы чего ждете? — набросился на него главком. — Вызывайте резервы и отражайте атаку!

— Не здесь, товарищ командующий! Вон там атакуют… Видите?

— Теперь вижу. За мной, комиссар! — И, не оглядываясь, главком побежал туда, откуда доносились лихой свиет и частые выстрелы. Еремеев не отставал…

Мчавшаяся на окопы казачья лава не выдержала встречного огня, повернула, пронеслась вдоль первых треншей и отхлынула. Лошади спотыкались и, взметнув копыта, грохались наземь. Вылетали из седел всадники, катились кубарем. Иные, тут же вскочив, во все лопатки улепетывали к ближайшему кустарнику. С обеих сторон неистовствовали пулеметы, били орудия.

— Что, не нравится наш ответ? — азартно орал Муравьев. — Ага, притихли! Не верьте им, они позицию мотают! Но давайте установиться, бейте! Не ослаблять огня! Еще батарею сюда!.. Правый фланг, впере-од! В ата-аку-у! Ур-ра-а!

— А-а-а-а!!! — отозвались на правом фланге цепи и перебежками двинулись вперед.

Тогда Краснов сосредоточил огонь по центру. Били его полевые батареи и шестидюймовки бронепоезда. Но теперь было чем отвечать. Огонь противника явно выдыхался, стал беспорядочнее, реже и, наконец, подавленный, прекратился.