В такой обстановке мы действовали нервозно, в спешке, стреляли неточно. Вот что значит не взять на себя всю ответственность в нужный момент, не принять без промедления, когда это требуется, самостоятельного решения.

Раздумывая так, взвешивая обстановку, в которую попала батарея на подступах к селу Бабенки, я решил не ждать особых указаний сверху, а действовать так, как диктовали складывавшиеся обстоятельства. Надо было узнать, какие силы противодействуют нам в деревне, нельзя ли покончить с ними. С группой разведчиков я решил осмотреть подходы к населенному пункту. Скрытно приблизились к деревне. В бинокль осмотрел улицу. Присутствия большого отряда гитлеровцев не обнаружил. Однако, чтобы получить более точные данные, послал в Бабенки надежного и искусного разведчика сержанта Ивана Дуракова. Сам направился к орудиям. Матросы и старшины возбуждены. Старшина 1-й статьи Туезов говорит:

— Фрицы, видимо, не знают, что мы лежим без укрытий, а то бы от батареи осталось одно воспоминание.

Пошел к командиру батальона капитану Тулупову. Он лежал в окопе под плащ-палаткой, покрытой толстым слоем снега. Голова обвязана бинтом. Я присел рядом на корточки, доложил о своих наблюдениях и предложил совместно атаковать Бабенки, выбить оттуда противника и укрыть там людей и пушки.

— Удастся ли это сделать без тщательной подготовки? — выразил сомнение Николай Лаврентьевич. — Да и в ротах большая убыль.

Но все же капитан разрешил мне ввести в дело два взвода, прикрывавшие батарею.

Пока я разговаривал с комбатом, гитлеровцы начали очередной обстрел. После огневого налета мне доложили, что лошади у третьего и четвертого орудий перебиты, в расчетах есть раненые.

Озадаченный, возвратился я к себе. Через два часа прибыли разведчики. Сержант Дураков проник в деревню и нанес на планшет расположение минометов, место штаба. Судя по всему, там были стрелковая рота, минометная батарея, около десятка мотоциклов с пулеметами, несколько автомашин. Солдаты размещались в домах на краю деревни, обращенном к нашим позициям. Скрытно проникнуть в деревню можно оврагом, который начинался справа от нас и выходил на середину улицы.

Взвесив все обстоятельства, я решил атаковать Бабенки. Свое решение сообщил политруку батареи Шаповалову. Человек смелый, но и в меру осторожный, он заметил, что дело это рискованное и предпринимать его вряд ли стоит. Здесь мы впервые за нашу боевую жизнь разошлись с политруком во мнениях. Я смотрел на карту, еще раз прикидывая возможные варианты атаки. Познакомил с ними Шаповалова, но тот молчал. Тогда я в сердцах спросил: „А что предлагаете вы?“ Но не успел высказать все, что хотел, как, улыбнувшись, политрук ответил: „То, что и ты“. В этих „вы“ и „ты“ была выражена вся динамика нашего обмена мнениями и осмысления обстановки. От разногласия мы пришли к согласию. Я подал руку Геннадию Шаповалову и предложил: „Давай действовать“. Собрали командиров, познакомили их с обстановкой, с принятым мною решением. Быстро разошлись по местам, чтобы подготовить к бою всех воинов, привести в готовность оружие.

В середине дня приказал командиру взвода лейтенанту Рудакову с двумя орудиями переменить позицию и открыть огонь по противоположному концу деревни, чтобы отвлечь внимание противника. А одному пехотному взводу вести сильный огонь из пулеметов и демонстрировать атаку в том же направлении.

Успех задуманного плана зависел от первой его части. Я верил в Рудакова. Это был настоящий артиллерийский командир, до тонкости знавший свое дело.

Вскоре началась пальба. Рудаков стрелял с невероятной скоростью: создавалось впечатление, что наступление на деревню идет при поддержке большого числа орудий. Минут через двадцать командир взвода управления лейтенант Янис доложил: гитлеровцы перетягивают свои силы и минометы с одного конца деревни на другой. Мы только и ждали этого.

Два расчета с орудиями, двуколка с зарядными ящиками и повозки с пехотой устремились вдоль оврага и так на бешеном галопе вкатили в Бабенки. Соскочив с передков и повозок, артиллеристы забросали гранатами большую избу с белыми наличниками, где помещался штаб, а потом еще несколько домов по обеим сторонам улицы.

Мой помощник лейтенант Белев, развернув орудия, открыл огонь по расположению минометной батареи фашистов. Вражеские минометчики ответного огня не открыли: они меняли позицию, и минометы собрать не успели. Наш взвод прикрытия атаковал противотанковые пушки и быстро овладел ими.

Потеряв штаб и боевую технику, остатки гарнизона пустились наутек. Мы перехватили все пути отхода и встретили гитлеровцев дружным огнем из автоматов, бросками гранат. Часа через два деревню очистили от немцев. Все командиры и бойцы были достойны похвалы за этот бой.

Захватив Бабенки, мы подтянули орудия и другие огневые средства и организовали круговую оборону. К вечеру в деревню вступили батальон капитана Тулупова и местный партизанский отряд. В домах, на улице и за околицей воины обнаружили около ста трупов солдат и офицеров противника. У нас потерь не имелось. Все командиры и бойцы радовались успеху, поздравляли друг друга с одержанной победой, пожимали руки. Мы же с политруком по случаю удачи крепко расцеловались.

После боя в деревню прибыли Безверхов и Треков. Начальник артиллерии чуть ли не по списку проверил наличие воинов в каждом орудийном расчете, решив точно узнать, все ли люди живы после дерзкой, как он выразился, вылазки. Убедившись в целости всех, Треков, подойдя ко мне ближе, сказал: „Больше, надеюсь, так рисковать не будете“. Эти слова, видимо, услышал комбриг. Он тут же с оттенком добродушной иронии в голосе спросил Трекова: „Александр Дмитриевич, на прямые наводки кого в дальнейшем думаете посылать?“ Треков медлил с ответом.

На другой день наша бригада пошла в атаку на Новоникольское. Батарея открыла огонь по врагу. Благодаря занятой ею выгодной позиции батальоны выбили фашистов из села и двинулись вперед, тесня противника к границе Калининской области».

Это — рассказ командира батареи Николая Бородина. Мне хочется несколько слов сказать о сегодняшнем дне тех мест, которые освобождали от врагов тихоокеанцы. Неузнаваемо преобразились они. Недавно я побывал в Бабенках и Новоникольском. Здесь богатый колхоз имени крейсера «Аврора». В Новоникольском у подножия памятника воинам-морякам я видел много цветов: авроровцы свято чтят память героев.

На пути наступления бригады оставалось последнее большое село на западе Московской области — Раменье. Здесь разместился многочисленный гарнизон фашистов, их артиллерия и танки. Немцы стремились любой ценой задержать наступление бригады и тем самым дать возможность своим войскам отойти по шоссе на станцию Шаховская и дальше — на Ржев.

Разведать расположение немецкой обороны и выбрать место для наблюдательного пункта в районе Раменья командир дивизиона капитан Мамаев поручил лейтенанту Мовчуну. На лошадях с двумя моряками тот выехал на задание. Добравшись до опушки леса, в километре от Раменья, они спешились. Одного разведчика Мовчун оставил в лесу с лошадьми, а с другим направился к небольшой высоте, где выбрал место для наблюдения. Но стоило им подняться на вершину, как из-за леса выскочили несколько фашистских автоматчиков и обстреляли разведчиков. Очередью из автомата Мовчун убил двух гитлеровцев. Но тут упал на землю и разведчик-моряк. Он был тяжело ранен. Мовчун взвалил его на себя и сбежал в лощинку, где решил принять бой. Когда автоматчики приблизились, лейтенант метнул в них гранату. Фашисты притихли. За это время к Мовчуну подполз разведчик, оставленный им в лесу. Услышав разрывы гранат, он поспешил на помощь своему командиру.

Дружным огнем из автоматов и гранатами разведчики отогнали гитлеровцев, добрались до оставленных в лесу лошадей и благополучно прибыли в дивизион.