Он мотнул головой, отгоняя ненужные мысли — зачем ему ее душа и то, что в ней происходит, он хочет насладиться ее телом, таким долгожеланным и восхитительным…

Но почему она ведет себя столь равнодушно? Разве она не ради него пришла так далеко и поджидала его здесь? Разве не она хотела любви? Так что же она?

Уррий вновь хотел посмотреть ей в лицо и вдруг заметил что пальцы его ушли на дюйм в ее тело, он перестал ощущать плотность только что упругих холмов плоти — теперь словно не полно налитые колышущиеся бурдюки с вином прижимались сейчас к его груди.

Пораженный, Уррий резким движением убрал руки с ее талии и сделал несколько шагов назад.

Черты ее лица расплылись неуловимо, тело начинало терять очертания, становясь полупрозрачным.

И на ней не было ее амулета с которым она не расставалась никогда, даже, как Уррий теперь знал, во время купания!

Уррий судорожно перекрестился и схватился за крестик на груди.

Это не Сарлуза! Это дьявольский морок, наваждение!

Молитва не подействовала на лже-Сарлузу: она не вспыхнула ярким пламенем, не заорала истошным воплем боли, но все быстрее тело ее расплывалось в зловещем молчании.

Теперь что-то совсем непонятное стояло перед опешившим Уррием!

— Сгинь, мерзкое наваждение! — заорал он, чтобы самого себя громким криком привести в чувство и оглянулся назад, туда, где с такой глупостью (разве ж он мог предполагать?) бросил меч. До него было шагов двадцать, рядом стоял конь и с равнодушным видом смотрел на хозяина.

Уррий вновь повернулся к потерявшему черты желанной девушки мороку, чтобы не пропустить внезапного нападения.

Но дьявольское видение исчезло, как ни бывало!

Уррий подошел к коню, подобрав по дороге рубаху и куртку, привел себя в порядок, надел перевязь.

Откуда здесь призраки, да еще осязаемые? Ведь призраки бесплотны, а Уррий ощущал кожей ее тело… Правда, запахов не было, он сейчас это отчетливо понял, и ни звука она не произнесла… Она вообще делала только то, что он предполагал, что она будет делать, вернее, чего бы он желал, чтобы она делала… но только до того момента, когда он понял что, сам не знает, что делать дальше, и как бы поступила в подобном случае настоящая живая женщина. И почему призрак принял образ именно Сарлузы?! — вот что не давало ему покоя. Хотя… он думал о ней все последние время, его тело изнывало от вожделения к ней… И тут совершенно другая мысль пришла в голову.

Фракс!

Если морок вышел из Красной Часовни, тогда, наверное, призраки есть и там. Ему может угрожать беда!

Уррий схватился за крестик и ту же вспомнил, что лже-Сарлуза прижималась к нему грудью и ничего с ней не сделалось…

Почему ничего? Может, крест святой и рассеял зловредное наваждение?

Так или иначе, Фраксу сейчас, возможно, угрожает опасность. Может, он ранен и лежит, нуждающийся в помощи… Неизвестно когда призраки напали на часовню, вполне вероятно, что и несколько дней назад…

Уррий выхватил из ножен меч и, сжимая левой рукой крестик, решительно направился к насыпи, ведущей к дверям высящейся пред ним Красной Часовни.

Словно дожидаясь момента, когда Сарлуза закончит колдовство и в огромной пещере наступит плотная тишина, тонко и мелодично звякнуло магическое зеркало.

Сарлуза повернула голову таким красивым движением, что Эмрис страстно ее захотел, хотя раньше подобного желания не испытывал. Где-то в глубине его души занозой засела неприятная мысль, что такая могучая волшебница тратит силы на обольщение Уррия, который сам не может к ней подступиться. И что она в нем нашла такого? Нет, он, конечно отличный парень, Эмрис любит его как брата всей душой, но почему Уррий, а не он, Эмрис? Впрочем, Эмрис тут же подавил в себе это недостойное рыцаря чувство, к тому же дальнейшее развитие событий на мгновение убило в нем вообще способность мыслить.

Из зеркала вылезла козлиная нога со свисающей спутанной длинной шерстью.

Эмрис непроизвольно осенил себя крестным знамением. Тут же спохватился, что дьявольское наваждение может исчезнуть от этого, а ведь Сарлуза колдовала над фигуркой Уррия! Все, что касается названного брата, Эмрис должен знать, чтобы постараться предотвратить беду, которая ему может угрожать. Ламорак и Триан рассудили так же, и хотя Ламорак едва слышно возносил молитвы Спасителю, оба не отрываясь смотрели внутрь пещеры колдуньи. Вопреки ожиданием Эмриса крестное знамение не испугало нечисть — из зеркала появилась вся отвратительная фигура. Значит, сила молитвы не спугивает порождения адовы, а защищает истинных христиан от нечистой силы. Эмрис сжал в кулаке крестик и молча попросил у Господа защиты.

Сарлуза тяжело вздохнула — она явно ждала, что из зеркала появится другой. Гудсберри был в своей дурацкой кокетливой шапочке, в каких знатные рыцари ездят на охоту, из под узких полей шапки вызывающе торчали кривые рога. Сарлуза с внутренней усмешкой отметила, что кончик левого рога чуть обломан — раньше этого не было. Как всегда Гудсберри был одет в свой идиотский темно-коричневый балахон из грубой плотной ткани, доходивший до колен, так что отчетливо были видны козлиные ноги и длинный хвост, на конце которого тускло мерцало безвкусное золотое украшение с вделанным в него алмазом, размером не менее ореха. Сарлуза всегда отмечала отвратительный вкус подручного Белиала — и сейчас хилую грудь Гудсберри украшала массивная золотая цепь с тяжелым медальоном, на котором выбиты цифры «666». На левом плече была приколота похожая на медальон брошь с такими же цифрами, на длинном указательном пальце левой руки — перстень все с теми же тремя шестерками. Подручный Князя Тьмы целиком отделился от зеркала, ступил на пол пещеры обеими ногами, сдул с плеча несуществующую пылинку, поправил свой дурацкий головной убор и с нескрываемым любопытством уставился на обнаженную Сарлузу.

Колдунья не стала стыдливо прикрываться, не спеша пошла к полкам, чтобы накинуть на себя длинный пурпурный плащ, скрывающий ее фигуру от шеи до пят. Если бы явился Белиал, то она облачилась бы совсем в другое одеяние — пышное и изящное, удачно подчеркивающее и приоткрывающее то, что должно быть подчеркнуто и возбуждать желание своей полуоткрытостью. Сарлуза понимала толк в этих тонкостях.

— Здравствуй, Гудсберри, — сказала она ему через левое плечо, открывая шкаф и доставая плащ. — Давно тебя не было.

Гудсберри поискал глазами куда сесть и взгромоздился прямо на стол, чуть отодвинув мертвую руку с горящей свечой.

— Привет, — неприятно тонким голосом ответил Гудсберри. — Как продвигаются дела? Ты выяснила кто — Уррий или Эмрис?

Эмрис вздрогнул при упоминании своего имени. Ламорак толкнул его в бок. Мысли о догадке Ламорака вновь охватили обоих. Но при чем Уррий?

Сарлуза надела плащ, аккуратно запахнула полы и затянула поясок. Подошла к столу, у края встала меж двух адских свечей рядом с закрытым крышкой котлом, облокотилась о стол, посмотрела в глаза гостю.

— Нет, — сказала она голосом, в котором чувствовалась нотка вины.

Бровь Гудсберри удивленно и недовольно поползла вверх, но он ничего не сказал.

— Я решила сперва проверить Уррия, ведь именно его похитил тот ваш азиатский колдун.

— Ну и…

— Я не успела… Он оказался очень своеобразным юношей…

— То есть с твоей фигурой и личиком ты не смогла соблазнить мальчишку… — в голосе Гудсберри явственно послышалось презрение. Он сидел на столе в наглой непринужденной позе, болтая ногой с копытом и теребя в правой руке кончик хвоста, на золотом украшении которого, под алмазом, также красовались излюбленные шестерки.

Сарлуза не смутилась.

— Давай, превратись в красотку, да соблазни… Что же ты? К тому же если это окажется именно Уррий, то ведь вас наверняка не удовлетворит лишь знание об этом, подозреваю, мне придется и дальше охаживать его.

— Правильно догадываешься, — с неприятным смешком подтвердил Гудсберри. — Ну так и…

— И сегодня он будет моим.

— Ты уверена?

— Да, — сказала она таким тоном, что Гудсберри понял — так оно и будет.