Колдун был красив: высок, статен, черноволос, с благородной проснежью в аккуратно подстриженной остроконечной бороде, в зачаровывающе-мрачных, чрезмерно просторных одеждах. Колдун был нагл и самоуверен: он наверняка знал, что далеко не всемогущ, но ни один мускул на его лице, ни одно неверное движение не выдавали этого. Его ни на чем не основанной вере в свои возможности можно было только позавидовать.

И Хамрай, старый придворный чародей шаха, завидовал. Именно наглости и самоуверенности чернобородого пришельца из далеких земель. Хамрай на своем веку повидал немало ему подобных. Знал им истинную цену. И догадывался о предстоящем крахе своего конкурента, более того — был уверен в неизбежности провала наглеца. Хамрай знал чего тот стоит, ибо сам достиг немалых высот в искусстве колдовства, но вот уже многие десятилетия безрезультатно бился над проблемой, кою пришелец взялся решить (за соответствующее вознаграждение, разумеется) с лихого наскока. Хамрай завидовал — завидовал этой неподражаемой самоуверенности и бесцеремонности, от которой наверняка вскоре не останется и следа. Но сейчас… Сейчас новый колдун на коне… на гребне… на вершине… любое слово его воспринимается, как непреложная истина, как откровение сил небесных, сил космических. Хамрай вздохнул тяжело и беспросветно — он первый бы возрадовался удаче соперника, но, увы…

Сумерки сгущались предвещая приход ночи — времени чудес и колдовства. В небе просветились первые, самые отважные звезды. Ущербная бледно-желтая луна безразлично взирала с непостижимой высоты. Дерзкий южный ветерок донес чей-то неразборчивый крик из-за дворцовый стены — видимо дозорный гнал прочь случайного бродягу.

Они находились в укромном внутреннем дворе обширного дворца. Секретный двор со всех сторон окружали высокие угрюмые стены заросшие мхом, на которых сейчас плясали безумные отблески разгорающегося костра. Во двор вела единственная потайная дверь и знали о мрачном закутке очень и очень немногие. Как и башня Хамрая этот двор служил для магических действ, вот уже больше века бесплодно совершаемых ради одной единственной цели: снять ненавистное заклятие с великого шаха Фарруха Аль Балсара, омрачающее его мудрое правление.

Иноземный чародей, высоко задрав голову к небесам, ждал. Он знал как себя вести с сильными мира сего и это внушало Хамраю слабую надежду, что заморский маг знает и как снять заклятие. Хамрай не одобрял его методы, но свои собственные многочисленные неудачи порождали в нем надежду всякий раз, когда кто-либо говорил, что может совершить чудо. Хамрай знал, что чудо возможно, но не ведал, как сотворить его.

— Введите девственниц! — гортанным голосом произнес чужеземец когда костер разгорелся в полную силу.

Шах едва заметным движением головы подтвердил распоряжение иноземца. Личный телохранитель шаха Нилпег скрылся в потайной двери. Костер разгорался все ярче, мириады красных искр устремлялись в черноту неба, безучастная чернота флегматично поглощала и густой дым костра.

Порыв бесшабашного ветра погнал зловонные клубы в сторону владыки. Стоявший чуть позади Хамрай хотел привычным движением отогнать дым, но колдун опередил его. Он картинно принял позу и повелительным жестом поставил черным клубам невидимую преграду, громко выкрикивая непонятные слова. Хамрай равнодушно пожал плечами — достигнутый результат не стоил затраченных усилий, чужеземец явно всячески подчеркивал свои волшебные способности. Настоящий мастер не нуждается в постоянном выпячивании своих сверхъестественных возможностей. Колдун не вызывал ни особого доверия, ни симпатии.

По лицу шаха ничего нельзя было угадать, тем более нельзя было прочувствовать его мысли — за почти двести лет, при помощи верного Хамрая, владыка научился защите своих благородных дум. А вообще искусство чародейства, даже элементарные азы, так и не дались шаху, несмотря на все усилия мага. Шах был великим государственным деятелем и другими талантами, похоже, не обладал.

Хамрай стоял за спиной своего повелителя, как неотлучная тень, готовый в любую минуту отвести от шаха опасность магическую. Физическую угрозу мгновенно устранят три телохранителя с каменными лицами и обнаженными саблями — клинком такой сабли разрубают ряд гвоздей и после этого волос, брошенный на лезвие, разрезается под собственным весом.

Во двор вошел Нилпег и остановился у двери. Одна за другой за ним проскользнули девять девушек. Дверь с лязгом захлопнулась. Невольницы сбились в плотную стайку под прицелом прожигающих глаз чернобородого. Почти девочки — дрожащие, напуганные, с тщательно вымытыми и заплетенными волосами и в богатых одеждах, которых они, быть может, и в жизни-то своей никогда не видели.

Колдун вынул из черного балахона магический кристалл — Хамрай сразу узнал его мягкий отблеск неровных граней. У колдуна был не очень крупный экземпляр и переливался сиренево-багровым светом весьма тускло. Но колдун поднял его высоко над головой с таким видом, что старый Хамрай сразу понял — кристалл является самой главной гордостью и драгоценностью иноземца.

— О, божественный глаз Алгола, — провозгласил чернобородый, обращаясь то ли к кристаллу, то ли к небесам, — яви миру силу свою, сверши чудо небесное, тебе доступное. Прими жертву немалую, выпей силу их и брось на человека великого, тебе поклонившегося…

«Так он еще и алголианин, да, похоже из какой-то непризнанной секты», — мысленно усмехнулся Хамрай. При виде кристалла надежда в колдуна почему-то окрепла. Огромную силу подобного магического кристалла Хамрай знал, но всех возможностей этого чудесного предмета, наверное, не ведал никто.