Так оно и было: жили здесь преимущественно люди рабочие, а они рано ложились спать: с утра — за труд.

Леся получила здесь маленькую квартирку некоторое время назад. Многодетную семью железнодорожного мастера, которая раньше ее занимала, переселили в новый дом. Леся почти ничего не знала о соседях по дому, в первые дни после новоселья познакомилась, но дальше этого дело не пошло. По утрам ей случалось с одним из них, офицером гарнизона города, вместе ожидать автобус на остановке. Семья офицера занимала ближнюю к Лесиной квартиру. Офицер приветливо здоровался с Лесей волжским окающим баском. Леся чинно отвечала: «Добрый день, товарищ капитан».

Ей нравились военные, независимо от того, какую форму они носили. Так она сказала Гале, и та долго смеялась.

Павел Романович остановился, сказал:

— Пришли.

— Так это ж мой дом, — удивилась Леся. Она с недоумением смотрела на провожатого.

— Ага, — согласился тот, — запрошуйте в хату.

Леся поднялась по скрипучим ступенькам крылечка, щелкнула замком сумочки — искала ключ.

— Открыто, — уже откровенно иронизируя, сказал Павел Романович. И предложил: — Да вы проходите, не бойтесь, ничего плохого, если вы наш человек, с вами не случится.

Нелегко дался Лесе шаг через невысокий порожек, и это было видно со стороны. Во всяком случае, Павел Романович отметил: испугалась пташка, не хочется ей в клетку…

В чистенькой комнатке их ожидал Бес. Юлий Макарович основательно устроился за столом и от скуки изучал старый номер «Огонька».

— Москальский журнал, — сказал он вместо приветствия. — Практикуетесь в русском языке?

— А что? — бойко поинтересовалась Леся. — Заборонено?

— Да нет, почему же…

— Знаете ли вы, что такое БУП? — неожиданно спросила она.

— Что, что?

— БУП — это Боевой устав пехоты. У нас в курене он был в единственном экземпляре — на русском языке, конечно. Так куренной Рен заставил каждого из нас на память его выучить.

— Языката, — неодобрительно покачал головой Бес. — Ты и в других случаях такая же говорливая?

— Нет, только с вами.

— Почему?

— Галя сказала, чтобы я вам доверяла полностью.

— А откуда знаешь, что я — это я?

— Узнала вас.

Пришла очередь удивляться Бесу.

— Ты где-то меня видела?

— Конечно. В штабе у Рена.

Бес грузно повернулся к Павлу Романовичу, приказал:

— Прикрой-ка дверь поплотнее.

Что-то было в его словах такое, что тот насторожился, сбросил сонливое равнодушие и даже сунул руку в карман плаща.

— Ошиблась, дивчина, — спокойно сказал Бес. — Ты никак не могла видеть меня в штабе Рена. А раз так — то ты из энкаведе…

— Галя предупреждала, что вы скорый на выводы.

— И я тебя никогда не видел, — сказал Бес. После паузы, показавшейся всем длинной и тяжелой, добавил: — Хотя с той, настоящей, Мавкой я встречался…

— То выходит, я не Мавка, я присвоила себе чужую жизнь?

— Выходит так.

И опять Бес замолчал. Он по опыту знал, что молчание выдерживают только самые сильные. Слабые начинают в чем-то поспешно оправдываться, что-то объяснять, приводят доказательства невзвешенные и непродуманные. И потом запутываются в этом потоке слов, повторяются, сбиваются. И снова начинают объяснять… Если сопоставить все сказанное, найти противоречия, поставить четкие и ясные вопросы — то многое можно узнать. Сказанное слово — всегда след к ловушке. Если не сегодня, то завтра слово может обернуться против хозяина.

— Не собираюсь доказывать, кто я. Тем более что бесполезно это — доказывать правду… провокатору.

Леся зло блестела глазами, она не могла найти место рукам, они дрожали. Сжав зубы, она прошипела:

— Эх, прошло мое время! А так сказала б Рену, а он — хлопцам, и булькнули бы в озеро с камнем на шее…

— Она, случаем, не тронулась от страха? — поинтересовался от порога Павел Романович.

Леся резко повернулась к боевику и ударила его ребром ладони по шее. Воротник. кожушка смягчил удар, боевик не упал, он только пошатнулся и тут же схватился за пистолет. Бес едва успел заорать:

— Не стреляй, остолоп!

— Выкатывайтесь з хаты! — закричала и Леся. — Убирайтесь отсюда, пиявки вонючие! Привыкли измываться над затурканными хлопцами из сотен, так думаете, и сейчас вам пройдет этот номер? Дудки! Я — Мав-ка, а не сопливая члонкиня, которую вы сперва изнасилуете, а потом сапоги лизать себе заставите. Я — Мавка, понятно это вам?

— Уймись, дурепа! — попробовал остановить поток ругани референт службы безпеки.

— От дурня чую! — огрызнулась Леся. — Вам еще придется ответить за оскорбления. Мы, курьеры, ничего не прощаем!

Мгновенная вспышка гнева и ругань взорвали тишину. Бес с тоской подумал, что одинарные рамы, наверное, не очень приглушают крики и они уже разнеслись по тихому переулку.

Так оно и произошло. В дверь вдруг резко постучали, раз и второй. Боевик и Бес схватились за пистолеты. Павел Романович стал сбоку от двери: если кто-то войдет — он окажется у того за спиной.

Бес стал прямо против входа, чтобы стрелять в упор. Все это заняло мгновение, и Леся отметила, что имеет дело с людьми опытными: не испугались, не засуетились, быстро и решительно приготовились защищаться. И в то же время они действовали неправильно — это ей тоже было понятно. Ну, отобьют они вторжение в ее хату, уйдут благополучно тихими переулками, исчезнут в ночи, уже прочно накрывшей землю. И никто не узнает, что были здесь, в этом домике на окраине, Бес и его боевик, лично им это ничем не грозит. Особенно если будут стрелять внезапно и наверняка.

Но она, Леся, будет провалена навсегда — стрельба из ее дома… Потом, если она даже уйдет с этими двумя, ей недолго гулять на воле — известны приметы, документы у нее легальные: розыск по краю, и… небо в клеточку. А если стучат случайно, кто-то из соседей?

— Назад! — тихо приказала она. — Садитесь за стол — вы мои родственники. И никакой самодеятельности, а то — пулю в лоб и скажу, что бандеровца убила.

И громко откликнулась на стук:

— Иду, одну хвылыночку…

Бес и Павел Романович послушно уселись за стол и приняли позы утомленных бесполезным разговором людей. И Леся, идя к двери, все-таки не могла не отметить, как умеет преображаться и импровизировать референт службы безпеки: за столом теперь сидел благообразный старичок, которому не по душе тяжелый разговор со своенравной родственницей. Павел Романович избрал для себя манеру поведения лица, заинтересованного в исходе разговора, но не правомочного вмешиваться в его бурное течение. И в соответствии с этим было у него выражение простоватое и немного лукавое.

Леся отбросила крюк, и в комнату вошел офицер — на погонах четыре звездочки. Капитан быстро окинул всех взглядом, поздоровался с Лесей.

— Здравствуйте, Леся. Извините за вторжение, но у вас такой крик, что я заволновался: не случилось ли чего?

— Добрый вечер, Иван Федорович, — остывая от перепалки, поздоровалась и Леся. — Проходите в хату.

Капитан подошел к столу — держался он напряженно, — в оттопыренном кармане кителя у него явно вырисовывался пистолет.

— Время тревожное, — сказал он, — мало ли чего…

— Спасибо за турботу, — Леся почти пела — ласково, доверительно. — Мы тут с родственником моим, Мыколой Пантелеевичем, во взглядах не сошлись… Ой, выбачайте, я вас не познайомыла. Мыкола Пантелеевич — голова колгоспу з нашой области, мий вуйко.

Бес доброжелательно протянул капитану руку — взгляд у него был открытый и приветливый.

— А это — бригадир колхоза, дядько Павло, — представила Леся и второго, — тоже мой родственник…

Говорила она, мешая украинские и русские слова, и это свидетельствовало о ее уважении к позднему гостю: хотелось бы ей говорить на его родном языке, но еще не умеет.

— Да вы присаживайтесь к столу, — приглашала она капитана. — У нас на Украине сосед — человек не чужой, а тоже почти родственник. Говорят даже: какой у тебя сосед, такая и жизнь…

Несуетливо подошла она к шкафчику, достала бутылку водки, подала закуску — помидоры, сало, домашнюю колбасу.