Уильям Бранд приплыл на пакетботе из Константинополя, где побывал на ужине у американского консула. Сайрус Редцинг занимал этот пост шесть лет и открыто признавал, что сделался тюркофилом. Ему нравились ум и жизнелюбие окружавших его людей.

— В мире нет народа умнее, сэр, — сказал он профессору Бранду. — Они превосходят всех остальных.

— Да, они сообразительны. Тут я с вами согласен.

— Более чем сообразительны, профессор. В них сохранился дух старины. Сами увидите.

— Вы имеете в виду оттоманов?

— Нет, сэр, берите гораздо глубже. Значительно глубже во времени. Вы изучаете древний мир, сэр, и вам не нужно объяснять.

— Археология не то же самое, что древняя история. Хотя иногда мне хочется, чтобы так было.

— Я имею в виду византийцев. И греческих колонистов. Земля хранит наследие. Не только кровные узы. Земля хранит все.

— Не только руины?

— Не только. — Консул сделал глоток зеленого чая, который поставил перед ним слуга.

— Погодите. Если следовать вашему суждению, то и вы, и я частично краснокожие индейцы.

— Ни минуты в этом не сомневаюсь.

Разговор перешел на раскопки в Гиссарлыке.

Вам предстоит решить, нашел ли Оберманн легендарный город. Это по вашей части, сэр. На мой взгляд, это доказано. Он удивительный человек, сэр. В каком-то смысле самый удивительный человек своего времени. По моему мнению, он познакомил мир с археологией. Сделал ее видимой.

О, мы же не говорим сейчас об этом цирке, — сказал Бранд. — Эти его трюки…

— Трюки? Он нашел ворота и гробницы Мегалополиса. Он поплыл на Итаку и обнаружил дворец Одиссея.

Нет, мистер Реддинг. Он обнаружил следы какого-то поселения, не более.

— Разве? Я считал, что нашел. Ну, во всяком случае, он приехал сюда и благодаря какой-то чертовской интуиции обнаружил местонахождение погибшего города. Это уже что-то. И это ни с какой стороны не выглядит трюком. Народные мифы основаны на фактах. Все здешние легенды упоминают битвы и осады у входа в Геллеспонт. Как только Оберманн увидел равнину, он узнал ее по Гомеру. Увидел холм, ручей и фиговые деревья. Подобную картину он и представлял. Копайте, сказал он. Город окажется здесь. Этот человек обладает талантом.

— К тому же умеет его показать. Некоторым моим коллегам он явно не по вкусу. Он приводит их в ярость. Из-за него они кажутся лентяями.

— В этих краях его почитают, профессор. Люди гордятся своей историей. Им нравится думать о собственной связи с героями Трои. — Консул помолчал и твердо посмотрел на Уильяма Бран- да. — Я должен сказать вам кое-что об Оберман- не. У этого талантливого человека могут найтись недостатки, правда? — Бранд кивнул. — Мы оба гарвардцы, вы и я, поэтому я могу полагаться на ваше благоразумие.

— Разумеется, можете, мистер Реддинг.

— Оберманн — американский гражданин.

— Я этого не знал. — Бранд заложил руки за голову и свистнул. — Я весьма удивлен, сэр.

— Вы удивитесь еще больше, если узнаете, что он сфальсифицировал длительность своего пребывания в Соединенных Штатах. Он подкупил четырех свидетелей, мы знаем это точно. Сказал, что провел там пять лет. А провел четыре недели.

— Неужели? Черт побери!

— Сейчас уже поздно что-либо менять. Это будет плохо выглядеть. Я расскажу вам еще кое-что. Не сколько месяцев спустя герр Оберманн покупал золотой песок в Сакраменто. У него был контракт с банкиром в Сан-Франциско. Но контракт был разорван. Оберманн прислал банкиру неполный вес. Через суд ничего нельзя было доказать, поскольку Оберманн уехал из страны, прежде чем юристы поймали его. Тоже очень интересно, не правда ли?

— Но от этого он не перестает быть великим человеком?

— О нет, сэр. Не перестает. Но я не называл его великим человеком. Я говорил о его таланте. А недостатки делают его еще более интересным.

— Более подозрительным, мистер Реддинг.

— Это не моя сфера. Ваша.

— Чего вы ждете от меня? Что я буду шпионить за ним?

— Ни в коем случае. Боже мой, ведь он — американский гражданин.

— Но он мошенник!.

— Неважно. Он наш соотечественник. Но мне было бы чрезвычайно интересно узнать, чем он здесь занимается. Работники музеев тревожатся из-за отсутствия находок. Им это не нравится. Они полагают, что он, возможно… как бы это сказать… утаивает…

— Оставляет троянские сокровища себе?

— Можно и так сказать, профессор. Но я бы не стал употреблять именно эти слова.

— Значит, вы хотите, чтобы я осмотрелся там?

— Вот именно. Осмотритесь. Мне бы хотелось, чтобы вы смотрели в оба.

Как только Уильям Бранд сошел на берег в Чанаккале, его встретил Леонид и тут же повез на повозке в Гиссарлык.

— Вы давно работаете с герром Оберманном? — спросил Бранд, когда они ехали по равнине.

— Много лет, профессор. Я имел честь быть с ним на Итаке. Видел дом Улисса.

— Мало кто может сказать это о себе.

— Я думаю об этом все время. Профес… — Леонид запнулся. Ему советовали не называть своего работодателя "профессором" в обществе Уильяма Бранда. — Герр Оберманн полагает, что именно там он перебил женихов Пенелопы.

— Возможно, сэр, но маловероятно. Я уверен, что герр Оберманн сознает эту разницу.

— О да! Это один из первых уроков, которые он мне преподал. Divide et impera[11]. Умей проводить различия, и будешь знатоком своего дела.

— Хороший совет. Что это там за здание?

Герр Оберманн называет его нашим полевым госпиталем. Мы построили его собственноручно из камней Трои. Лучшего применения им не найти. Мы помещаем туда деревенских, заболевших малярией. Болота вызывают опасную лихорадку, профессор. Вредные испарения. Вот он и подумал об этом.

— Так значит, он благодетель.

— Он почитает эту землю. И этих людей. Уже видно Гиссарлык.

Уильям Бранд видел множество гравюр и фотографий, печатавшихся в прошлом году в американских газетах. Дюны по берегам древнего Скамандра, деревни на равнине, холм Трои с его склонами, гребнем, вертикальным обнажением породы. Тем не менее Бранд был поражен величием этих мест. Это было единственное слово, которое он мог найти, чтобы охарактеризовать свое впечатление. Он знал, что здесь ведется интенсивная, можно сказать, непрерывная, деятельность; даже сейчас, издали, он мог разглядеть снующих рабочих с тачками и лопатами. Он знал также, какая грязь и неудобства сопутствуют любым раскопкам. Но здесь была еще одна особенность. Ему пришла в голову курьезная мысль, что, когда Троя была найдена, земля вздохнула с облегчением. Она избавилась от бремени.

— Видите, профессор, мы работаем на всей территории. Герр Оберманн хочет получить полную картину города.

— Разумно ли это, сэр? Ведь так много зависит от внимательного изучения одного участка. Здесь так много уровней, которые нужно тщательно изучать…

— Мы ограничены во времени. У нас разрешение еще только на год. А потом — как знать — могут прийти англичане или швейцарцы.

— И украдут вашего ребенка?

— Это ребенок герра Оберманна. Он нашел его. Признал. Дал ему имя.

— Но тогда вы должны принимать во внимание его истинное происхождение, сэр. Решать, кому позволено здесь появляться, должна администрация этого региона.

— Герр Оберманн поспорит с вами, — рассмеялся Леонид. — И его жена присоединится к нему. У фрау Оберманн есть собственные суждения по этому поводу.

— Я не знал, что он женат.

— Фрау Оберманн гречанка. Молодая и прекрасная, с позволения сказать.

— Она здесь?

— Да, она работает вместе с нами. Не сидит в своем шатре, как сказал бы Гомер. Принимает участие в полевой работе и в раскопках. Это фрау Оберманн нашла скелет.

— Скелет?

— Я и так уже рассказал вам слишком много, профессор. Вы скоро встретитесь с ней сами.

И действительно, именно София приветствовала Бранда, когда лошадь с телегой добрались до холма.