Кража проходила необыкновенно споро. Лис легко подобрал отмычки ко всем трем хитрым замкам квартиры Корытникова, описанным глазастой Гелей. Один раз у нее чуть не выпрыгнуло из груди сердце, когда открылась дверь этажом ниже. Потом она страшно испугалась, когда часы с боем ударили ровно в роковые три часа, когда на кафедре культурологии собрались преподаватели, когда у назначенного дома застыла в ожидании фигура новой любовницы Лиса и когда воры проникли в намеченную квартиру.

Сам Лис был спокоен и даже небрежен. Захлопнув входную дверь, он первым делом прошел в гостиную, залез в буфет и достал жестянку с деньгами. Открыв сокровищницу, присвистнул и позвал свою сообщницу. Геля подошла так, будто ступала по раскаленным углям и опасливо заглянула в коробок. Там лежали несколько пачек долларов, все по купюры по стольнику и стопка рублями, каждая достоинством в тысячу.

— Вау! — невольно выдохнула она, оценив размеры культурных мероприятий Корытникова на предмет вымогания из студентов уважения к своей экзаменационной деятельности. — Тут больше двадцати штук будет!

— Умница, детка! — похвалил ее наводку Лис. Он деловито переложил денежки из коробка в припасенный черный плотный пакет и взвесил его на ладони. Его хитрая рожа выражала глубокое удовлетворение. — Очень нужные денежки! Так вот, работу сделал — гуляй смело!

Лис ухватил трясущуюся Гелю за руку и потянул в спальню. Там, не слушая возражений, повалил на супружеское ложе четы Корытниковых и ловко избавил от лишней одежды. От страха Геля просто одеревенела, но решила не возражать. Пусть он быстрее сделает что хочет и они смоются.

Однако, Клайд не спешил. Он балдел от ситуации и еще добавлял перцу, припугивая свою бледную Бонни байками о том, что он слышит как поворачивается ключ в замке двери. Коктейль из страха и секса, поданный Лисом в постель, потихоньку все же начинал действовать. Сначала слабо, вроде бы издалека, она стала чувствовать возбуждение, потом ей захотелось еще, а через минуту она подумала, что хорошо бы кончить, до того как их застигнут...

Последствий совершенного преступления не было никаких. Геля, мечтавшая увидеть Михаила Тереньевича, мечущегося с заломленными руками, ничего такого не увидела. Тот ходил мрачный, но молчал как рыба. На вопросы о самочувствии отвечал туманно.

— Конечно, — разъяснил ситуацию Лис. — Вор у вора украл! В какой такой милиции он расскажет о своих сбережениях с трех тысяч рублей своей официальной зарплаты? То, что мы сделали с тобой — идеальное преступление!

— Да? А отчего же я так всего боюсь? — спросила Геля.

— Ну, не от большого ума! — ответил Лис и отвернулся от Гели. Он готовил партию бутылок с зажигательной смесью. Причем делал это в перчатках и укладывал готовые бутылки в небольшие картонные ящики, которые относил на балкон тоже в перчатках.

— Лис, — позвала она. — А когда ты познакомишь меня с твоими друзьями?

— Пятого июля, — назначил он и снова занялся своим делом.

Сегодня было третье. С этого числа Геля находилась в отпуске. Ей ужасно хотелось поехать куда-нибудь, к морю, например, но Лис сказал, что отдыхать еще рано. Впереди много дел, надо работать! Он и впрямь работал. Ему звонили люди, он постоянно разговаривал о чем-то непонятном обрывками фраз, видимо, скрывая от Гели истинный смысл своих бесед. К тому же, теперь он запретил ей вообще подходить к телефону.

— Понимаешь, у нас не принято жить с бабами. — оправдывался он, целуя Гелю. — Я же привязался к тебе, привык. Ты первая женщина в мире, от которой я ничего не скрываю в своей жизни. То есть, я имею в виду, конечно, свои собственные секреты. И, знаешь, — продолжал он, серьезно глядя ей в глаза, — возможно, скоро придется делать ноги отсюда. Все готово, на днях случится то, ради чего я здесь. Обустрой все так, чтобы тебя никто не искал! Ни семья, ни друзья. Не ссорься ни с кем, помни, для дела надо, чтобы все вокруг думали, что ты уехала, просто уехала надолго. Поняла, родная?

Геле были понятны эти слова, а их тон приятно грел душу.

Лис вообще стал ласковее. Он стал больше говорить с ней, теперь они вместе спали, он завел привычку сажать ее к себе на колени и гладить губами ее шелковистый висок. Геле казалось, что она приручила Лиса, новые отношения приятно волновали ее. Она — боевая подруга, любовница, единомышленница, соратница борца за идеи. Она сильная, умная, хитрая, ловкая. Она, как и ее друг и любовник, служит великому делу, посвящает себя чему-то, что выше понятий о счастье жирных лицемерных обывателей, самодовольных шлюх и прочей швали. Ее жизнь — чистый и высокий полет над копошащейся массой жалких людишек, думающих лишь об удовлетворении низменных инстинктов.

Где-то в это время в Геле произошли перемены, которые могли бы напугать кого угодно, но только не Лиса и не ее саму. Наблюдая за беспечным сообщником, ставившим выше любых условностей свой интерес и свою прихоть, она решила, что такое отношение к жизни годится и для нее самой. Все исчезло вокруг: семья, друзья, мораль, приличия, законы... Она воспарила над землей, ощутив удивительную, беспредельную свободу. И если раньше она ждала, что ее месть совершит кто-то другой за нее, то теперь Геля не отдала бы эту радость никому и ни за что на свете.

Бывший парень Гели, Антон, снова встретился ей на улице совсем недавно. Он даже имел наглость поздороваться с ней и Геля ответила ему сладкой улыбочкой, решив в тот самый момент, что он долго будет вспоминать свою брошенную подругу. А его плебейка — еще дольше!

Решение надо было претворять в жизнь и немедленно. Кто это говорил, что месть — такое блюдо, которое надо подавать горячим? Дома она выбрала пару бутылок с коктейлем Молотова, приготовленных ее другом накануне, сложила их в пакет, добавила две проверенные зажигалки, и опасную бритву Лиса. Потом пошла к дому Антона. День уже приближался к вечеру, солнце село, и вскоре тьма, сравнимая только с темными замыслами Гели, сгустилась над головой злоумышленницы. Частный сектор, как называли этот район в центре Гродина бюрократы, словно вымер. Народ наслаждался сериалами, отдыхая после трудного дня: для большинства здешних обитателей рабочий день не заканчивался в восемнадцать ноль-ноль, а продолжался до темноты поливкой огорода и сбором небогатого урожая.

Она шла вперед, веселая, бодрая, обладающая решимостью и силой, впитавшими в себя обиду, горечь, зависть, злобу и боль. Сейчас ее сердце было свободным и радостным, а после исполнения замысла оно будет еще и спокойным.

В окнах частного дома, где проживали молодые, горел свет и вопило «Русское радио». «Будем дохнуть под тра-ля-ля!» — усмехнулась Геля. Ей ничего не стоило перемахнуть через низенький и реденький заборчик. Да уж, хозяин из Антона вышел никудышный! Вблизи дом представлял еще более жалкое зрелище, чем снаружи: покосившаяся мазанка, которую побелить некому. В окно, которое никто не потрудился завесить, был виден кухонный стол, застеленный газетой. На грубых общепитовских тарелках лежали помидоры, колбаса и хлеб. Натюрморт дополняла открытая банка кильки в томате и бутылка дешевой водки. За столом собралась семья: Антон с красным от алкоголя лицом и уже клюющий носом над своей тарелкой, его благоверная в грязном халате, половина пуговиц на котором была выдрана с мясом, и теща, тоже пьяная, с грудничком на руках.

«Как мило! — подумала террористка. — Антон дорогим вином в моей компании брезговал, а здесь, смотри-ка, беленькая идет без сучка, без задоринки!»

И вдруг Геля взорвалась. Она не закричала и не заплакала, она не стала бить стекла и ругаться матом. Трясущимися от бешенства руками достала из сумки бутылку с зажигательной смесью, чиркнула зажигалкой, дождалась, пока разгорится пропитанный керосином фитиль, и швырнула бутыль в форточку. Она увидела, что бутылка упала позади сидевших за столом. Взрыв оказался сильным, громким и достаточно мощным. Сразу погас свет и вылетели стекла из окон всего дома, сработала сигнализация в машине, стоявшей в соседнем дворе. Залаяли псы, в доме кто-то истошно, надрывно завизжал, закричал ребенок. Во двор выскочили две тени: одна — громоздкая, неловкая, хромая, а другая, без признаков увечий, явно мужская. Геля достала опасную бритву и обнажила лезвие.