— Это твой брат, — сказал папа. — Ему очень хотелось поскорее увидеть свою старшую сестренку.

Анна с нежностью погладила младенца. Казалось невероятным, что это сокровище может иметь к ней какое-то отношение.

— Ты, наверное, проголодалась, — сказала мама.

По телу Анны прокатилась дрожь. На самом деле, девушка просто умирала от голода, но ей не хотелось выпускать из рук малыша.

— Мой брат, — отчетливо произнесла она, смакуя слова, срывающиеся у нее с губ. — Мои родители. Мой брат и мои родители.

А потом малыш закричал, и его плач резанул по сердцу Анны словно ножом. Она была готова на все что угодно, лишь бы он снова стал веселым. Она испугалась, что он заплакал по ее вине, и теперь родители на нее рассердятся.

В страхе она посмотрела на женщину.

— Простите, — волнуясь, произнесла она. — Что я сделала не так?

Но женщина, ее мама, лишь рассмеялась и забрала у нее младенца со словами:

— Ну, ты, может, и не голодна, а вот он-то уж точно хочет есть.

Анна вздохнула с облегчением, ее лицо просветлело.

— На самом деле мне тоже хочется есть, — призналась она.

Отец улыбнулся и встал, сказав, что принесет еду. Когда он вышел из комнаты, Анне подумалось, что она никогда не подозревала о существовании столь чудесного места, где живут такие прекрасные люди. Ее пугало то, что она не заслужила права находиться здесь, не заслужила ни родителей, ни брата, ни Питера. Она знала, что где-то идут по следу Ловчие, прикладывая все свои силы, чтобы ее отыскать.

Большую часть дороги до Лондона она везла нас на своей машине.

— Ей можно доверять?

— Ну да. Я ведь о чем? Если бы она хотела, чтобы нас поймали, она бы сдала нас Ловчим, когда они к ней пришли.

— Да, пожалуй. Дальше вы пошли пешком? Вас никто не видел? Ни единая живая душа?

Анна, колеблясь, замерла у дверей, ведущих на кухню, не зная, стоит ли заходить. Она чувствовала себя так, словно проспала несколько дней. Родители настояли, что ей нужно хорошенько отдохнуть, и она была не в силах отказаться. Девушка никогда в жизни не лежала на такой мягкой постели, она была даже мягче кровати, на которой она спала, когда работала у миссис Шарп. Теперь у нее было свое байковое одеяло и две подушки. Всякий раз, когда Анна пыталась встать, она тут же ложилась обратно, понимая, что еще не готова встретиться лицом к лицу с Внешним Миром.

Родители и Питер сидели за большим деревянным столом на кухне.

Мама подняла голову, увидела Анну и немедленно встала.

— Анна, Питер как раз рассказывал нам, как вы до нас добирались, — негромко произнесла она. — Хочешь позавтракать?

Анна кивнула. Ее все еще клонило в сон. Это было странно, ведь она и так проспала невесть сколько времени. Она подавила зевок и попыталась напустить на себя более бодрый вид.

Ее усадили за стол и поставили перед ней тарелку с едой. Что это было за блюдо, она не знала, но съела все до последнего кусочка. Никогда в жизни Анна не пробовала ничего вкуснее.

— Думаю, у нас есть немного времени, — сказал отец, налив Анне чашку чая. Она никогда прежде не пила чая. Он полагался только Правоимущим. Чай был обжигающе горячим, но, вместе с этим, сладким и вкусным.

— Нам надо залечь здесь на пару дней, — продолжил прерванный разговор отец. — Пуститься в путь, когда на дорогах рыскают Ловчие, было бы чудовищной глупостью. Пип тоже считает, что нам безопасней всего пока оставаться здесь.

— Барни говорит, что Ловчие повсюду кишмя кишат, — сказала мама. В ее голосе чувствовалось напряжение.

— Они у Барни вечно кишмя кишат. Он не сказал ничего нового.

Анна молчала, опустив взгляд. Ей хотелось узнать, кто такие Пип и Барни, почему у Барни Ловчие вечно кишмя кишат, однако она не знала, вежливо ли во Внешнем Мире задавать вопросы, а выставить себя грубиянкой не хотелось.

Питеру удалось поймать ее взгляд, и юноша улыбнулся.

— С тобой все в порядке? — спросил он. — Выспалась наконец?

Анна поняла, что он подтрунивает над ней, и заставила себя улыбнуться.

— Думаю, да, — девушка была рада видеть, что мысли о Ловчих не вызывают у юноши беспокойства. Может, они здесь и в самом деле в безопасности.

Питер снова встал, чтобы положить себе добавки, и Анна повернулась к маме. Пусть это невежливо, но она должна все-таки задать волнующий ее вопрос:

— Вас… вас посадят? Если Ловчие нас найдут? Они заберут малыша?

— Малыша? — Мама непонимающе посмотрела на нее.

— Бена. Она имеет в виду Бена, — пояснил Питер, который снова вернулся за стол.

— Конечно, — сказала мама. Потом посмотрела на Анну и взяла ее за руку: — Никто нас не посадит. — Она вздохнула. — Мне неизвестно, что нас ждет, — тихо проговорила она, — но я хочу, чтобы ты запомнила одну вещь. Мы знали, на что идем, когда решили, что у нас будешь ты, и мы безропотно примем все страдания, что могут на нас из-за этого обрушиться. Главное, чтобы ни тебе, ни Бену, ни Питеру ничто не угрожало. Остальное нам неважно. Здесь нам ничего не страшно. В Лондоне, да и вообще по стране полно людей, которые считают, что наше дело правое. У них есть свои дети. Они нам помогут. Они нам уже помогали — после того как мы вышли из тюрьмы. Поэтому мне не хочется, чтобы ты понапрасну волновалась. И я не желаю, чтобы ты думала, что подставляешь нас под удар. Мы добровольно пошли на риск, из-за нас ты столько лет просидела в Грейндж-Холле. Этого мы никогда себе не простим. Теперь ты в безопасности. Благодаря Питеру ты вернулась домой. Больше тебя никто отсюда не заберет.

Анна молча кивнула. Ей хотелось задать еще целую кучу вопросов: про Препарат Долголетия, про Отказ от Приема, про Барни, Пипа, Ловчих, Грейндж-Холл и Питера. Но она не знала, как спросить об этом, не выпалив все разом. Она боялась, что станет похожа на Лишнего из подготовительной группы, который, получив разрешение задавать вопросы мистеру Сарженту, не в состоянии себя остановить. Поэтому она решила пока помолчать и просто спокойно доесть завтрак. Время от времени она бросала на Питера взгляды. Он встретился с ней глазами, обхватил ее рукой и прижал к себе. Анну охватила волна радости.

— Это твой дом, Анна Кави, — прошептал он. — Я же говорил, что игра стоит свеч. Помнишь?

Анна улыбнулась. Неожиданно резко зазвонил телефон, и родители испуганно переглянулись.

Отец снял трубку.

— Пип, — улыбнулся он.

Вдруг он переменился в лице, а между глаз пролегла глубокая морщина. Несколько раз он кивнул, бросил «спасибо» и дал отбой.

— Они направляются в Блумсбери, — тихо произнес он. — Ловчих кто-то навел. Не понимаю. Ведь этого не знал никто. Никто.

Он опустился на стул и посмотрел на маму Анны, которая лишь беспомощно пожала плечами.

— Питер, ты ведь никому ничего не говорил?

— Конечно же нет, — с жаром ответил Питер. — Я что, совсем дурак?

— Тогда не знаю, — промолвил отец, уставившись в стену за спиной Анны. — Ничего не понимаю.

Стоило ему упомянуть про миссис Принсент и Ловчих, как Анна почувствовала, что ее сковывает ужас. Вдруг она поняла, как на них вышли. Она поняла, что это была расплата за Первый Грех, что ее судьба была определена в тот самый момент, когда она впервые нарушила правила Грейндж-Холла, и что своим преступлением она погубила не только себя, но и всех своих близких.

— Это я во всем виновата. Я вела дневник, — чуть слышно прошептала она. — Я писала обо всем, что со мной происходит. Обо всем, что говорил мне Питер. Я его прятала в Ванной для девочек № 2, а потом перед побегом переложила в карман, но, когда мы добрались до миссис Шарп, его там уже не было, — она сглотнула. — Наверное, выпал в туннеле. Или где-нибудь еще. Я… я не знаю.

Питер в изумлении воззрился на нее. Анна увидела, как изменились лица ее родителей, и у нее чаще забилось сердце. А потом она почувствовала, как внутри у нее все сжалось, и девушка съежилась, ожидая, что сейчас ее будут бить.