– Харлиш Джестершун, мама, – ответил Энтони.
Пенелопа догадалась, что он пытался произнести, но из-за набитого хлебом рта звук получился сдавленным. Боже! Лорд Гарри пришел официально просить ее руки? Он говорил с Энтони как любой добропорядочный ухажер, и Энтони дал согласие? Боже, Пенелопа вдруг осознала, что не знает, как к этому относиться.
– Что это было, Энтони? – не успокаивалась мать.
Он проглотил то, что было во рту, но вопрос проигнорировал.
– Уверен, вы с Пенелопой замечательно проведете время, выбирая ткани ей на новой гардероб. Нужно как следует подготовиться к предстоящему событию.
– Какое имя ты назвал, Энтони?
Пенелопа прикусила губу. Выходит, лорд Гарри пришел и говорил с Энтони, как если бы они и вправду обручились. Как это предусмотрительно с его стороны. Он пришел к ее старшему брату хлопотать о ее деле и сумел заручиться его поддержкой. Как это чудесно.
Нет, минутку. Ничего чудесного. Энтони дал согласие! И готов отправить ее покупать свадебные наряды! В то время как должен был убеждать ее, что этот путь ведет к погибели. Должен был отговаривать ее от подобного союза! О нет, это совсем не замечательно. Это ужасно!
– Теперь мне пора идти, – сказал Энтони, отодвигая тарелку и вставая из-за стола. – Я должен составить договор и сделать объявление…
– О нет! – сказала мать, поднимая руку и останавливая его. – Имя джентльмена!
Энтони устремил взгляд на дверь, очевидно, желая сбежать. А потом улыбнулся:
– Пусть Пенелопа сообщит тебе эту счастливую новость.
Вот трус. Ей хотелось состроить ему гримасу, но она передумала, решив, что не стоит давать матушке повод сердиться на нее. Может, все не так уж плохо, раз Энтони опасается, как бы мать не воспротивилась браку. Значит, перспектива не так его радует, как он пытается изобразить.
Пенелопа откашлялась и четко произнесла:
– Это лорд Гаррис Честертон, мама.
– Что? – Мать вскочила из-за стола, загремев тарелками и расплескав чай. – Это Гаррис Честертон был с тобой в саду прошлой ночью, облапив тебя всю?!
Теперь Энтони вскинул на нее бровь.
– Прямо так и всю?
– Только там, где позволительно, – ответила Пенелопа, вдруг почувствовав себя очень маленькой с возвышающимися над ней родственниками.
– Нигде непозволительно! – воскликнула матушка. – Господи всемилостивый, мне следовало догадаться, что грядут неприятности, когда увидела на прошлой неделе, как ты таращилась на него.
– О, значит, это любовь с первого взгляда, разве нет? – вставил Энтони.
– Не знаю, при чем здесь любовь, – вздохнула матушка. – Не прошло и двух недель, как человек вернулся из очередного своего путешествия, и все же ты полагаешь, что знаешь его достаточно хорошо, чтобы согласиться выйти за него замуж, Пенелопа?
– Возможно, если бы вы отпустили меня в Египет, – заметила она, хотя считала, что утверждать нечто подобное в ее игре было еще рановато, хотя и выглядело заманчиво, – я могла бы найти себе кого-то более подходящего.
В конце концов это соответствовало правде. Однако придется продолжать игру, пока Энтони, как мать, не убедится, что лорд Гарри совершенно неподходящая кандидатура. Тогда она выложит свои карты на стол, и у нее будет предмет для торговли.
– Он, похоже, искренне меня любит, – сказала Пенелопа, хлопая ресницами в надежде, что ей поверят. – Что плохого в том, что я хочу быть любимой?
– Так что он вполне ее устраивает, как и меня, – обронил Энтони. – Ну, я побежал.
И ушел. Не задав больше ни единого вопроса и не озаботившись тем, что она натворила. Но матушка никуда не делась.
– Еще ничего не решено, – сказала она. – Отнюдь.
Это обнадеживало. Послушав Энтони, можно было подумать, что не успеет она и глазом моргнуть, как ее отдадут в жены лорду Гарри. По крайней мере матушка проявила хоть какое-то благоразумие в этом вопросе. Однако Пенелопа не могла показать, что рада этому.
Она прикусила губу, как будто хотела скрыть обиду. Хотя на самом деле пыталась скрыть улыбку.
– Матушка, ты не хочешь, чтобы я была счастливой?
Привычная к драматизму матушка лишь закатила глаза.
– Лучше бы ты еще как следует поразмыслила на эту тему, Пенелопа Растмур. Ты относишься к браку как к игре, словно брак – ничто. А он – вся твоя жизнь, дорогая. Будет жаль, если ты свяжешь себя с презренной личностью ради того, чтобы снискать себе немного внимания.
Пенелопа встала, чтобы удалиться. Завтрак и без того растянулся.
– Спасибо, матушка, но поверь, что для меня это гораздо больше, чем просто получение внимания.
Гаррис сожалел, что не имеет денег на лучшее средство передвижения. Раньше подобная мысль не могла прийти ему в голову; обычно его меньше всего заботило, что скажут о нем люди. Однако сегодня было бы приятно приехать за Пенелопой на чем-то более эффектном, чем гремящая двуколка, которую ему удалось раздобыть. Девушка наверняка привыкла к более элегантным вещам и сразу увидит, что любая другая коляска в Лондоне лучше этой.
Правда, его не особенно волновало, что подумает Пенелопа. Она была лишь средством достижения цели. Растмур предложил вывезти ее сегодня на прогулку, что Гаррис и собирался сделать. Проклятие, он никак не ожидал, что человек проявит столько энтузиазма! Все было слишком хорошо, чтобы казаться правдой. Но кто он такой, чтобы жаловаться? Если Растмур хотел избавиться от своей сестры и денег, то Гаррис точно знал, что сделает с ними обоими.
Пенелопа порывисто вышла из дома, едва коляска остановилась. Разве он не должен был зайти за ней, перекинуться парой слов с ее матерью, дать возможность слугам разглядеть его должным образом? Однако ее появление приятно облегчило его задачу. Он тотчас вскочил с места, чтобы помочь ей сесть.
– Энтони нет дома, и я подумала, что мы можем избежать неловкости от встречи с матушкой, – сказала она.
На ней было платье цвета желтого нарцисса, делавшее голубизну ее глаз еще ярче. И шляпка ей очень шла. Гаррис, хоть и не считал себя экспертом в женской моде, тем не менее был польщен, что девушка приложила дополнительные усилия, чтобы выглядеть особенно привлекательной. И ей это удалось. Она была не менее прелестной, чем все другие женщины, с которыми он пересекался здесь, в Лондоне. Он не мог не испытать чувства гордости при мысли, что прохожие непременно обратят внимание, что это он, а не другой счастливчик, усадил ее в эту жалкую коляску.
– Значит, ваша матушка не в восторге от хорошей новости? – спросил он, когда Пенелопа устроилась на сиденье, а сам он примостился рядом.
– Она считает, что я слишком поспешно приняла решение и…
Она не стала продолжать, потому что он и без того знал, что лежало за неодобрением матери. Что ж, это характеризовало женщину с лучшей стороны. Было бы странно, если бы мать захотела отдать дочь замуж за столь печально знаменитого Гарриса Честертона.
– И ваша матушка меня не одобряет, – закончил он за нее, ударив кнутом замученную лошадь, понуждая ее к движению.
– Нет, не совсем так.
– Что ж, это хорошо, правда? И совпадает с вашим планом?
– Да, но мне бы не хотелось, чтобы вы чувствовали себя… оскорбленным, что ли.
Он только посмеялся.
– Мисс Растмур, уверяю вас, что неодобрения вашей матери мало, чтобы я оскорбился. На самом деле я бы встревожился за вас обеих, если бы она отнеслась ко мне с одобрением. Я, в конце концов, сущее чудовище.
– Отнюдь, – непринужденно возразила Пенелопа.
Он взглянул на нее и обнаружил, что она не шутила.
– Не чудовище? Ну, тогда хотя бы зло.
– И конечно, не зло!
Черт, неужели плутовка изменила свое первоначальное мнение о нем? Могут возникнуть проблемы, когда настанет пора покончить с этой шарадой. Придется дать ей более полное представление о его характере. И не обращать внимания на ее огромные голубые глаза и округлость пышной юной груди.
– Но вы не против, что я порочный, верно?