Пол вел машину быстро, тормоза визжали на светофорах, на поворотах нас заносило.
Хорошо бы иметь ясную голову. Перебирала разные варианты: что он собирается делать? Но была так испугана, что боялась открыть рот.
Он поравнялся с моей машиной, выключил зажигание и умоляюще посмотрел на меня. Положил руки мне на плечи, потом ладони опустились на мою грудь и задержались, лаская соски. Мне бы прямо тогда и выпрыгнуть из машины, но я все еще надеялась, что договорюсь, что Пол поймет. В его мягких и нежных прикосновениях чувствовался опыт. Он расстегнул верхнюю пуговицу блузки. Его рука, скользнув под лифчик, сжала грудь. Я замерла: «Пол, говорю тебе, не хочу этого». Голос прервался. Я его не хотела, а он все еще горел желанием. Еще одна пуговица, другая рука. Лифчик расстегивается спереди. Он мягко нажал на застежку, и вскоре я почувствовала дыхание на сосках, потом губы, потом — язык.
Сопротивление наполовину было вытеснено его лаской. Знала, что надо убираться отсюда, иначе на этой стоянке, с этим мужчиной случится то, чего я не хочу. Он взял мою руку и стал водить ею по возбужденному члену. Я выдернула руку и оттолкнула его.
— Нет!
Он повторил за мной: «Нет?»
Он уже не пытался меня ласкать. Левой рукой надавил мне на горло, прижимая к спинке сиденья, а правой стянул юбку и начал стягивать колготки.
— Приподнимись.
Я не подчинилась, и он начал душить. Приподнялась на сиденье. Пока он стягивал с меня колготки и трусы, я нащупывала ручку дверцы. Подождала, пока он начнет расстегивать свой ремень, открыла дверцу, высунулась из машины и закричала изо всех сил. Пол схватил меня за блузку, за волосы, потащил обратно в машину, а я продолжала кричать. Наконец меня услышали, кто-то крикнул: «Отпусти ее!» Подбежали два парня, больших, широкоплечих, похожих на футболистов из университетской команды. Заработал мотор, и я выпала из машины на асфальт. Один из парней преследовал машину Пола до конца улицы. Другой опустился передо мной на колени и спросил: «С вами все в порядке, мадам?» Блузка и лифчик были расстегнуты, колготки и трусы стянуты до колен. Он помог мне подняться и отвернулся, пока я приводила себя в порядок. Поинтересовался, хочу ли я позвонить в полицию, в баре есть телефон. Я протрезвела. Парень смотрел в ту сторону, куда уехал Пол, и говорил озабоченным голосом. У него, должно быть, есть сестра.
Я сказала, что меня не изнасиловали. Поблагодарив, добавила: единственное, чего мне хочется, это поехать домой. Парни помогли сесть в машину, и один из них учтиво спросил: в состоянии ли я управлять машиной. «Мы можем отвезти вас домой», — сказал он, а потом, решив, что я не захочу сесть в машину с двумя мужчинами, добавил: «Мы будем ехать за вами, мы ничего не сделаем, правда».
Я поблагодарила и отказалась. Они стояли и смотрели, пока я заводила мотор и трогалась с места. В зеркале заднего обзора увидела их плечо к плечу, таких больших, с сильными руками. Они могут по первому зову броситься на помощь.
На бедре сбоку появилась ссадина, это после того, как Пол вытолкнул меня из машины. Шея болела.
Перед глазами стоял Пол, расстегивающий одной рукой ремень, с совершенно пустым лицом, лишенным эмоций, такое бывает у людей во время мастурбации: мутный взгляд, открытый рот. «Приподнимись», — и я приподнялась.
После кокаина у меня совсем не было сил. Чувствовала себя так, как чувствуют себя после бурно проведенной ночи. Ужасное ощущение страха, смешанное с отвращением к самой себе. Черт возьми, что я наделала? Что скажу дома? Был третий час ночи. Колготки порваны во многих местах. Решила их снять. Алекс, по-моему, не замечает, есть они на мне или нет. Стянула и почувствовала, как саднят оцарапанные места. Как все объясню? Когда наклонилась снять колготки, увидела в заднем зеркале красные огни.
Я ехала со скоростью двадцать миль в час по дороге, где было ограничение до четырех миль. Совершенно не чувствовала себя пьяной, но знала, что такой выгляжу. Наверное, от меня пахло. Я подумала спрятать остатки кокаина, пакетик был в сумочке, но коп направил на меня фары и уже приближался к машине. Он только взглянул на меня и тут же приказал выйти. Попросил коснуться пальцами носа и произнести алфавит с конца. У меня бы это не получилось даже в трезвом состоянии. Он извинился, надевая на меня наручники: «Такие правила». «Понимаю», — сказала я в ответ. Это была моя вторая поездка в полицейской машине, только теперь я на заднем сиденье и в наручниках.
В участке осмотрели мою сумочку. Коп, казалось, искренне огорчился, вынимая двумя пальцами маленький белый пакетик. «Что это?» — спросил он. Он производил впечатление человека ответственного, с мягкими манерами. Мне всегда хотелось, чтобы такие люди думали обо мне хорошо. На его столе была фотография: жена и сын сидели в маленькой лодке и махали рукой. Я представила, как он, оставшись один, сидит за столом, смотрит на эту фотографию, кивает им головой. А может быть, под настроение, и машет в ответ.
— Это кокаин, — ответила я, а он, нахмурившись, покачал головой.
Я позвонила Барри, своему адвокату. Барри позвонил Алексу.
Меня сняли на видео. Несколькими днями позже я с Барри смотрела эту пленку. То, что увидела, не делало мне чести. Видно было, что изо всех сил старалась быть трезвой, но взгляд оставался туманным. Макияж размазался. Я смотрела на часы с таким видом, будто решала задачу. Меня снимали через полчаса после борьбы с Полом. Вы никогда не испытывали ничего похожего? Я выглядела пьяной и растрепанной. Вот и все.
Алекс не сказал мне ни слова в полицейском участке. Он даже не посмотрел на меня. Мне предъявили официальное обвинение и освободили под расписку о невыезде. Когда мы сели в машину, он ударил двумя кулаками по рулю и закричал: «Что это за блядство, Рита?»
Я начала говорить, что меня расстроило его обращение со мной сегодня утром. Голос дрожал, но я продолжала. Сказала, что пошла в бар. Было еще несколько человек с работы. Напилась так сильно, что меня уговорили купить кокаин.
Алекс ненавидел наркотики. Когда мы впервые встретились, я рассказала ему, что был один такой период, когда баловалась кокаином. Думала, может, он тоже хочет попробовать. Он сказал, что никогда раньше не интересовался никакими наркотиками, и теперь со мной не собирается пробовать, даже если я буду продолжать их употреблять. Алекс горячился, но тогда я отнесла это к особенностям его темперамента. К тому времени я уже влюбилась в него и надеялась, что это изменит мою жизнь. Первый очень хороший шаг к переменам — бросить наркотики. Так мне казалось. С тех пор пробовала несколько раз завязать, но получалось ненадолго.
Он обернулся и посмотрел на меня. Глаза горели. Он продолжал ледяным тоном: «Ты все врешь! Я все равно разузнаю, что было этой ночью. Но лучше услышать это от тебя».
К дому мы подъехали молча. Я сразу отправилась в спальню. Алекс за мной. Все, что мне хотелось — это спать. Уже собралась расстегнуть юбку, но вспомнила про синяки на бедре. Присела на край кровати, стала умолять Алекса дать мне поспать. Клялась, что все расскажу, когда проснусь. Слышно было телевизор внизу. Кевин и Мерисол еще не спали. Алекс спустился и велел им раздеваться. Он остался с ними. Я заползла под одеяло и заснула.
Проснулась, когда уже начинало темнеть. На ночном столике лежало обручальное кольцо Алекса. Когда он его снял? Он, должно быть, приходил, пока я спала, и положил его так, чтобы я увидела. Испуганная, потрясенная, пристыженная, я заметила две судебные повестки. Управление машиной в состоянии алкогольного опьянения, содержание алкоголя в крови — 0,2 процента. Хранение вещества, подлежащего контролю как наркотическое. Я не могла поверить в то, что натворила. Приняла душ, походила, попробовала что-нибудь съесть, позвонила двум сестрам, но вечером в субботу никого не было дома.
Вошел Алекс, скорее огорченный, чем рассерженный. Я подождала, когда дети улягутся, а потом более или менее связно рассказала ему, где была. Сказала, что не могла не пойти в бар с женщинами с работы. Там мы встретили человека, который продал нам кокаин. Я пошла с этим парнем на стоянку, чтобы там «понюхать», а он напал на меня. Оттянула ворот рубашки и показала следы. Алекс побелел. Он сорвал с меня рубашку и заметил ссадины на моем бедре.
