– Он засыпает за три минуты.

– На этот раз за сорок пять. О чем вы беседуете? Я пропустил что-то интересное?

– Не думаю. – Кристина едва заметно усмехнулась.

– Что тут может быть интересного? – неожиданно брякнул Роберт. – А когда можно будет идти спать без специального разрешения?

Наступила внезапная тишина. Странная тишина – в гостиной сидели девять взрослых, к тому же разгоряченных ужином людей.

– Прошу прощения, – спохватился Роберт. – Извини, мама. Мне кажется, я выпил немного лишнего.

– Не понимаю, о чем ты, – бодро сказала Розмари. – За что ты просишь прощения? Сейчас будет кофе. И чай. Кому кофе, кому чай.

Она исчезла в кухне в сопровождении старшей и самой благополучной дочери.

– Черт знает что, Роберт, – сказала Кристина с театральной интонацией. – И что ты хотел этим доказать?

Роберт Германссон пожал плечами. Вид у него был очень грустный. Он отпил пива из бокала, хотел, по-видимому, что-то сказать, но промедлил, упустил момент, и в следующий раз открыл рот через час.

– Я так понимаю, что все вы ждете какого-то разъяснения. – Он допил последние капли рассчитанного на полгода «Лафрога».

Остатки виски после ужина поделили поровну между всеми мужчинами, кроме Хенрика и Кристофера. Кристина сидела с бокалом красного вина, Эбба допивала вторую чашку зеленого чая, Розмари в кухне мыла посуду, Кельвин спал. Полдвенадцатого вечера.

Наконец-то, подумала Кристина. Нельзя избежать неизбежного.

– Или, может быть, что-то вроде извинения?

Несколько секунд молчания.

– Никто ничего не ждет, Роберт, – сказала Кристина. – Конечно, Хенрик, если хочешь, можешь отпить у меня вина.

– Конечно, никто ничего не ждет, – подтвердила Эбба, сделав паузу, которая вызывала сомнения в ее искренности. – Let bygones be bygones[26]. Ради бога. Единственное, чему может научить эта история, – искусству забывать. Думаю, это искусство знакомо и всем остальным.

Она огляделась, ища поддержки, но дождалась реакции только от Якоба Вильниуса – тот пожал плечами. Она резко сменила тему:

– Папа, а ты уверен, что завтра не повалит народ тебя поздравлять? Хенрик! Хватит пить!

– Уверен… не уверен, – проворчал Карл-Эрик. – У Розмари в запасе три торта и пять кило кофе на этот случай. Но если кто и придет, то до ланча. Вам не обязательно при этом присутствовать.

– А почему ты уверен, что до ланча? – спросила Кристина.

– Потому что я так написал в объявлении… – Карл-Эрик зевнул, – просьба не беспокоить после часа.

– Это же гениально! – сказал Якоб, наклоняя свой бокал, на дне которого все еще плескалось чуть-чуть благородного виски. – Если тебе понравился этот напиток, могу порекомендовать Гибралтар, раз уж вы все равно там будете. Дешевле напитков, чем в Гибралтаре, нет во всей Европе.

– Ты так считаешь? – спросил Карл-Эрик. – Ну да, надо же чем-то заполнить двенадцать – пятнадцать кубических метров…

– Значит, никто не ждет никаких объяснений? – спросил Роберт, оглядывая присутствующих. – А я все равно чувствую, что на меня что-то давит.

Кристина встала, опершись рукой на колено Хенрика:

– Роберт, очень прошу тебя – пойдем поговорим.

– С удовольствием. Очень хочется покурить.

Они вышли из гостиной, и туда, воспользовавшись открытой дверью, залетел ангел иного рода: Карл-Эрик опять зевнул, на этот раз еще более явно, а Лейф Грундт почесал затылок.

– Думаю, всем пора спать, – оценил ситуацию Якоб. – Пойду проверю Кельвина. Завтра ведь тоже день.

– И как сейчас в отеле? – неожиданно спросила Эбба. – Прилично? Я помню, как было раньше.

– Ты же никогда не останавливалась в Чимлинге в отеле! – заметила Розмари, входя в гостиную. – Может быть, кто-то хочет бутерброд? Или фрукты?

– На оба предложения ответ отрицательный, мамочка. – Эбба улыбнулась. – В мое время у отеля была репутация очень сомнительная.

– Нам показалось, что там вполне респектабельно, – сказал Якоб, – ни проституток, ни тараканов я не заметил. Впрочем, все может измениться, когда закроются рестораны.

– Фрукты? – безнадежно повторила Розмари. – Бутерброды? Что-нибудь еще?

– Ты что, голубка моя, не слышала? Все наелись до отвала, – сказал ее муж. – И, если ни у кого нет возражений, потерянному поколению пора на боковую.

– А куда делись Роберт и Кристина?

– Пошли покурить и поговорить на темы общественной морали, – сообщил Лейф. – Слушай, Эбба-Бебба, не пора ли и нам в коечку? Хочу встать пораньше и спеть моей красавице любовную песенку.

– А что, разве Кристина курит? – удивилась Розмари.

– Нет, курит Роберт, а Кристина отвечает за общественную мораль, – сострил Лейф Грундт. – Всем спокойной ночи.

– Нет, Якоб. Я хочу еще немного поговорить со своей семьей, что здесь странного?

Она ждала, что он хотя бы жестом выкажет свое несогласие, но не дождалась. Наверное, даже рад случаю получить очки и оправдать свой поспешный отъезд в среду ночью на завтрак с этим американским магнатом. Ее каприз ему только на руку. Это ее разозлило. Сама кую ему оружие, подумала она.

– О’кей, – только и сказал муж. – Я вызову такси, и мы поедем с Кельвином. Когда придешь, тогда придешь.

– Час, не больше. Пройдусь пешком, здесь десять минут ходьбы.

– Ты не должна недооценивать опасности провинциальных городов, – произнес он загадочную фразу.

Я ничего никогда не недооцениваю, подумала Кристина. В том-то вся и беда.

В четверть первого принадлежащая к потерянному поколению родительская пара уже спала. Во всяком случае, двери в спальню были закрыты и оттуда не доносилось ни звука. Ушли спать и Эбба Германссон Грундт с заведующим отделом «Консума» Лейфом Грундтом. Им была приготовлена старая девичья спальня Эббы.

Якоб и Кельвин Вильниусы уехали в отель в Чимлинге на такси.

На первом этаже виллы на Альведерсгатан, 4 остались только брат и сестра, Роберт и Кристина, и их племянники, Хенрик и Кристофер. Кристина посмотрела на часы.

– Еще полчасика, – сказала она. – Иначе мне будет нагоняй от старшей сестры.

– Ужас какой, – сказал Хенрик.

– Точно будет, – подтвердил Кристофер. – Мама без нагоняев не может. Надо научиться с этим жить.

– По-моему, в погребце полно вина, – сказал Роберт. – Пойду достану еще бутылочку.

Он, не дожидаясь ответа, исчез за кухонной дверью и вернулся через десять секунд с бутылкой «Вальполичеллы».

– Расскажи про Упсалу, – попросила Кристина и пододвинулась поближе к Хенрику.

Совершенно невинная просьба, но, к своему удивлению, она заметила, что юноша прикусил губу и глаза его наполнились слезами. Похоже, ни младший брат, ни Роберт ничего не заметили. Но она была совершенно уверена, что не ошиблась.

Ее племянник чем-то был сильно огорчен.

Кристофер сунул руку под подушку брата и нашел спрятанный мобильник.

– Ха! – сказал он вслух.

С чего бы мне говорить «ха», тут же подумал он.

Виски ныли. Было уже полпервого ночи, он выпил два бокала вина. Кристофер надеялся, что никто этого не заметил, но одно несомненно: он слегка пьян. И конечно, никогда у него не выскочило бы это дурацкое «ха», если бы он был совершенно трезв.

Посиделки продолжались – в гостиной остались Кристина, Хенрик и Роберт. Кристина замечательная. Она его крестная: если мать умрет – если ей, что называется, не повезет, – Кристина заступит на ее место. Вау, подумал он (еще одно идиотское словцо), вау – подумать только, Кристина – его мать!

О чем я думаю! Нельзя желать смерти родителям! Если Бог есть, такая мысль будет навсегда занесена на мой счет в графе «Преступления».

Впрочем, Кристофер не верил, что Бог есть. И потом, они же родные сестры, Кристина и его мать. У них одинаковые гены, аминокислоты и что там еще… могли бы и снаружи быть более похожими.