– Дело, значит, вот какое, – бодро сказал Лейф. – Подарки и все такое прочее, я думаю, надо отнести на верхнюю палубу. Добрались все-таки. Семьсот километров, скажу я вам, – это семьсот километров, как написано в Коране.

– Дорога скользкая? – спросил Карл-Эрик.

– Да нет…

– Движение большое? – пришла очередь Розмари задать обязательный вопрос.

– По-разному.

– Думаю, в приемном покое хирургам поспать не дадут.

– Главное – правильно делегировать полномочия, – сказала Эбба.

– Лучше не скажешь, – поддержал ее Лейф. – Я, например, за последнюю неделю делегировал четыре тонны свиных задниц.

– Свиных задниц? – переспросила Розмари: она почувствовала, что для продолжения шутки Лейфу нужна эта реплика.

– Рождественской ветчины. – Лейф расплылся в довольной улыбке.

– Прошу извинить, мне надо в туалет, – прошептал Кристофер.

– Еще бы! – Розмари почувствовала облегчение. – Значит, так: все наверх, вы же знаете, где ваша комната. Все как всегда. Надеюсь, Хенрик не вырос из кровати.

– Нет проблем, – приветливо улыбнулся Хенрик. – У меня все гнется – и тут, и там.

По крайней мере один человек рассмеялся этой шутке от всего сердца – Карл-Эрик Германссон.

Кристина и сопровождающие ее лица прибыли десятью минутами позже. Малыш Кельвин немедленно вцепился в мамину ногу и уткнулся в нее носом. На Кристине было новое, очень столичное желтое кашемировое пальто, но выглядела она уставшей. Розмари сделала пометку в памяти: надо бы посоветовать дочери сделать анализ крови, нет ли у нее анемии, хотя знала, что такой разговор вряд ли состоится. Доверительные разговоры с Кристиной прекратились давным-давно, дочери было лет двенадцать, не больше. К тому же… – Розмари попыталась разобраться в своих ощущениях – к тому же, может быть, это вовсе и не усталость. И даже, скорее всего, не усталость. На лице у дочери была написана скука, откровенная, болезненная, с трудом переносимая скука. Связано ли это исключительно с принудительным посещением родительского дома? Или корни лежат еще глубже?..

Якоб Вильниус, как опытный шармёр, приехал в длинной шерстяной накидке до пола – таких в Чимлинге еще не видывали. Он приготовил для новообращенных пенсионеров особый подарок. Несколько раз подчеркнув, что это еще не настоящий подарок, настоящий подарок они вручат завтра, в торжественной обстановке, а это так, otium post negotium[22], ха-ха, односолодовый виски, «Лафрог», собственно говоря…. Разлит в дубовые бочки сразу после Рождества Христова. Каждая капля – на вес золота, при умеренном потреблении на полгода хватит… а нальешь лишний сантиметр – и в полет, ха-ха.

Чтобы показать гостю, как высоко ценит он столичные прихоти, Карл-Эрик тут же откупорил драгоценную бутылку и предложил попробовать всем, кроме внуков, разумеется. Да их в поле зрения и не было – братья Грундт устраивались в своей комнате, а малыш Кельвин забрался под стол и внимательно изучал свой большой палец. Все сделали по небольшому глотку и замерли, восхищаясь характерным запахом высокогорного шотландского торфяного дыма, кроме Розмари, она тут же оправдалась: ничего не смыслю в виски.

– Женщины – вечная загадка, – улыбнулся Якоб Вильниус.

– А Роберт еще не приехал? – поинтересовалась Кристина.

– Нет. – Розмари посмотрела на часы. – Он вчера звонил. Сказал, к семи будет.

– Уже четверть восьмого.

– Знаю, знаю… – На лице у Розмари появилась озабоченность. – Мне надо похлопотать на кухне.

– Тебе помочь? – как всегда, спросила Эбба.

– Справлюсь. – Розмари услышала эхо собственной реплики, и ей показалось, что в ней прозвучало раздражение, хотя она вовсе не имела такого намерения. Неужели я не в состоянии скрыть, насколько мучительны для меня все эти ритуалы? – Знаешь, через четверть часа пусть мальчики спускаются вниз, – сказала она примирительно. – Мы же не можем голодать весь вечер и ждать Роберта.

– Я и не собиралась, – сказала Эбба.

– Итак… итак, вы собрались в Испанию, если я правильно понимаю? – спросил Якоб Вильниус.

– В Андалузию, – уточнил Карл-Эрик и доверительно наклонился к собеседнику. – Не знаю, известно ли тебе, какую богатую историю имеют эти места. Гранада, Кордова, Севилья… Незабываемо! Арабское наследие, еврейское наследие… я даже подумываю, не начать ли мне в свободное время копаться в истории… попробовать инвентаризировать все это богатство…

Его монолог прервал звонок в дверь.

Приехал Дрочила Роберт. Семья была в сборе.

Братья лежали на своих кроватях в двенадцатиметровой квадратной комнате. Темно-зеленые обои с вертикальными, тоже зелеными, но чуть посветлее, полосками. Комод с тремя ящиками, на тумбочках – одинаковые настольные лампы на деревянных ножках с выжженной затейливой надписью «Смёген». На двери встроенного шкафа – большой календарь 1988 года, посвященный местной футбольной команде «Рейнер». Зеленые футболки, зеленые трусы.

Кристофер уставился в белый потолок. Он думал о Линде Гранберг. Хенрик тыкал в клавиатуру мобильника – сочинял эсэмэску. В темноте за окном шел тихий, мелкий дождь, его шуршание напоминало сигналы из дальнего космоса.

– Кому пишешь? – спросил Кристофер.

– Приятелю.

– Понятно.

Кристофер закрыл глаза. Линда упрямо не выходила из головы, и это не давало ему покоя. Хорошо бы и в самом деле перепрыгнуть через несколько дней.

Собственно, через два. Осталось перепрыгнуть через два дня. Если бы сейчас был вечер среды, а не понедельника, он бы уже был в Сундсвале. Лежал бы на своей постели, а не на этой видавшей виды койке. И Линда была бы поближе… куда как поближе, всего-то несколько сот метров до их дома на Стокрусвеген. Можно позвонить и назначить встречу. А почему бы и нет? Сказать, что приготовил ей рождественский подарок.

Черт подери, почему он раньше об этом не подумал? Позвонить Линде, попросить подойти к киоску Биргера, подарить ей что-нибудь такое, что ее потрясет, съесть по гамбургеру, прогуляться, выкурить сигарету. Поговорить о том о сем, а потом целоваться… так и сделаю, не будь я Кристофер Грундт. No doubt.[23]

Мысленно обругал себя за глупость – как он мог потерять мобильник? Интересно, подарят ли ему новый на Рождество? Можно попробовать попросить телефон у Хенрика и послать Линде эсэмэску.

– Могу я одолжить твой телефон?

– Что?

– Могу я одолжить твой мобильник?

– Ты же знаешь, что нет.

– Почему?

– И это ты знаешь.

– Спасибо. Зачем человеку враги, если у него есть старший брат?

Ответа не последовало.

– Я сказал: если у человека есть брат, зачем ему враги?

– Я слышал. Но ты сказал наоборот.

– Как это?

– Ты сказал: зачем человеку брат, если у него есть враги?

– Я так не говорил.

– Сказал.

– Нет.

Молчание.

– Нет!

Молчание.

– Нет!!!

– Кристофер, ты иногда доводишь меня до бешенства. Ты не мог бы заткнуться и дать мне дописать?

– А кому ты пишешь?

Молчание.

– Кому ты пишешь? Девушке? Как ее там… Йенни?

– Представь себе – да. Почему бы и тебе не завести девушку, Кристофер? По крайней мере, было бы чем заняться.

– Спасибо за совет. Подумаю. А она ничего?

– Кто?

– Йенни. Как она – ничего?

– Никакого желания обсуждать этот вопрос.

– Спасибо, обрадовал. Единственный брат поступил в университет и зазнался так, что даже и говорить не хочет.

– Кончай, Кристофер. Дай мне наконец дописать. Помолчи хоть секунду, сделай милость!

– А ты что, не можешь писать и разговаривать одновременно? Я могу.

– Это потому, что ты еще ничего умного не писал.

– Еще раз спасибо. С такими врагами не нужен никакой брат.

– Вот, опять!

– Что опять?

– Ты перевернул фразу.

– Ничего я не переворачивал.