Но за вчерашнюю ночь она изменилась. Теперь у нее уже нет желания связываться с ненадежными молодыми людьми, какими бы красивыми они ни были. И, честно говоря, у нее сейчас вообще нет желания связываться с мужчинами как с таковыми. Вчера ночью она трезво взглянула на себя. Ей открылась горькая правда, которая отозвалась в душе болью и неуверенностью в будущем.
Пока Рут не знала, как жить дальше. Ясно одно: она больше не станет торговать одолжениями в обмен на любовь. Дейл Келлер и так уже немало получил от нее, а много ли дал взамен? Правый или виноватый, пусть катится. С ним покончено. Точка.
— Рассказывай сказки кому-нибудь другому. А мы с подругой идем на спектакль.
Рут взяла растерянную Кейт за руку и увлекла в зрительный зал.
— Что это значит? — спросила та.
— Просто молодой человек ошибся дверью, — отозвалась Рут. — Блудный сын решил вернуться к мамочке, они всегда так поступают. Когда спустится на землю, обо всем забудет. Я уже забыла.
Демонстративно раскрыв программку, она стала читать о Дэвиде О'Нейле.
Кэйт уже видела «Частную жизнь», но эта изящная стильная вещь продолжала волновать ее. Потому, наверное, что она не имела ничего общего с реальной жизнью.
Здесь, на Бродвее, любовь — пустяк, сценический прием, которым можно пользоваться, никому не причиняя боли. Здесь ничто не воспринимается всерьез. Браки заключаются под влиянием минутного каприза. А когда главный герой бросает в пьесе свою жену во время медового месяца, зрители о ней тут же с легкостью забывают.
«Вероятно, пьесу написал гомосексуалист, — ехидно подумала Кейт, — которому плевать на супружеские обязательства. И на любовь, если уж на то пошло».
Когда занавес опустился, Рут знаком велела ей не вставать. По бродвейской традиции послепремьерный банкет должен проходить на сцене. Приглашенные не трогались с мест, остальные зрители проталкивались к выходу.
Опять же, по традиции, рабочие сцены не убирали декорации к третьему акту, и прием должен был проходить в любовном гнездышке Аманды и Эллиота в Париже. Создавалось впечатление, как будто тебя пригласили в чью-то гостиную.
Актеры уже суетились возле бара. Приняв бокал шампанского из рук высокого мужчины с изысканными манерами, Кейт уже хотела подойти к Дэвиду О'Нейлу и вдруг увидела их.
На секунду ей показалось, что сердце у нее остановилось. Тед шел под руку с высокой блондинкой, должно быть, с женой. Почувствовав слабость, Кейт ощупью поискала, куда бы сесть.
Высокий мужчина взял ее под локоть.
— Все в порядке? — тревожно спросил он. — Вот диван. Садитесь.
Устроившись рядом, он начал рассказывать о себе. Кейт делала вид, что слушает, не понимая ни слова. Она видела лишь блондинку, положившую руку на плечо Теда. На плечо ее любимого.
Сначала Кейт изумилась. Она не ожидала, что Санди окажется такой… почти девочкой. С невинностью в глазах, которая совершенно не вязалась с образом домохозяйки и матери. До сих пор Кейт представляла жену Теда немодно одетой женщиной средних лет. Такие женщины пользуются муниципальным транспортом и носят практичную обувь.
А перед ней оказалась изящная блондинка с чуть вздернутым носиком и длинными, как у русалки, волосами. Кейт чувствовала себя обманутой. Женщины вроде Санди Геблер не имеют отдельных спален. Они спят вместе с мужьями. Кейт заметила ее чувственный рот с ярко накрашенными губами и поняла, что Санди не только спит с мужем, но еще и занимается с ним любовью.
И что за нелепая ситуация! Любовница в скромном черном платье тихо сидит в уголке и умирает от ревности, глядя на любимого мужчину, который идет под руку с красоткой блондинкой. Ноэль Кауард стал бы знаменитым, возьми он эту тему — любовница и жена поменялись местами.
Ее невеселые размышления прервал сидевший рядом мужчина:
— Вы меня не слушаете, да?
У него было утонченное, чисто английское произношение.
— Конечно, слушаю, — с некоторым раздражением ответила Кейт.
— О'кей, ну и как же меня зовут?
— Э-э…
Почему бы ему не оставить ее в покое?
— Давайте я повторю, хорошо? Меня зовут Чарли Гамильтон. Я — агент Дэвида О'Нейла. Теперь ваша очередь. Как ваше имя? Кто вы?
Он явно не собирался отступать. И тогда Кейт решила пойти ему навстречу. Не оставаться же совсем одной на этом вечере. А что до Санди, то, если повезет, можно избежать разговора с четой Геблеров.
Решив все это, она «включила» свое обаяние.
— Кейт Кеннеди из «Ньюс». Пишу очерки, беру интервью. Может, на прошлой неделе вы читали мой материал о Никсоне?
— Извините, вряд ли. Я только вчера прилетел из Лондона.
Кейт растерялась. Она уже привыкла к тому, что ее знают и читают. И даже собиралась подробнее рассказать ему о своей встрече с бывшим президентом. А этот нахал даже не слышал о ней.
Заметив выражение ее лица, Гамильтон спохватился:
— О, простите! Мне с таким трудом удалось привлечь ваше внимание, и я тут же все испортил. Примите мои извинения. Не знал, что вы знаменитость.
Он еще и смеется над ней! Обида переросла в ярость. Да как он смеет выставлять ее дурой?
— О, не злитесь. Я не хотел вас обидеть. Вы для этого слишком хорошенькая. Сделаем так: никуда не уходите, а я сейчас принесу еще шампанского.
— Нет, я пойду с вами. Мне уже лучше.
Кейт решительно поднялась, взяла его под руку и повела к импровизированному бару, устроенному на сцепе. Краем глаза она видела окруженную мужчинами Санди Геблер, которая весело смеялась и кокетничала, Одним из ее собеседников был Дэвид O'Нейл. И, похоже, он был очарован ею не меньше остальных.
Кейт ощутила желание посоперничать с нею. Может, ее платье и не слишком броское, зато в себе-то она уверена. Кейт внимательно посмотрела на своего высокого и учтивого кавалера.
Гамильтон был шире в плечах, чем ей показалось сначала, и вообще очень развит физически. То ли много играл в мяч, то ли занимался на тренажерах. Да и костюм на нем дорогой. Сшитый на заказ. И портной, наверное, работал в лондонском «Сэвил роу».
Кейт украдкой бросила взгляд на сто лицо, и оно ее тоже не разочаровало. Лицо аристократа, правильное, довольно жесткое. К тому же Чарли Гамильтон обладал чувством юмора.
«Смешно, — подумала она, — битый час нахожусь рядом с самым привлекательным здесь мужчиной, но если бы не взглянула на него повнимательнее, так бы никогда об этом и не узнала».
Кейт невольно выпрямилась, откинула волосы назад: «Ладно, Санди Геблер, еще посмотрим кто кого».
После она не могла вспомнить, сколько бокалов шампанского выпила в течение следующего получаса. Но ей удалось заглушить в сердце боль, и, когда к ним подошел Тед, притащив с собою Рут, ей уже не хотелось убежать.
— Тебе понравился спектакль? — очаровательно, пожалуй, даже приторно, улыбнулась она. — Хочу представить тебе моего друга. Чарли Гамильтон, агент Дэвида О'Нейла. Тед Геблер, мой коллега по работе в «Ньюс».
Мужчины пожали друг другу руки и обменялись любезностями. Оба, как выяснилось, были мастерами по этой части. Кейт вдруг почувствовала себя лишней. «Что я тут делаю? Зачем все это?» Потом взглянула на Теда, такого официального в своем строгом костюме. Но за бесстрастным выражением лица она угадывала его беспокойство. Он чувствовал себя актером, которого вынуждают играть в скверной пьесе.
Заметив у Кейт выбившуюся прядь, Тед машинально протянул руку и откинул ее назад. Это был очень интимный жест. Жест любовника.
Рут испуганно посмотрела на Теда, а Чарли Гамильтон умолк на полуслове. Только Кейт было все равно. «Тед меня любит. А его жена пусть идет к черту», — подумала она.
Но Санди, похоже, не собиралась идти к черту. Оставив Дэвида О'Нейла, она направилась туда, где стоял ее муж.
— Вы, наверное, и есть знаменитая Кейт Кеннеди, — сказала она, приблизившись. — Кажется, мы с вами еще не знакомы.
«Да, — зло подумала Кейт, — и я не собираюсь исправлять это упущение».
Тем не менее, она мило улыбнулась и протянула Санди руку. Даже если бы на ее глазах рушился мир, Кейт и тогда бы не забыла о хороших манерах. Вежливость считалась в Вестчестере нормой жизни.
