— Нет, спасибо, — ответила та.

Она уже начала сомневаться в том, что поступила умно, пригласив Рут. Кейт хотела как-то отблагодарить ее за услугу на обеде у Кремера и теперь, наблюдая за редактором отдела мод, спрашивала себя: «Как нам общаться, если мы совершенно разные?» Некоторая еврейская простоватость и даже вульгарность Рут заставили Кейт вспомнить о своем благородном вестчестерском происхождении.

«Нет, так не пойдет. Рут Блюм может быть кем угодно, но если бы не она, мне пришлось бы вернуться к профессии машинистки».

— То, что ты сделала для меня вчера… — сказала Кейт. — Спасибо. Это было очень любезно с твоей стороны.

— А, — отмахнулась Рут.

Кейт так и думала, что толстушка не придаст значения своему поступку.

— Знаешь… — начала та. — Конечно, это не мое дело, но все же ответь: что происходит у вас с Тедом? Куда ни плюнь, везде только и галдят о «знойном романчике». Даже идиотка, называющая себя моей ассистенткой, никак не может успокоиться.

Кейт была ошарашена.

— Мм… я и не знала, — выдавила она, доставая сигареты. — Мы старались вести себя осторожно. Как же так? — Кейт чуть не плакала. — Мы надеялись все сохранить в тайне, пытались даже виду не показывать…

Рут перестала жевать.

— Ладно, успокойся. Это же не конец света. Глупые сплетни, только и всего. Не обращай внимания, в курилках и не то еще услышишь. На следующей неделе косточки начнут промывать кому-то другому.

— Глупые или нет, — ответила Кейт, — но все равно спасибо тебе за то, что ты не дала Герати рассказать об этом Кремеру.

— Билл Герати всегда играет не по правилам, — буркнула Рут. — И любом случае я не дала бы ему безнаказанно разевать рот на обеде у главного. Даже если бы мне пришлось засыпать битым стеклом всех присутствующих.

Кейт наконец прикурила и глубоко затянулась.

— Значит, ты сделала это лишь для того, чтобы заткнуть ему рот? Вне зависимости от того, что Он хотел сказать?

— Не совсем. Я считаю тебя классным репортером, твои последние материалы очень хороши. Я серьезно. И тебе нет нужды связываться с Тедом Геблером. Ты обойдешься и без него.

— Ошибаешься, Рут. По-моему, настало время кое-что прояснить. Ты думаешь, я хотела, чтобы Тед Геблер помог мне сделать карьеру? — Кейт улыбнулась и выпустила изо рта струйку дыма. — Глупости.

— Так за каким же чертом ты спишь с ним?

Кейт уставилась на Рут. «Господи, как же так случилось? Ведь я хотела только поблагодарить… Откуда же я могла знать, что невинный обед превратится в допрос инквизитора?»

— Мне кажется, я люблю его! — чуть слышно ответила она.

Рут улыбнулась.

— Может, поговорим об этом? А что? Иногда полезно излить душу.

Кейт с минуту пребывала в нерешительности, но потом сдалась и рассказала о последних месяцах жизни, ничего не утаив, с сестрами Кейт никогда не откровенничала, а у подруг детства и юности было много своих проблем. Как-то так вышло, что она всем поделилась именно с Рут. Закончив, она рискнула поднять глаза на собеседницу. Кейт ждала осуждения, но Рут просто сказала:

— Давай-ка я лучше расскажу тебе про Теда. Хотя, не уверена, что смогу хоть как-то повлиять на тебя.

Это были первые ее слова, которые вызвали у Кейт настоящий интерес.

— Когда ты с ним познакомилась? — спросила она.

— Когда мне было шестнадцать. В школе. Да, да, — кивнула Рут, заметив ее изумление. — Тед для меня не просто коллега по работе. В сущности, мы выросли вместе. Хотя я не испытываю большой радости от этого.

— Не понимаю.

— О'кей, скажем так: если ты считаешь Теда Геблера красавчиком, тебе надо было видеть его лет эдак восемнадцать назад. В те времена на его фоне потерялся бы и Роберт Редфорд. Мы, девчонки из Флитвуда, все поголовно сходили по нему с ума. Некоторые даже сами назначали ему свидания. Но бесполезно. Смазливая еврейская девочка из Нью-Джерси не могла его заинтересовать. Тед и тогда мнил себя птицей высокого полета.

Рут откинулась на спинку стула и замолчала, вспоминая, каким она знала Теда много лет назад. Уже тогда он хотел получить от жизни не просто хорошую работу и занять заметное положение в еврейской общине, ибо его отец, который жил в Германии и стремился только к этому, в итоге жестоко просчитался.

Иосиф и Софи Геблеры лишь чудом избежали концентрационного лагеря. За три года до прихода Гитлера к власти Иосифа, преподававшего в университете Ганновера, избили на улице молодчики из зарождавшейся национал-социалистской партии. Второго предупреждения Иосифу не потребовалось. Он написал двоюродным братьям в Филадельфию, прося встретить его со следующим пароходом из Германии. Он, его жена Софи и маленький Вальтер, которому тогда исполнилось восемь, бросили дом, оставили работу и покинули родину.

Когда Иосиф приехал в Америку, у него не было ничего, кроме чувства собственного достоинства, которому он не изменил до конца жизни. Поэтому Иосиф не стал учить английский, не пожелал устраиваться на лакейскую работу, какую только и можно было найти человеку, владевшему лишь немецким и ивритом.

Семья жила на остатки сбережений и подачки двоюродных братьев Иосифа. Через несколько лет родился Тед, и денег стало катастрофически не хватать. Тогда Вальтер устроился на работу. Он начал развозить продукты, то есть занялся тем, чем, по идее, должен был заняться его отец, чтобы прокормить семью.

Тед рос под влиянием отцовского авторитета. Отец был для него кумиром. Хотя люди называли его бездельником. Но мальчик считал, что они ничего не понимали. Ибо отец познакомил младшего сына с творениями Гете, научил мастерски играть в шахматы. С ним Тед мог спокойно обсуждать мировую политику, кризисы на Уолл-стрит, живописные полотна художников прошлого века.

Вальтер наблюдал за происходящим, но молчал. «Пусть младший брат еще немного потешится иллюзиями, а когда подрастет, устроится на работу, как все люди. Тогда он научится понимать жизнь», — так, вероятно, рассуждал он.

И Тед учился жизни, хотя не на овощном рынке. Иосиф Геблер играл в шахматы с Гайми Коэном, редактором местной газетенки. Так себе издание, чуть посерьезнее информационного бюллетеня. Но если удастся определить туда младшего сына, мальчик со временем получит настоящую профессию.

Тед начал работать в «Флитвуд инквайрер» курьером, зарабатывая пять долларов в неделю — вдесятеро меньше, чем мог бы зарабатывать на рынке. И тогда Вальтер пригрозил уйти из дома. Ему одному трудно кормить всю семью.

Восстановила мир Софи:

— Дай мальчику год, — умоляла она старшего сына. — Только год. Если не получится, я сама отправлю его к тебе на рынок.

Но все получилось, иначе просто и быть не могло. Тед был уверен в этом. К концу года он занял в редакции должность репортера-стажера и стал приносить домой уже по двадцать долларов в неделю. Он полюбил работу в газете, хотя ее и газетой-то трудно было назвать. А больше всего в профессии журналиста его привлекало ощущение свободы и право задавать людям вопросы, которые не рискнешь задать даже близким друзьям.

По мере продвижения по службе ощущение свободы и власти усиливалось, превратившись со временем в, своего рода наркотик, без которого Тед уже не мог обходиться. Раз отец не сумел наладить жизнь в Америке, а старший брат выбился лишь в работяги, то он, Тед, обеспечит будущее семьи.

И он поклялся себе, что когда-нибудь станет хозяином.

«Конечно, Теду не хотелось связываться с еврейской девчонкой и навечно осесть во Флитвуде. У него просто не было времени», — думала Рут.

Ее вывел из задумчивости голос Кейт.

— А как он женился на Санди? — спросила она. — Ты вроде говорила, что у него были другие планы.

Рут улыбнулась:

— Секс. В те годы Санди была, так сказать, «мечтой поэта». Высокая блондинка, остальное тоже при ней. К тому же она умела показать себя. О, еще как умела! И когда она появлялась в местном теннисном клубе, у всех ребят глаза лезли на лоб.

Кейт поморщилась: