Кстати, англичане показали нам неизвестные могилы, а французы в Ню-Олесунне рассказывали о русском кресте, который они видели еще в 1965 году. Могилы я нашел, креста уже нет, зато есть типичный русский кирпич, так что можно нанести на карту еще один объект, представляющий несомненный интерес для археологов и историков. Англичане показали аэрофотосъемку, выполненную норвежцами в прошлом году. Пригодится.

В последующие дни мы с огромным напряжением сил вели наблюдения за горными ледниками от Английской бухты и до Санкт-Юнс-фьорда. Погода оставалась вполне приличной, и наших сил хватило на все, включая преодоление незапланированных трудностей. 27 июля мы пришли своим ходом в Баренцбург.

Главный результат нашего северного маршрута — получены необходимые данные для оценки изменений ледников северо-западного района с начала века. Судя по результатам моей беседы с главным держателем картометрической информации в Норвежском полярном институте У. Листолем, норвежцы к этой проблеме не подступались.

В Баренцбурге узнаем: судно выходит завтра. Арктика позвала нас, и мы с готовностью откликнулись на этот зов.

Южный маршрут начался без какой-либо оперативной паузы. 28 июля нас выгрузили со шлюпкой в заливе Решёрш. Сплошной туман. Вышли в эфир — нас не слышат. Пытаемся найти из лагеря следы зимовки М. А. Рындина, обеспечивавшего поход русской эскадры В. Я. Чичагова на Шпицберген в 1765 и 1766 годах, — ни намека на них... Да, явно неудачное начало.

Еще в Баренцбурге Михалев рассказал нам о том, как прошла совместная с французскими гляциологами работа и какие данные были тогда получены. Эти данные хорошо подкрепляют его собственные наблюдения на ледниковом плато Хольтедаля в прошлом году.

После высадки со шлюпки 22 июля франко-советского отряда события развивались так. В первом же переходе был достигнут перевал между ледником и ледниковым плато Изаксена, причем по пути сняли отсчеты по рейкам, установленным А. Жоффрэ на леднике год назад. За это время погода испортилась, опустилась облачность, шел мокрый снег. Заночевали на перевале. На следующий день спустились на ледниковое плато, где отрыли шурф, со дна которого провели бурение до глубины двенадцати с половиной метров. Наблюдения показали, что со времени экспедиции X. В. Альмана существенных изменений здесь не произошло, но величина питания была им сильно занижена. На шестидесятикилометровый маршрут ушло пять суток, и 27 июля его участники были сняты шлюпкой у края ледника Конгс. Молодцы ребята, жалею, что меня там не было.

Для нас первые дни в заливе Решёрш запомнились звуками: плеском волн, потрескиванием костра, шумом ветра, стуком дождя по брезенту, криками чаек и изредка тяжкими обвалами айсбергов — все, что осталось нам от большого мира, от которого мы были отрезаны промозглым клейстером тумана. А первый день августа заставил вспомнить А. С. Пушкина:

Снег завалил окрестные горы. Мы перешли в бухту Бурбон, а затем стали лагерем у южной морены ледника Натхорста. За девять дней маршрута — два с глухим туманом и неделя с бурным ветром и волнением, не считая дождя и снега. Настроение соответствует результатам, то есть плохое. Оно у меня несколько улучшилось, когда я обнаружил в бухте Ингебрехтсен следы ещё одной русской стоянки, которую, кстати, не назвал X. Нойс. Стоянка, очевидно, молодая, наряду со слюдой встречается стекло. А вот веретено и кусочки амальгамы, осыпавшейся с зеркала, наводят на мысль о том, что здесь была женщина.

Для меня эта находка стала еще одним объектом, обогатившим составляемую мной карту русских поселений или, возможно, кратковременных становищ на Шпицбергене. Я — гляциолог, составление такой карты не входит в мои обязанности, но мне эта работа доставляет удовлетворение и вселяет надежду, что мой «побочный» труд принесет определенную пользу. Если историки и археологи докажут (а у меня есть основания в это верить), что русские здесь бывали до плавания В. Баренца, мне по понятной причине будет вдвойне приятно.

Вечером 6 августа, используя затишье, перешли на шлюпке через залив к северной морене ледника Натхорста. В нашем положении переход в три километра — уже событие! Укрылись в одной из моренных бухточек. Кто только создал эти безжизненные нагромождения камней и грязи — мощный артиллерийский обстрел, бомбардировка метеоритами или черти, игравшие здесь в чехарду? Вода в небольших озерках вблизи лагеря заметно соленая, очевидно, при своем движении ледник захватил и засоленные грунты со дна залива. Так же было и на леднике Паула у Свеагрувы, только там поперек, а здесь вдоль залива.

На следующий день можно было различить окрестные вершины. Я приступил к привязке концов ледников и определению положения границ питания на них. Здесь она лежит в среднем на пятистах пятидесяти метрах. Этой же работой мне предстояло заниматься и в последующие дни. Не погода, а сплошное противоборство стихий, причем противостоят друг другу ветры противоположных направлений. Не везет нам с погодой и так же не везет со связью: мы слышим, нас нет...

Утром 8 августа погода стала несколько улучшаться. Снарядившись для недельного маршрута, я перебрался в долину Дэвиса, откуда отлично виден ледник Пенка. Дэвис и Пенк, имена которых увековечены в географических названиях, известные геоморфологи, не всегда единодушные в своих научных концепциях при жизни. Невольно пришла в голову мысль, что и теперь они противостоят друг другу, как много лет назад.

К сожалению, мне снова не повезло: на вершины наползли низкие облака. Я решил утро следующего дня использовать для перехода к устью долины Улла, где, если верить карте, есть хижина. Пока я шел, облачность начала рваться, в разрывах появилось голубое небо. Это радовало и прибавляло сил, ноги несли меня словно сами собой. Какой пейзаж открывается взгляду! Правильный шатер горы Берцелиус, перечеркнутый двумя полосками облачности, парит над Ван-Келен-фьордом. Зеленые долины с серыми галечниками вдоль речек, множество оленей, гусиные стаи, местами карминные пятна мхов. Глаз отдыхает после созерцания опостылевших морен. Осмотрел всю группу ледников в верховьях долины Улла, а вот надежды на более или менее благоустроенное пристанище не оправдались — хижина оказалась жалкой лачугой, продуваемой насквозь. Устраиваюсь для сна на сорванной двери под открытым небом, благо погода милостиво позволяет.

10 августа я потратил на единственный ледник Мидтерхук, самый западный и уже поэтому интересный. И, оказалось, не зря: обозначилось, как и ожидал, снижение границ питания к западу, примерно на сотню метров.

Отличный погожий денек, но к вечеру дымка, горы на Земле Веделла Ярлсберга погружаются в синюю мглу. А наутро я проснулся на своем жестком ложе от резкого ветра. Наспех приготовил завтрак, собрал рюкзак и почти бегом к палатке в долине Дэвиса. А облачность уже седлает ближайшие гребни, ветер на ходу так и толкает в спину. В долине Дэвиса мне повезло: через несколько часов погода снова переменилась к лучшему, и я закончил всю программу на юге Земли Натхорста, даже с некоторым превышением — еще удалось отметить на карте границы питания и на ледниках Земли Веделла Ярлсберга. Оказалось, что они понижаются к югу до четырехсот метров.

Все, что мне удалось узнать во время этого маршрута, — дополнительные детали, важные для решения проблемы, озадачившей Тиррелла.

Последняя ночевка в одиночку, короткие сборы, и можно возвращаться. В лагерь, который показался мне необычно большим (шлюпка, палатка, антенна, груда вьючных ящиков и канистр), я явился в самый раз, чтобы помочь своему напарнику поставить дополнительные тенты для защиты палатки от штормового ветра.

Шторм навалился на нас деловито и неотвратимо. Палатка ходила ходуном, оттяжки едва держали, а антенна завывала, словно разъяренная ведьма. Совсем рядом ходили целые водяные горы, размывая морены и перекатывая обломки айсбергов, будто камешки на ладони. Из палатки мы предпочитали не вылезать и с тревогой поглядывали на оставшиеся харчи: ведь мы не ждали такого развития события, поэтому часть груза и продовольствия для облегчения шлюпки оставили в заливе Решёрш. Коротая время, мы подводили и обсуждали итоги сделанного.