Работа палеогляциолога, специалиста по древним оледенениям, сводится в основном к поиску следов таких оледенений, оставленных, как правило, в виде морен и морских террас. Возраст этих следов определяется обычно по абсолютному возрасту ракушек, древесины и других органических остатков. Однако органикой богаты морские отложения, а ледниковые не очень, если не считать того, что ледники могут захватить при своем движении. Отсюда, конечно, 'сложности и трудности, которые палеогляциологу приходится преодолевать.

Свеагрува запомнилась мне еще вездесущим племенем, имя которому — туристы, хотя Шпицберген в зону так называемого организованного туризма пока не входит. Судя по записям в соответствующей книге, сюда наведывались норвежцы, финны, немцы, канадцы... «Интересно,— подумал я,— а не заносит в Свеагруву туристов из каких-нибудь более отдаленных мест? Из Перу, например, или из Таиланда?» Таковых не оказалось.

Возможно, самые интересные маршруты состоялись уже после нашего возвращения с плато Ломоносова. Мы работали тогда с Троицким в самом сердце Шпицбергена — на Земле Норденшельда в долине Адвент и по контрасту сравнивали здешние оледенения с тем, что видели недавно. Леонид Сергеевич занимался своим любимым занятием — «уничтожал» следы древнего оледенения, отмеченные предшественниками. Например, после его обследования некоторые древние моренные холмы «превратились» в обычные современные гидролакколиты — булгуняхи (или «пинго» по американской терминологии)[8]. Запомнились эти маршруты еще и потому, что происходили в конце полевого сезона, когда печаль предстоящего расставания с полюбившимся районом странно переплетается с тоской по дому — особое состояние души, так знакомое профессионалам-экспедиционникам.

Лето уже кончилось, первые звезды в ночных сумерках, снег на горах спускается все ниже, замерзают озера среди морен.

Всюду, где только была возможность, я «привязывал» концы ледников, но пока эти наблюдения — несортированный материал, в котором предстоит разбираться. Еще одно воспоминание — ночь, которую я провел в одиночестве в доме, известном среди советских шахтеров как дом Русанова, мысленно общаясь с теми, кто строил его...

Однако можно подводить итоги полевого сезона, пора. Идея обусловленности распределения ледников на главном острове архипелага поступлением осадков подтверждается нашими наблюдениями на ледниковом плато Ломоносова. Такие показатели, как количество осадков, размеры и положение ледников,— все одно к одному, все взаимосвязано. В будущем следует попытаться проследить положение границ питания ледников[9], тем более, что в литературе об этом толком нет ничего. Уже одно то, что нашим товарищам удалось охарактеризовать климат неизученной части архипелага, говорит само за себя. Климатические характеристики здесь другие, чем наблюдал X. В. Альман на ледниковом плато Изаксен или на Северо-Восточной Земле. То же относится и к наблюдениям за температурой льда и процессов ледообразования. Вещественный баланс ледника Норденшельда оказался положительным, причем среди других ледников северо-восточного района он находится в наименее благоприятных условиях, и это настораживает, потому что привычнее в наше время получать данные о сокращении оледенения. Или у нас непонятный просчет, или наши оценки создают основу для новых самостоятельных разработок. Снова и снова проверяем полученные результаты — ошибки нет. Значит, надо формировать новые, но тщательно обоснованные выводы, не боясь спорить с предшественниками, тем более что прецеденты уже были. В целом ледники отступают, но медленнее, чем раньше. В деталях, как и в причинах, предстоит разбираться. В области палеогляциологии нет убедительных данных в пользу обширного ледникового щита в вюрме. Похоже, в голоцене он был еще меньше современного, увеличился до современных размеров сравнительно недавно...

Конечно, многое из достижений экспедиции — лишь предпосылки для будущих исследований, причем комплексных, характеризующих процесс оледенения по всей совокупности природных взаимосвязей. Ясно одно — экспедиция, доказав свою дееспособность, завоевала право на будущие исследования.

— На будущий год маршрутные наблюдения должны стать независимым и равноправным видом работ наравне со стационарными. Как-нибудь вдвоем одолеем,— сказал Троицкий, расхаживая по каюте. — И, конечно, нужен остров в целом...

Экспедиция кончилась. Экспедиция начиналась...

Начало полевого сезона 1966 года ознаменовалось каскадом незапланированных событий, осложнивших нашу деятельность и запомнившихся надолго. На Шпицберген мы прибыли довольно рано на новеньком, «с иголочки», линейном ледоколе «Киев» — это был его первый рейс в Арктику. На этот раз впечатления от плавания больше связаны с судном. Удобные каюты, роскошная отделка жилых помещений, бассейн, сауна и многое другое — это для того, чтобы облегчить жизнь экипажа в сложных арктических условиях. В отличие от прошлого года ни единый порыв ветра не всколыхнул штилевую гладь моря, которое мы пересекли всего за сорок часов. Первый айсберг у острова Медвежьего, потом редкие полосы мелкобитого льда — не испытание для такого судна. Мрачная глыба острова Медвежий, словно придавленного тяжелыми тучами, обозначилась в отдалении по правому борту. Несмотря на снег, отчетливо различается равнина на севере острова и довольно высокое плато на юге, отвесно обрывающееся у воды. В пенной зыби прибоя четко выделяется треугольная скала Стаббен.

Действуя по заветам Русанова («Желательно выйти возможно раньше и возвратиться возможно позже»), мы намеревались выполнить снегосъемки по долинам поперек острова, которые, подтвердив результаты прошлого сезона, помогли бы нам сориентироваться в будущих поисках. Увы, нашим планам не суждено было сбыться. Спустя годы не вижу реального объяснения, почему в самом начале экспедиции «ШПИЦ-66» мы оказались на одном судне, а экспедиционное имущество на другом. Наблюдая, как ледокол легко вспарывает припай метровой толщины, мы и не предполагали, какими потерями нам обойдется этот очевидный просчет.

Просчет обозначился, когда ледокольный пароход «Дежнев» (участник боя с фашистским «карманным» линкором «Адмирал Шеер» у острова Диксон в августе 1942 года) пришел на десяток дней позже назначенного срока. Вокруг Баренцбурга уже во всю звенели ручьи и потоки, запланированная снегомерка срывалась. И это был первый крупный срыв в самом начале полевого сезона. Однако мы не считали партию проигранной, и 20 июня высадились втроем с вертолета на ледоразделе ледников Фритьоф и Гренфьорд в тридцати километрах южнее Баренцбурга. На полукилометровой высоте таянье практически не началось.

Вкопали в снег палатку, достали содержимое рюкзаков — полевой лагерь готов. Можно приступать к работе, мелочи не в счет. На севере за гладью Гренфьорда в обрамлении гряды куэст[10] на восточном побережье, на Земле Оскара II, раскинулась горная страна с обширными долинами, заполненными ледниками. Облачность над ней в разрывах, через них то и дело проглядывает солнце. В противоположной стороне высится мрачный горный кряж Земли Натхорста с мысом Мидтерхук. За ним в солнечной дымке проглядывали очертания гор и ледников на Земле Веделла Ярлсберга, где выделялся шатер горы Берцелиуса и долина ледника Решёрш. До них нам, конечно, не добраться, но мысли и мечты ведь не остановишь. Облачность там с высоты лагеря выглядит иной — тяжелой, плотной, напоминающей кучевую. Отсюда, с места нашей временной стоянки, было видно, что продольный профиль ледника Гренфьорд сильно впалый, это позволяло обозревать его на всем протяжении вплоть до краевых морен. А у Фритьофа ситуация другая, там выпуклая поверхность существенно ограничивала обзор, фронт открывался значительно ниже при спуске по леднику. Сами по себе такие визуальные оценки — лишь впечатления, но они заставляют думать, искать причину, причем в поле, когда возможность любых проверок наиболее реальна. В данном случае следовало ожидать, что ледник Фритьоф находится в более благоприятных условиях, чем его сосед, но убедиться в этом на количественной основе можно было, лишь получив данные по снегонакоплению и оценив положение границ питания. В своем предположении мы убедились в тот же день, заполнив его работой до предела. В активе — шурф, пятиметровая скважина и восьмикилометровый снегомерный профиль. Лиха беда начало...