Самым заманчивым проектом оказался последний. За двором был большой сад, и в нем доживал век не очень высокий сарай.
Не очень высокий, но все же вполне подходящий. Покатая крыша, внизу — надежная почва: мягкая трава с пропыленными лопухами. Прыгай, сколько душе твоей угодно. И местечко глухое. Дворник туда отродясь не заглядывает, родителям тоже нечего совать нос. И уж ни за что не доковылять за сарай бабушке Арине, а это, пожалуй, самое главное, хотя остерегается ненужных встреч с нею один только Янка.
Допустим, кто-нибудь из взрослых из окон пятого этажа увидит парашютные занятия, так вокруг столько укрытий! Вплотную к сараю тянутся заросли вишняка, переплелись крыжовник с малинником и поднялись стеной кусты смородины. Пусть даже кому-нибудь придет в голову разогнать и развести по домам дерзких парашютистов, можно будет спрятаться, отступив на «закрытые позиции».
Одна помеха вставала на пути и портила все — разросшиеся тут и там заросли крапивы. Сизоватыми верхушками крапива дотягивалась чуть ли не до самой крыши сарая. Неподвижные листья-жигалки коварно таили немалую угрозу. Поди попробуй — прыгни-ка на крапиву, посмотрим, что из этого выйдет!..
Но что значит какая-то там крапива для наших отважных покорителей воздушной стихии! И все они, не моргнув глазом, признали сарай самым подходящим и самым удобным местом, будто специально созданным для парашютной вышки.
— Отсюда мы и будем прыгать! Побьем все мировые рекорды!
А Гришка-Лисапед, прозванный так за свой прыткий семенящий бег, даже визгливо пропел: «Мы л-рождены, чтоб сказку сделать былью…» И очень удивился, когда Янка сердито шикнул на него. А шикнул Янка вот почему: облюбовав место для прыжков «с неба», они и забыли, что недостает им всего-навсего такого пустяка, как парашют! Раз уж идти бить мировые рекорды, так ведь не с пустыми руками. Должно же быть хоть какое-нибудь подобие парашюта…
Конопатый Женька из 17-й квартиры сказал, что Янка мог бы для общества попросить на денек парашют у своего отца: ведь только один-единственный летчик и живет у нас во дворе. Но Янка удостоил конопатого таким уничижительным взглядом, что тот осекся на полуслове. Куда ему, невежде, соваться! Но чтобы не обидеть дружка вовсе, Янка перевел взгляд на сарай, смерил сверху донизу и, словно обращаясь ко всей парашютной команде, небрежно сказал:
— Во-первых, высота не подойдет: не успеет папин парашют раскрыться — и уже земля… Во-вторых, настоящий взрослый парашют сразу и не поднимешь. Забираться с ним на крышу будет тяжеловато". Опять же и отец не даст его, пожалуй: парашют ему самому нужен при исполнении служебных обязанностей.
— А в выходной? — заикнулся было Гришка-Лисапед, но тут уж сам конопатый Женька оборвал его:
— Ясно, ему он куда нужнее.
Ничего утешительного в этом, конечно, не было. Положение казалось безвыходным. Затея могла лопнуть. Вся парашютная команда выжидающе уставилась на Янку. Раз ты лучше всех знаешь авиацию, ищи выход! Даром, что ли, однажды летал Янка на самом настоящем самолете, знает все про братьев Райт и про Можайского, видел воочию и даже щупал собственноручно взаправдашний парашют!.. Поэтому никого не удивил вопрос конопатого Женьки, обращенный к Янке:
— Так что же делать-то станем?
— Ладно, подумаю, — хмуро проговорил Янка, насупив брови, потом улыбнулся и озорно сверкнул глазами. — Безвыходных положений, братцы, не бывает. Будем мы с вами прыгать с бабкиным зонтиком. А? Только чтобы — ни гу-гу! Пронюхает бабка — беды не оберемся…
Все торжественно поклялись ни словом, ни взглядом не выдавать великой парашютной тайны.
Так над бабушкиным зонтиком нависла серьезная опасность. Оставалось только выкрасть его у бабки.
Думаете, это так уж и просто? Как бы не так!
Зонтик лежал в старом комоде. Ключи от комода хранились у бабушки Арины. И никто на свете не знал — где именно. Предстояло выследить, когда она примется за проветривание своего имущества. Значит, нельзя терять из поля зрения бабку ни на один миг, выжидать и ничем не выдавать себя! Нелегкая задача. Впрочем, Янка тотчас утешил своих боевых соратников: бабушка Арина перетряхивала все в комоде почти каждую неделю.
Солнце поднялось в зенит, и во дворе почти не было теней. Хотелось забраться куда-нибудь в кусты, растянуться на земле и дремать, дремать… Но тогда — прощай надежда на парашют! И вдруг от Янки поступило первое секретное сообщение: «Бабка отпирает верхний ящик комода…» Мгновенно по всему двору рассыпались дозоры. «Бабка достала свои капоты…» На Янкин балкон устремились десятки настороженных глаз. «Бабка вынула дедушкину толстовку…» Во дворе было тихо-тихо, лишь за воротами громыхали грузовики, урча натужно моторами. «Бабка взялась за ручку зонтика…» А все уже знали, что ручка у него желтоватая, из слоновой кости, выгнутая в виде рыбьего хвоста…
Зонтик был обречен. Не укрыться ему от дозорных. Конопатый Женька из 17-й квартиры, выглядывая из-за клена, попробовал сказать, что как-то неловко получается: дескать, попахивает от этой затеи обыкновенной кражей. На него взглянули зло и непримиримо.
А что делать! Разве бабка за здорово живешь расстанется с такой драгоценной вещью? Где ей, несознательной! И тогда сорвется такое важное мероприятие. Вот и приходится идти на сделку со своей совестью и жертвовать всем…
В конце концов он пробил, долгожданный час!
Распахнулась дверь на балкон, и, бочком-бочком, в нее протиснулась бабка. В руках у нее была целая охапка разных капотов, жилеток, кофточек. И даже дедушкина шляпа, словно подсолнух, золотилась соломой на солнце. Бабка хлопотливо развертывала и вывешивала каждую вещицу, предварительно разглядев на свет. Цветастым парусом растянулся над балконом халат, на перилах развалилась какая-то шуба. Бабка старательно выбивала пыль из жакеток и накидок. Вскоре балкон стал похожим на борт шхуны, разукрашенный разным барахлом.
Ребята затаили дух. Ждали, тараща глаза, в которые било с неба слепящее солнце. И вот бабка, мелькнув среди вороха одежды, снова выходит на балкон и в руках у нее — зонтик. Она не торопится. Нет, она медлит. Она кряхтит. Пуговка на завязке не сразу слушается ее старых пальцев, зонтик не хочет раскрываться. И в тишине нашего двора слышно, как бабка что-то бормочет, ворчит на зонтик, пока тот с громким выхлопом не раскрывает свой темный купол. Бабка постукивает пальцем по туго натянутому шелку, и слышится гулкое: «бум-бум». Зонтик занимает свое место на балконе, а бабка удаляется в прохладу комнаты отдохнуть на диване.
— Ну, теперь не зевать! Чтобы всем вместе, как по команде! — взахлеб говорит Янка и украдкой возвращается в дом.
Вот его вихрастая голова показалась на балконе. Как ни в чем не бывало Янка оглядывает двор. Вот он незаметно подвязывает к зонтику веревочку: ведь нельзя же подхватить его и бежать на улицу через квартиру — бабка перехватит, беды не оберешься…
Вразвалочку топает Янка через комнату мимо бабушки Арины, косится на нее, как заговорщик, а она дремлет на диване, не подозревая о той угрозе, что уже вцепилась узлом веревочки в рукоятку зонта.
Янка выходит из подъезда во двор, останавливается под балконом и машет рукой своей парашютной команде. Соблюдая предосторожность, к нему сходятся ребята и берутся за спущенную с балкона веревочку. Бережно, словно боясь пролить что-то, тянут книзу. Бабушкин зонтик, неохотно описав круг, вываливается через перила и летит с балкона. По стене дома пробегает от него серая тень. О землю зонтик шлепается мягко, пружиня и подпрыгивая на спицах. Команда подхватывает его и стремглав бросается к саду, к сараю, — то есть! — к парашютной своей вышке.
Гришка-Лисапед пробует на ходу затянуть песню «Мы л-рождены, чтоб сказку…», но на него шикают и больно толкают в спину, и он умолкает.
— Осмотреть парашют! — приказывает за сараем Янка.
Команда приступает к осмотру зонтика, предназначенного теперь служить, как говорят о парашютах словари, «прибором для замедления скорости падения тел с большой высоты». Ожидаемого клича радости не раздается: бабушкин зонтик хотя и не мал, но уж слишком старенький и до того изъеден молью, что если взглянуть сквозь него на солнце — сплошное сито. Да и разных излишеств — хоть отбавляй! По краям идет кружевная оторочка, рукоятка из слоновой кости в насечке наподобие рыбьей чешуи и посредине выведен какой-то вензель. Спицы расшатались, выпирают, как ребра.
