— Одну я уже вижу. Здесь я ненамного бледнее основной массы публики. Они тоже достаточно светлокожие. А еще что?
— Тебе придется выучить язык и повадки жрецов, служителей этого Верховного Существа, хотя бы притвориться, что ты веришь им, веришь в это их невидимое и всемогущее. Они жестоко расправляются с каждым непокорным.
— А как же матушка Далида здесь с ними уживается?
— Платит им, только и всего. Так же, как нам в Билме.
Между тем все трое ощущали беспокойство и неуверенность. Поселились они в самой большой гостинице города, которую, разумеется, не обходили вниманием ни шпионы Билмы, ни бдительные служители местного Верховного Существа. Но им казалось, что именно здесь их скорее всего найдет Данн. Беглецы решили провести эту ночь здесь, не переезжать в менее заметное место, но пищу принимать в своей комнате, не спускаясь в громадный зал таверны, занимавший почти весь первый этаж.
Может быть, им следовало самим обойти таверны и харчевни города, разыскивая блудного братца Маары? Маара никому никогда не рассказывала о подкожном златохранилище Данна, но этим своим друзьям она открыла тайну, чтобы объяснить свою неуверенность: искать ли Данна среди простых работников и нищих либо ожидать, что он ведет более зажиточный образ жизни. Или же — но в этом она боялась признаться даже самой себе — искать его следует в притонах, от которых разит маковым дымком. Этого Маара боялась больше всего.
Поздно вечером, когда они уже собирались укладываться спать, за дверью их комнаты раздался шум голосов. Один голос принадлежал Данну. Маара распахнула дверь — перед ней оказался брат, за которым маячила фигура слуги, пытавшегося задержать этого ободранного босоногого прощелыгу, явно неуместного в стенах солидной гостиницы. Который же из Даннов предстал перед нею? Маара вгляделась в глаза брата. На этот раз перед нею стоял взрослый, чувствующий свою ответственность мужчина. И сознающий свою вину. В следующий момент они уже лили слезы, причитая в объятиях друг друга:
— О, Маара, прости, прости меня!
— О, Данн, ты здесь, наконец-то!
Слуга, махнув рукой, удалился, а Даулис с Летой сидели поодаль на подушках, молча наблюдая, дожидаясь, пока они наконец успокоятся.
— Маара, это был не я, это был другой Данн.
— Я знаю, знаю. — Маара поняла, что Данн только теперь осознал эту двойственность своей натуры.
— Маара, конечно, нетрудно мне сейчас сказать, что такое более никогда не повторится…Ты должна мне помочь.
— А что я могла тебе тогда сказать, что остановило бы тебя, оторвало бы от игорного стола?
Данн опустил глаза, лицо юноши исказилось от охватившего его раскаяния:
— Маара, все, что ты теперь должна сделать, это напомнить мне, что однажды я уже проиграл самое дорогое, что у меня есть в жизни… — И брат с сестрой снова обнялись.
Неизвестно, сколько бы они еще обнимались, но в коридоре опять раздались голоса, дверь снова открылась, в комнате появилась мамаша Далида с сумками и свертками в руках. Она опустила поклажу на пол и критически осмотрела помещение. Не лучший из номеров этой гостиницы: потертые стены, выцветшие подушки для сидения, в углу подносы с посудой от ужина, простые спальные поддоны…
— Хм… Не ожида-ала обнаружить могущественного советника Даулиса в подобной обстановке. — Она повернулась к Лете, указала на подушки. — Собери-ка мне этих… — Лета соорудила из нескольких подушек небольшую пирамиду, и Далида осторожно опустила на них свой обширный зад. Все молчали, ожидая развития событий, и каждый не без основания опасался за свою судьбу.
Похожая на громадное птичье чучело, в просторном хлопковом пыльнике, накинутом поверх кожаного дорожного костюма, Далида неспешно переводила пуговки глаз с одного на другого, как будто выбирая, с кого начать, а кого склевать на десерт.
— Советник, с тебя должок за Маару… Хотя поговаривают, что там и повесомее тебя покупатели найдутся.
— Сделка зарегистрирована! — живо возразил Даулис, вынул солидного размера кошель и показал его Далиде. Та хмыкнула и перешла к Лете.
— А тебя я чем обидела, милая моя?
— Нет, матушка, никакой обиды. Но ты же знаешь, я всегда хотела удрать. И у меня деньги на выкуп при себе.
Взгляд Далиды уперся в Маару.
— Ты, дорогая, конечно, вообразила, что там, в Центре, с неба пирожки сыплются? Смотри не просчитайся.
На Данна взгляд ее излил не одно ведро презрения. Юноша пытался этому уничтожающему потоку противостоять, но видно было, что он едва сдерживает слезы.
— Лета, моя здешняя управляющая собирается на покой. Ступай-ка ты на ее место.
Этого предложения Лета, разумеется, не ожидала. От неожиданности она открыла рот, заерзала по подушке, потом зажала рот рукой, не отрывая взгляда от хозяйки.
— То есть вести дело в Каназе?
— Точно так. Ты умница, котелок варит, справишься.
Даулис и Маара внимательно наблюдали за Летой. Что еще нужно для удовлетворения честолюбия?
— Но я совсем не знаю этих, местных… с их Верховным Невидимкой.
— Да что там знать-то, все они козлы одной породы, что тамошние, что тутошние. И такие же жадные. Я сегодня откупилась от них на год вперед. А если что, так я ведь не на краю света. До Билмы рукой подать.
— И опять я не смогу по улице пройти, чтобы не встретить своего клиента.
— Ты управляющая. Не хочешь, не спи с ними, никто силком не заставит.
Лета замолчала. Взгляд ее обратился внутрь, в собственную душу. Но вот она вздохнула:
— Нет, матушка, нет. Извини. Я лучше пойду на север. С Маарой и Даулисом.
— И с этим, — смачно добавила Далида, кивнув на Данна. — Он теперь тебя проиграет.
— Далида, а ведь нельзя сказать, что ты таким проигрышам не способствуешь, — не выдержала Маара. — Если тебе так не нравится Данн, то чем лучше твой Бергос?
— Данн твой просто дурак. Бергос — мразь. Но я тетка деловая. Есть возможность — использую. Кстати, в «Приюте путешественника» ведь не только мои шибзики шастают. И Совет там свои глаза да уши держит. Вон, у досточтимого господина советника Даулиса справься.
— Моих шпионов там нет, — буркнул Даулис.
— Ну, кореша твои держат. — И она снова повернулась к Лете. — Давай свой выкуп.
— Матушка, — взмолилась Лета. — Это все, что у меня есть.
Теперь в душе мамаши Далиды разгорелась схватка эмоций и деловых соображений:
— Ладно, демон тебя дери, оставь себе за выслугу лет.
Лета бросилась к Далиде, обхватила ее колени, уткнулась лицом в складки пыльника — и полились благодарственные слезы. Закрученные в узел волосы торчали под носом мамаши Далиды. Она вытащила из прически кающейся грешницы булавки, рассыпала засиявшие на солнце пряди и принялась их гладить, ворошить, запускать в них пальцы. Лицо ее выражало сложную смесь эмоций: сожаление, печаль, нежность, горький юмор.
— И все-то время я твоими волосами любовалась… завидовала… — Далида игриво ткнула пальчиком в несерьезные стружки-завитушки, венчиком окружавшие ее голову. — С самого твоего у меня появления завидовала. В общем, если у тебя с этим севером не выгорит, возвращайся. У меня к тебе душа лежит. — Она грубовато отпихнула Лету и воззрилась на Даулиса. — Гони монету, любезнейший!
— Может, в Билме рассчитаемся?
— Не выйдет. Мне еще надо заплатить за двух новых посикушек.
Даулис вздохнул и отдал ей кошель.
— Хоть знаю, что пересчитывать не надо, не надуешь, — проворчала Далида. Она закряхтела и поднялась, опершись на руку Леты. — Что-нибудь Кретис передать, советник?
Даулис молча покачал головой.
— А от тебя, Лета?
— Скажи ей… Скажи ей…
— Ладно, найду, что сказать, понимаю. А тебя в Билме ожидать, советник?
— Надеюсь, что вернусь. Когда выполню свою задачу.
— Стало быть, когда доставишь этих двух махонди.
— Кто новые девушки, матушка? — спросила Лета.
— Да местные. Один из здешних блюстителей морали продал. Жрец. У родителей купил, как я тебя когда-то. Неплохие девицы, клиентура будет довольна, новизна все-таки. Так, советник?