— А почему он называл меня принцессой?

— Лесть. Когда хотят подольститься ко мне, они и меня принцем называют.

Они смотрели в глаза друг другу, молчали о чем-то недосказанном.

— Теперь ты начнешь говорить о драгоценных детях и о таинственных планах?

— Мог бы, но есть вещи поважнее.

— Однако, похоже, существует какой-то план, в который вплетены мы с Данном?

— Нельзя назвать это планом. Скорее, возможности. Я в них не заинтересован. — Он чуть подумал и поправился: — Не я в них заинтересован. — Еще пауза. — И не вижу смысла для тебя интересоваться этим. Слишком далеко мы от места, где это что-то значит. Далеко по времени и по расстоянию. Сотни миль.

— Значит, быть принцем или принцессой проку мало, если ты не живешь как принц или принцесса, — подвела итог Маара.

— Вот именно. Если хочешь знать мое мнение, давно прошло время, когда от этого был какой-то прок. А теперь продолжим.

Маара приступила к рассказу. Когда дошла до встречи с войском хеннов, Шабис снова засыпал ее вопросами. Какая на них форма? Состояние формы — чистая, грязная, мятая, рваная? Цвета нашивок? Какая обувь? Вид сытый или голодный, свежий или усталый? Сколько их было?

Маара ответила весьма толково.

— И еще у них оружие было, от которого нету проку. В Хадроне есть такое.

Она описала оружие.

— Почему ты думаешь, что от него нет проку?

Маара объяснила.

— Нет, это не так, — не согласился Шабис. — Оружие очень старое, но не бесполезное. Один весьма способный солдат-хенн нашел такое оружие в музее и постарался его скопировать, насколько возможно в наших условиях. И оно сработало. Сначала хенны получили преимущество, но потом мы наверстали, у нас тоже появилось это оружие. И равновесие восстановилось. Только тьма народу погибла.

— Как оно работает?

— Оно выбрасывает шарики, пули. Засовываешь в дырочку пулю, спички, вспыхивает огонь, пуля вылетает и может убить или ранить, — мрачно рассказывал Шабис. — В школе нам говорили, что всего через пять веков после изобретения этого оружия весь мир поработила технология. Но у нас, к счастью, пока нет для такого возможностей. Пока нет, во всяком случае.

Так много нового, а она понимает отнюдь не все.

— Вечером ты обещал, что я начну учиться, — проворчала Маара.

— Сначала язык.

— Всегда так. Сначала то, сначала это… Ты не представляешь, каково это — чувствовать себя такой невежественной, ничего не знающей!

— Ты вроде бы хвасталась, что в Хелопсе знала больше, чем тамошние.

— А много ли это? Да и вовсе не то я хочу знать. Я знаю, как выжить, умею выживать. Они не умеют. Они как дети. — Маара заплакала, уронив голову на сложенные на столе руки. Шабис положил ей руку на плечо. Жест, выражающий доброту, но одновременно и предупреждающий.

— Все, Маара, хватит.

Она пересилила себя, замолчала. Подняла голову. Генерал убрал руку с ее плеча.

— Завтра начнешь учить язык. Сегодня выступишь перед офицерами, расскажешь им то же, что и мне.

— Но я ведь языка не знаю.

— Они знают махонди. Не слишком сильны, но будешь говорить медленно, без длинных слов… Поймут.

— Ха! Откуда мне знать длинные слова!

— Только не заплачь снова.

— А почему только офицерам?

— Не сможешь же ты орать, чтобы услышали десять тысяч солдат.

— Ух ты! Десять тысяч?

— Здесь десять. На западе у генерала Чада еще десять. На севере двадцать, вокруг Шари. На востоке, вдоль границы с Хеннесом, десять.

— Много народу в Чараде?

— Большинство в армии. Война давит на народ, жить становится тяжелее. Молодежь рванулась в армию, мужчины и женщины. Если они не солдаты, то работают на армию и числятся в армии. Армия их кормит и одевает. В Чараде есть местности, в которых не осталось больше гражданского населения. Двадцать лет тянется война. И Агре за эти двадцать лет превратилось в военное государство. Все в армии, хотя многие за всю жизнь не видели противника, не участвовали в боях.

— Значит, власть в стране диктаторская?

— Можно сказать и так.

— А… кто диктатор? Ты?

— Нас четверо. Генералы. Мы правим, и правим неплохо.

— А народ… не возражает?

— Бывает.

— И что тогда?

— Что ты сделала с бедным парнем, когда он протянул руку к твоим деньгам?

— А чего они хотят? Если хотят перемен, то какая у них цель?

— Мы и сами дивимся. Мы, четверо. Нас называют Четверкой. Люди накормлены. Одеты. Их защищают…

— А скоро и перемирие заключите. И хенны тоже все в армии?

— Нет, им хуже. У них много штатских, и все, естественно, недовольны. Маара, все узнаешь, обещаю, будешь учиться. А теперь идем на плац. Там тысяча офицеров.

— И я выступлю перед тысячей человек?

— А что такого? У тебя получится. Чтобы не было слишком долго, на личном не останавливайся. Климат, его изменения. Животный мир, его изменения. Гигантские скорпионы и пауки. Обстановка в Хелопсе, в Речных городах. У нас среди солдат есть и беженцы оттуда. Ситуация с провизией, дефицит воды. У тебя получится. А они народ понятливый. Мои солдаты — самые образованные в Чараде. — Он самодовольно улыбнулся.

Маара восхищалась этим человеком, чувствовала себя рядом с ним хорошо и спокойно, по-домашнему, хотя Шабиса никак нельзя было назвать добрячком, рубахой-парнем. И ни Юбу, ни тем более Мерикса он не напоминал. Мерикс… Его улыбка вдруг вспыхнула в ее воображении, но затуманилась, растаяла, когда Маара попыталась на ней сосредоточиться. Мерикс распрощался с ней. Шабис двадцать лет в армии. Каждый жест его, каждый поворот головы, кивок точно подходят к ситуации, к какому-то воинскому шаблону, обкатанному их инструкциями. И все же эта железная дисциплина бледнеет на фоне кошмарного оболванивания солдат в армии хеннов.

Они прошли мимо приземистых казарм и штабных бараков, вышли к плацу, по которому маршировали офицеры, вздымая клубы пыли. Вот они замерли, по команде расслабились; пыль лениво парила в воздухе, медленно оседая. Маара нашла взглядом Данна, улыбнулась ему, он кивнул в ответ, сохраняя приличествующую его новому наряду серьезную мину.

Перед такой массой военных Маара снова почувствовала неуверенность. Большинство из них махонди… вроде бы. Или нет? Она подумала, что если взять любого из них в отдельности, то без колебаний можно решить: да, махонди, хотя и не самый красивый, не лучшим образом сложенный. Но взять десяток этих парней и поставить их рядом с десятком настоящих махонди — и разница сразу бросится в глаза. Но в чем она состоит, эта разница? Трудно сказать.

По сигналу Шабиса Маара начала свой рассказ. Она стояла на деревянном помосте, возвышаясь над затихшим строем, и все хорошо слышали ее звучный голос. Затрудняло рассказ отсутствие видимой реакции на окаменевших лицах слушателей. Но Шабис время от времени одобрительно кивал, и она продолжала повествование. Когда примерно через час Маара закончила подробным описанием солдат-хеннов, Шабис предложил задавать вопросы. Слушатели поднимали руки и прежде всего интересовались солдатами противника. Лишь позже прозвучали вопросы о засухе и Речных городах.

На обратном пути Маара спросила Шабиса, страдал ли народ агре от голода и не по этой ли причине выглядят эти люди неудачными копиями махонди. Он ответил, что такое вполне возможно, и добавил:

— Дети их при рождении не похожи на наших, если присмотреться. С первого взгляда вроде — махонди, но тут же замечаешь: что-то не так.

— Но в чем причина?

— Никто не знает. Почему скорпионы и пауки меняются?

Они уселись с противоположных сторон стола, принялись за обед. Подали жареное мясо с вареными овощами. Маара опасливо разглядывала обожженный кусок трупа. Она к мясу за жизнь свою почти не прикасалась, о чем и сообщила Шабису.

— Привыкну, конечно, но там, внутри, под поджаристой корочкой, красная плоть, и я сразу вспоминаю Мишку, Мишкиту и молочных животных Хелопса.

Шабис сказал, что здесь с мясом проще, чем с растительной пищей. Обширные, хотя и не слишком пышные пастбища, многочисленные стада, за которыми ухаживают приписанные к армии женщины. Животные выносливые, неприхотливые, без воды способны обходиться по неделе и долее. А вот хенны — огородники, а со скотом управляться толком не умеют. Если добиться мира — имеются все предпосылки для расцвета взаимовыгодной торговли.