— Вторники, — угрюмо ответил я.
— Господи.
— И воскресенья, — добавил я.
Бренда что-то сказала, но я не расслышал, потому что закричала тетя Глэдис:
— Ты будешь весь день говорить по междугороднему?
— Тихо, — крикнул я в ответ.
— Приедешь, Нил?
— Черт, приеду, — сказал я.
— Ты сердишься?
— Не думаю. Я собираюсь приехать.
— До воскресенья.
— Посмотрим.
— Не расстраивайся, Нил, у тебя расстроенный голос. Это еврейский праздник. Тебе положены выходные.
— Правильно. Я ортодоксальный еврей, черт возьми, я должен этим воспользоваться.
— Правильно, — сказала она.
— Есть там поезд около шести?
— По-моему, каждый час.
— Тогда я поеду на шестичасовом.
— Я буду на вокзале, — сказала она. — Как я тебя узнаю?
— Я оденусь ортодоксальным евреем.
— Я тоже, — сказала она.
— Спокойной ночи, любимая, — сказал я.
* * *
Когда я сказал тете Глэдис, что уезжаю на Рош а-Шана, она заплакала.
— А я готовила большой ужин, — сказала она.
— Ты продолжай его готовить.
— Что я скажу твоей матери?
— Я сам ей скажу, тетя Глэдис. Прошу тебя. Ты не имеешь права огорчаться…
— Когда-нибудь у тебя будет семья, и ты поймешь, каково это.
— У меня сейчас есть семья.
— В чем дело? — сказала она, шмыгая носом. — Эта девушка не может приехать к семье в праздники?
— Она учится, она не может…
— Если бы она любила свою семью, она нашла бы время. Мы не живем шестьсот лет.
— Она любит свою семью.
— Тогда один раз в году она может надорваться и посетить родных.
— Тетя Глэдис, ты не понимаешь.
— Ну конечно, — сказала она, — когда мне исполнится двадцать три года, я буду все понимать.
Я подошел и поцеловал ее, а она сказала:
— Отойди от меня, поезжай в свой Бостон…
Утром выяснилось, что мистер Скапелло тоже не хочет отпустить меня на Рош а-Шана, но, думаю, я обескуражил его, намекнув, что нежелание дать мне два выходных можно истолковать как скрытый антисемитизм, так что в целом договориться с ним оказалось легче. В обеденный перерыв я сходил на Пенсильванский вокзал и взял расписание бостонских поездов. Три ночи я читал его на сон грядущий.
* * *
Она не была похожа на Бренду, по крайней мере в первые минуты. И я, вероятно, показался ей не похожим на себя. Однако мы поцеловались и обнялись, и странно было ощущать толщу пальто между нами.
— Я отращиваю волосы, — сказала она в такси и больше ничего не говорила.
Только помогая ей выйти из машины, заметил я тонкое золотое колечко на ее левой руке. В гостинице она отстала от меня и, пока я регистрировался «мистер и миссис Нил Клагман», с видом посторонней прохаживалась по вестибюлю. В номере мы опять поцеловались.
— У тебя сердце колотится, — сказал я.
— Знаю.
— Волнуешься?
— Нет.
— Ты уже так делала?
— Я читала Мэри Маккарти.
Она сняла пальто и не повесила его в шкаф, а бросила на кресло. Я сел на кровать, она не села.
— В чем дело? — спросил я.
Бренда вздохнула, подошла к окну, и я подумал, что лучше пока ничего не спрашивать, а привыкнуть друг к другу в тишине. Я повесил оба пальто в пустой шкаф, а чемоданы — ее и мой — оставил возле кровати.
Бренда стояла коленями на стуле и смотрела в окно, как будто хотела за окном оказаться. Я подошел к ней сзади, обхватил ее, взял за грудь. С подоконника тянуло холодом, и я сообразил, как давно была та первая теплая ночь, когда я обнял Бренду и почувствовал трепет крохотных крылышек у нее в спине. И тогда я сообразил, зачем я на самом деле приехал в Бостон — это и вправду было давно. Хватит валять дурака с женитьбой.
Я спросил:
— Что-то случилось?
— Да.
Не такого ответа я ожидал. Я вообще не ждал ответа — хотел только успокоить ее своим заботливым вопросом. И спросил опять:
— Что? Почему ты не сказала по телефону?
— Это только сегодня выяснилось.
— В колледже что-то?
— Дома. Они узнали про нас. Я повернул ее лицо к себе:
— Ничего страшного. Я тете тоже сказал, что еду сюда. Что от этого меняется?
— Про лето. Что мы спали.
— Ну? — Да.
— …Рон?
— Нет.
— Это что же, в ту ночь… Джулия?
— Нет, — сказала она. — Никто.
— Не понял.
Бренда поднялась, подошла к кровати и села на край. Я сел на стул.
— Мать нашла эту вещь.
— Диафрагму? Бренда кивнула.
— Когда? — спросил я.
— Вчера, наверно. — Она подошла к бюро и открыла сумочку. — На, можешь прочесть, в том порядке, в каком я их получила. — Она бросила мне конверт; он был помятый, с грязными краями, как будто его много раз вынимали из кармана и клали обратно. — Это я получила сегодня утром. С курьером.
Я вынул письмо и прочел:
УМЫВАЛЬНИКИ И РАКОВИНЫ ПАТИМКИНА
Всех форм — Всех размеров
Дорогая Бренда,
Не обращай внимания на письмо твоей матери, когда получишь его. Я люблю тебя, детка, если хочешь пальто, я куплю тебе пальто. Ты всегда будешь иметь то, что захочешь. Мы очень верим тебе, поэтому не слишком огорчайся из-за того, что тебе пишет в своем Письме мама. Конечно, у нее расстроились нервы, потому что это было ударом, и она очень много работала в Хадассе. Она Женщина, и ей трудно понять некоторые Удары, которые преподносит жизнь. Конечно, я не могу сказать, что мы все не были удивлены, потому что я с самого начала хорошо относился к нему и Думал, что он будет благодарен за приятный отпуск, который мы ему обеспечили. Некоторые Люди оказываются не такими, как мы надеялись и хотели, но я готов простить и сказать, Что Прошло, То Прошло. Ты всегда до сих пор была хорошим Котенком и получала хорошие учебные оценки, и Рон был, самое главное, Хорошим Мальчиком, как мы и хотели, и Воспитанным мальчиком. В мои немолодые годы, поверь мне, я не возненавижу тех, кто плоть от моей плоти. Что касается твоей ошибки, чтобы ошибиться, нужны Двое, и теперь, когда ты в колледже и далеко от него и от того, во что тебя втянули, у тебя все будет хорошо, я твердо в это верю. Надо верить в своих детей, как в свой Бизнес или любое серьезное предприятие, и нет такого огорчения, которого нельзя простить, особенно когда оно касается наших родных детей. У нас любящая сплоченная семья, так почему нет??? Я желаю тебе хороших Праздников и в синагоге скажу за тебя Молитву, как делаю это каждый год. В понедельник ты поезжай в Бостон и купи пальто. Какое хочешь, потому что я знаю, какие холода бывают там, где ты сейчас. Передай привет Линде и не забудь привезти ее к нам на День благодарения, как в прошлом году. Вам было так весело вдвоем. Я никогда не сказал плохого слова о твоих друзьях и Рона, и то, что это случилось, это только исключение, которое подтверждает правило. Счастливых тебе Праздников.
Твой Отец.
Ниже была подпись Бен Патимкин, но зачеркнутая, и под ней снова написано Твой Отец, как эхо — Твой Отец.
— Кто такая Линда? — спросил я.
— Прошлогодняя соседка по комнате.
Она кинула мне второй конверт.
— Этот я получила после обеда. Авиапочтой.
Письмо было от ее матери. Я начал читать и опустил на минуту.
— Ты получила его после?
— Да. Из его письма не поняла, что случилось. Прочти это.
Я стал читать.
Дорогая Бренда,
не знаю даже, как начать. Я проплакала все утро и вынуждена была сегодня днем пропустить собрание совета — такие красные у меня глаза. Никогда не думала, что подобное может произойти с моей дочерью. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду, что это, по крайней мере, лежит на твоей совести, поэтому не стану унижать подробностями и себя, и тебя. Скажу только, что сегодня утром, приводя в порядок комод и убирая твои летние вещи, в твоем нижнем ящике под свитерами я наткнулась на нечто, о чем ты, вероятно, помнишь. Я заплакала в ту же минуту, когда это увидела, и плачу до сих пор. Недавно позвонил твой отец и сейчас он едет домой, потому что услышал по телефону, до какой степени я расстроена. Не знаю, что мы такого сделали, чтобы ты нас так отблагодарила. Мы дали тебе прекрасный дом и всю любовь и уважение, в которых нуждается ребенок. Я всегда гордилась тем, какую самостоятельность ты проявляла с малых лет. Ты чудесно ухаживала за Джулией, когда тебе было всего четырнадцать — сердце радовалось, глядя на тебя. Но ты отдалилась от семьи, хотя мы учили тебя в лучших школах и давали все самое лучшее. Почему ты нас так за все отблагодарила — этот вопрос я унесу с собой в могилу.
Для твоего друга я не нахожу слов. За него отвечают его родители, и я не представляю себе, в какой семье он рос, если мог так поступить. Он хорошо отплатил нам за гостеприимство, которое мы проявили по отношению к нему, совершенно чужому человеку. Как вы могли вытворять такое прямо в нашем доме, этого я не пойму никогда в жизни. Нравы определенно изменились с тех пор, когда я была девушкой, — если творится такое. Я спрашиваю себя — ты хотя бы не думала о нас, когда этим занималась? Пусть со мной, но как ты могла так поступить с отцом. Дай Бог, чтобы об этом никогда не узнала Джулия.
Один Бог знает, чем ты занималась все эти годы, когда мы тебе верили.
Ты разбила сердце своих родителей, знай это. Хорошее спасибо за все, что мы для тебя сделали.
Мама
