Мари-Жанна, как и положено истиной католичке, приняла первое причастие в тринадцать лет, после чего не покидала монастырь ещё два года. В пятнадцать она выглядела старше своих лет, её полная упругая грудь, приподнятая корсажем, приводила проходивших мимо неё мужчин в трепет.

Анна была рада, что монастырские годы обучения дочери, наконец, закончились. Она искренне желала Мари-Жанне добра и по совету своего любовника месье Шатене направила дочь в модный дом господина Лабиля.

Месье Шатене, давно знавший Лябиля, написал ему короткое письмо, в котором просил принять под свою опеку девушку, только что покинувшую стены Сент-Орского монастыря, где постигла все премудрости рукоделия.

Мари-Жанна, почувствовав себя, наконец, взрослой и вполне самостоятельной, надела ярко-зелёное муслиновое платье, сверху меховую накидку, так как стояла поздняя осень, и направилась в модный дом на улицу Гоше.

Увы, но монастырское воспитание принесло свои плоды: девушка на протяжении всего пути краснела под плотоядными взорами молодых людей. Один из них настолько расхрабрился перед друзьями, что предложил:

– Красотка! Выходи за меня замуж прямо сегодня. Я – сын успешного сапожника, сошью такие туфельки на твои стройные ножки, что все подружки зайдутся от зависти!

Компания молодых мужчин дружно засмеялась.

Мари-Жанна, понимая, что приличной девушке претит реагировать на подобные выходки, всё же была удовлетворена: она – красива и желанна, сомнений нет, но вовсе не желает стать женой сапожника, пусть и успешного. Девушка повела плечами, фыркнула и проследовала по направлению к улице Гоше.

Достигнув, наконец, цели, обрела необычайную уверенность в себе и своих прелестях:

«Раз так, значит, я получу то, чего желаю: богатого мужа и множество изысканных нарядов. И никогда больше не буду ходить с исколотыми пальцами от постоянного шитья!»

Мари-Жанна вошла в модный дом Лябиля. Её обдало теплом натопленного помещения, в носу приятно защекотало от запаха мануфактуры: она лежала в изобилии на прилавках, около которых хлопотали молодые девушки.

Претендентка увидела полную даму, совершенно бесформенную, около неё из кожи вон лезла молоденькая модистка.

– Ах, мадам, вам этот цвет – к лицу, – говорила она, указывая на вишнёвый муар. – Если подобрать соответствующую золотую тесьму и пустить её по линии груди и талии будет мило…

Полная дама терпеливо выслушала щебет модистки и, наконец, сказала:

– Нет, вишнёвый меня полнит. Давайте посмотрим терракотовый.

Модистка округлила глаза: как вишнёвый цвет может полнить, если он темнее терракотового? Но желание клиента – закон.

Пока модистка, привлёкшая внимание Мари-Жанны, распиналась перед толстухой, девушка поднялась на второй этаж.

Поднимаясь по лестнице, Мари-Жанна почувствовала знакомый запах, который постоянно присутствовал в галантерейной лавке месье Шатене, любовника её матери. Когда она вошла в просторный торговый зал второго этажа, то поняла – это гимн французской галантерее! Чего только здесь только не было: и кружева разной ширины, с серебряной, золотой нитью и без них; тончайшее шитьё для нижнего белья, как французское, так и голландское. Уж в таких вещах девушка разбиралась, проведя столько лет за рукоделием в Сент-Орском монастыре, – и опять же – тесьма, поражающая воображение своими формами, цветом и разнообразием.

Мари-Жанна потерялась в обилии стендов и витрин, увешанных галантерейными прелестями. Она машинально продвигалась через этот мир дамского счастья, не заметив мужчину, который сосредоточенно её разглядывал.

– Мадемуазель! – наконец, он окликнул зачарованную посетительницу. – Могу ли я вам помочь?

– О, да! Мне нужен месье Лябиль, хозяин магазина.

Мужчина не торопился признаваться. Он, улыбаясь, любовался юной особой: она напоминала портреты Веронезе, на которых тот изображал красавиц с золотистыми волосами, бросавшими отблеск на кожу, чуть тронутую розовой краской.

– Я – господин Лябиль, мадемуазель. Что изволите? – наконец представился он.

Мари-Жанна улыбнулась, мужчина вновь отметил: как мила это юная особа!

– Месье Шатене, хороший знакомый моей матушки, писал вам обо мне. Я – Мари-Жанна Бекю-Гомар, – девушка присела в лёгком реверансе.

– Да, да. Конечно, я помню… Вы уже прошлись по модному дому и ознакомились с обстановкой? – поинтересовался хозяин.

– Да, месье, я – в восторге!

– Я рад, мадемуазель. Как я понял: вы постигли ремесло рукоделия в монастыре?

– Да, месье…

– Хорошо, я делаю вывод, что – вы прекрасно воспитаны и являетесь образцом скромности и терпения. Видите ли, наши клиентки – разные, их вкусы и фигуры порой неординарны.

– Я понимаю месье Лябиль, о чём вы говорите.

– Прекрасно. Мне нужна девушка, которая бы со слов клиентки делала цветные эскизы того туалета, который та желает заказать. Предупреждаю, зарисовывать слова – весьма трудная задача. Ваша предшественница выдержала всего три месяца и попросилась в швеи.

Мари-Жанна была очень рада, что ей не придётся снова колоть пальцы иглой, и тут же согласилась. Месье Лябиль приказал одной из своих модисток проводить девушку в мансарду, где располагались крошечные комнатки, вмещавшие постель, комод и один стул. Мари-Жанна осталась довольной своим новым жилищем – главное она начинала самостоятельную жизнь. Теперь она будет уповать на удачу, и та непременно придёт.

Модный магазин был бесконечно привлекателен для девушки, впервые вступившей в самостоятельную жизнь из монастыря, и по сути – ничего не знавшей о жизни. Мари-Жанна попала в храм кокетства. Перед её глазами постоянно блестела вереница дорогих и изысканных тканей, различных безделушек и дорогих женских украшений, предназначенных для нарядов клиенток.

Как может юная девушка устоять перед этим изобилием и не возжелать одеваться также, дорого и с изыском, как дамы, посещавшие модный магазин? Вид всех этих вещей порождал в сердцах молодых модисток легкомыслие, любовь к роскоши, стремление к нему, а порой толкал на скользкий путь разврата.

Мари-Жанна постоянно изощрялась в том, как своим художественным искусством придать кокетке ещё больше кокетства и пикантности, любвеобильной даме – страстности, сладострастной особе – томности, куртизанке же – обворожительной порочности.

Красивой женщине или девушке юная художница в своих эскизах придавала ещё больше грации, полной же – подобие талии, или что-то вроде фигуры.

Своими стараниями и вкусом новенькая модистка-художница вскоре полюбилась заказчицам, особенно пожилым дамам, с подобием фигуры, и обрела определённую популярность.

Дамы, постоянно посещавшие модный дом Лябиля, и те, что стали заказывать в нём наряды сравнительно недавно, – все как одна требовали, чтобы эскизы непременно делала Мари-Жанна.

Мари-Жанна быстро освоилась на новом месте, а так как у неё была прекрасная зрительная память – запомнила всех постоянных клиенток Лябиля. Модистка-художница научилась точно определять кто перед ней: вот молоденькая хорошенькая девушка, наверняка, только что покинувшая стены монастыря, тяготеющая к ярким цветам, – это понятно, Мари-Жанна сама носила много лет коричневое платье с белым воротничком, пока пребывала в стенах Сент-Орского монастыря. Модистка, занимавшаяся сей юной особой, пыталась приобщить её к искусству нравиться, объясняя, что яркие цвета – не всегда хорошо и прилично. Та поначалу не слушала профессиональных советов, но потом постепенно начинала сдаваться. На эскизе Мари-Жанны появлялось приличное платье, которое отличал вкус и умеренная роскошь.

Однажды Мари-Жанна рисовала наряд некой молодой особы из знатного рода, новобрачной, которую должны были представить ко двору. Та же хотела покорить монарха не только своими прелестями, но и изысканным нарядом. Мари-Жанна внимательно слушала щебетанье знатной дамы, которая, не закрывая рта, рассказывала о Версале, любовнице короля, женщине необычайной красоты и ума, её нарядах, стоимостью по десять тысяч ливров…