– Я освободила вчера этого епископа, хоть он того и не заслуживал. Что же вас заставило стащить меня с лошади?

– Мне отчаянно хотелось познакомиться. Прошу прощения. Впредь постараюсь знакомиться более приличным способом.

На этот раз Джейн громко рассмеялась, и ее смех прозвучал для Николаса как прекрасная музыка. Разглядывая ее, Николас спрашивал себя, знает ли она о власти своих чар.

– Думаю, вы ничего не сказали магистрату о нашей первой встрече.

– У вас есть все основания так думать.

– А как насчет наших будущих встреч?

– Вы очень дотошны, – заметил Николас. – У нас с сэром Робертом развилась стойкая неприязнь друг к другу. Если ничего не изменится, сомневаюсь, что в ближайшее время нам придется обсуждать данную тему.

С лукавыми искорками в глазах она продолжила:

– Но эти ваши смутные заверения останутся в силе лишь до тех пор, пока я снова не порежу вам руку.

– У вас не скоро появится такая возможность, мисс Джейн. – Он многозначительно посмотрел на нее. – Сомневаюсь, что в другой раз я позволю вам быстро подняться на ноги.

Румянец на ее щеках стал ярче. По тому, как ее руки крепко сжали поводья, Николас понял, что Джейн начинает злиться, и быстро сменил тему:

– В любом случае смею заметить, что не выбрал бы Масгрейва в доверенные лица. Если возникнет какой-либо вопрос или недоразумение, предпочту обратиться к вам.

Она остановила на нем пристальный взгляд.

– Вы человек широкого мышления, к тому же искренний. Очевидно, неправильно судить о человеке по занимаемому им в жизни положению.

– Вы чересчур строги к себе.

– Думаю, нет. Хотя не могу назвать никого из знакомых мне англичан, кто не счел бы своим долгом выдать меня если не магистрату, то уж точно моему отцу.

– Вижу, вы невысокого мнения о моих собратьях.

– Так оно и есть. – Джейн улыбнулась. – Но безусловно, имеются исключения. Для преподобного Адамса благопристойность и сострадание превыше жадности, классового и колониального превосходства.

Одно лишь упоминание имени священника вызвало у Николаса раздражение. Ему нравилась непринужденность, которую он чувствовал в общении с ней, и мысль о возможном сопернике причинила ему боль.

– А вы не собираетесь сочетаться браком с преподобным Адамсом?

– Что за чушь! Мы просто старые верные друзья.

– Большинство пар могут лишь надеяться на подобные отношения… если все остальное в супружестве складывается наилучшим образом.

Она покачала головой:

– Вы провели здесь слишком мало времени, сэр, чтобы понять, как обстоят дела.

– Не сочтите за труд просветить меня.

Джейн ответила не сразу, и он с интересом наблюдал за происходящей в ней внутренней борьбой, отразившейся на ее лице.

– Преподобный Адамс – уважаемый приходской священник. А моя репутация оставляет желать лучшего. – Джейн повернулась к нему. Ее щеки пылали. – Хорошо, что мы затронули эту тему. Будет лучше, если вы услышите правду от меня. Не хочу, чтобы сплетни с вымышленными подробностями помешали будущему счастью моей сестры.

– Вот, значит, как здесь обстоят дела? Вас и доброго священника разделяют слухи и – насколько я понял – какое-то отступление от каких-то неясных и устаревших стандартов респектабельности?

– Нет.

– Что вы сделали, мисс Джейн? Приняли участие в этой скачке с препятствиями, о которой мне рассказал трактирщик в Баттеванте? Вы, должно быть, хорошенько отстегали лошадь епископа и всадника, прежде чем вас уличили. И всего-то?

– Дело совсем не в этом. Не имею ничего против преподобного Адамса. Что касается моего прошлого и репутации, выдвигаемые против меня обвинения гораздо серьезнее, чем вы думаете. Ни один мужчина не женится на мне.

Николас решил, что причиной скандала мог стать лишь ее побег из дома. Ему хотелось знать о Джейн все. Но надо подождать, когда она проникнется к нему доверием.

– Как я уже сказала, не слухи и обвинения мешают нам быть вместе. Мы с Генри Адамсом просто друзья.

– Друзья?

– Друзья. Друзья, и ничего более. Разве у вас никогда не было женщины-друга? Отношений, построенных на доверии и взаимном уважении? Дружбы, чистой и одухотворенной?

Николас сделал вид, будто задумался над вопросом. До чего же он обрадовался, что ему не придется сражаться со священником за ее внимание!

Сражаться за ее внимание.

Эта мысль заставила его снова посмотреть на Джейн. Она все еще ждала его ответа.

– Раз или два у меня почти возникали отношения, о которых вы говорите. Но ограничения, налагаемые такой дружбой, вскоре разочаровывали моего друга. Прошу прощения, но знаю по опыту, что женщины всегда хотят большего.

– Раз или два? – Она укоризненно покачала головой. – А я знаю по опыту, что обобщения, сделанные на ограниченном знании, редко бывают правильными и никогда не помогают в выявлении истины, сэр.

– Прошу прощения. – Николас вежливо поклонился. – Женщины, которых я знаю, стремятся к большему.

– Англичанки.

Она произнесла слово так, как будто оно было пропитано ядом.

– Мне забавно слышать, что вы себя не считаете англичанкой. Впрочем, это понятно, вы о них не самого высокого мнения.

– Неужели вас действительно интересует мое мнение на сей счет?

– Интересует.

Молчаливого возражения не последовало.

– Многие англичанки просто следуют традициям, в которых их воспитали. Для них важнее всего внешняя привлекательность, модные туалеты, хорошие манеры. В результате такие важные понятия, как сила духа, независимость, ум, в обществе не считают обязательными для женщин.

– Насколько я понимаю, вы считаете это унизительным для женщин?

– И недостойным для общества! Доктор Сэмюел Джонсон, ведущая знаменитость «Английских писем» наших дней, сказал: «Проповедующая женщина – все равно что собачка на задних лапках. У нее плохо получается, но всех удивляет, что она вообще это делает». Как узколобо выглядит этот низкопробный юмор, если вспомнить таких женщин, как Маргарет Мор Роупер, герцогиня Пембрук, леди Мэри Роут, и еще многих!

– В самом деле, – ответил он, – это женщины великого ума и характера.

– И все же, – продолжала Джейн, – в большинстве своем англичанки предпочитают не замечать, как низко их ценят. Их учат жить в послушании и блаженном невежестве. Они хоронят свой дух, свою волю и глубокие страсти еще до того, как вступают в пору женской зрелости. Позволяют лишать себя всего, что составляет суть человеческой личности.

Щеки Джейн пылали, глаза горели огнем страстной убежденности. Николас никогда еще не встречал такой умной женщины. Недаром она была Эган – предводительницей мятежников. Невозможно было не следовать за ней, если такую же страсть вкладывала она в дело, за которое боролась.

Они подъехали к полю, и Джейн направила лошадь по самому краю высокой травы, держась рядом с ним.

– Я не собиралась критиковать вашу семью, она наверняка совсем другая.

– Да, моя мать и сестра… другие. – Он улыбнулся. – Но возможно, в ваших словах есть доля правды.

– Нет. – Они въехали в небольшую рощу, и она наклонила голову под низко нависающей веткой, задев волосами листья. – Я должна извиниться. После того как вы с такой вежливостью обращались со мной, а ваши матушка и сестра были столь любезны со всеми нами вчера, с моей стороны было бы несправедливо совершить ту же ошибку, в которой я только что обвинила вас. Не все женщины одинаковы, много исключений. В жизни вообще много исключений.

– И я бесконечно рад этому, ибо нет ничего более утомительного, чем рутина.

Джейн повернулась к нему, и между ними проскочила искра желания. Джейн тотчас отвела глаза, но взгляд Николаса задержался на осенних листочках, запутавшихся в ее волосах. Она была частью природы, частью этой земли. С ней было легко.

Когда они достигли вершины следующего холма и Николас увидел раскинувшуюся внизу деревушку Балликлоу, он ощутил горечь разочарования. Джейн сняла с плеч шаль, бережно свернула ее и положила на седло перед собой. Заметив, что он наблюдает за ней, пояснила: