Уже четвертый день в дом, где только что скончался хозяин, беспардонно наведывается детектив Барлоу. То он подолгу там остается, то, усадив в машину вдову, увозит её в неизвестном направлении. Возвращается в таких случаях «парочка» поздно ночью. И судя по странной походке Лизы, вдовушка каждый раз пребывает в довольно сильном подпитии. Немудрено, что Барлоу уже не раз задерживался в чужом доме до самого утра…
Есть ещё одно необъяснимое и странное обстоятельство, беспокоившее меня: в доме должен находиться сынишка Люсиновых Антон, но паренёк почему-то ни разу не попал в поле зрения объективов. Признаться, я втайне питал надежду, что именно сын моего бывшего коллеги сможет оказаться полезным в получении нужной информации.
Днём возле дома Люсиновых ничего особенного не происходит. Время от времени Барлоу отъезжает по делам на своём зелёном «Ровере». А вместо него к дверям дома, ковыляя, как квочка, подходит некая пожилая дама с гружёнными доверху кошёлками. Скорее всего, приходящая прислуга, живущая где-то по соседству.
Несколько раз я видел, как из дома неуверенной походкой, спотыкаясь почти на каждом шагу, выходила сама Лиза и направлялась в ближайший магазин. Очевидно, у неё заканчивалась выпивка.
За всё это время Лизу, кроме детектива, практически никто не навещал. Даже падкую на сенсации журналистскую братию полиции каким-то чудом удалось отсечь. Лишь однажды в сопровождении многочисленной охраны вдову посетил сам господин Эленский, но пробыл в доме недолго, после чего через двадцать минут к особнячку подкатила карета «Скорой помощи». Очевидно, женщина была уже в таком состоянии, что бывший патрон ее мужа вынужден был проявить гуманность и сострадание и вызвать к вдове неотложку.
Анализируя собственные многочасовые наблюдения, я пришёл к неутешительному выводу: Лиза явно впала в тяжелейшую депрессию, усугубленную длительным запоем. Впрочем, не исключено, что психосоматическому коллапсу вдовы в немалой степени поспособствовал Барлоу. Он, например, мог вкалывать ей психотропные препараты, надеясь хоть таким способом выудить нужную информацию.
Но это же в принципе невежество! Если Барлоу действительно рассчитывает, что подобные методы способны разговорить Лизу, то глубоко ошибается! Он только глубже загоняет её в угол и тем самым всё дальше уводит от реального мировосприятия. Неужели в Скотланд-Ярде их этому не учили? Словом, если эксперименты с женой Люсинова так пойдут дальше, то она очень скоро очутится в психушке.
И надо же, как в воду глядел. На пятый день наблюдения примерно около двенадцати дня к дому в очередной раз подкатила карета «Скорой помощи», и трое дюжих санитаров в зелёных халатах молча вывели Лизу и затолкали в машину. Та, конечно, брыкалась, вопила, оглашая окрестности отборными непристойностями сразу на двух языках. Но ни двери, ни окна ни в одном из окрестных домов так и не отворились. В Англии не любят вмешиваться в чужие дела. Впрочем, как и у нас в стране, особенно в последние годы.
– Убийцы! Подонки! Евнухи! Оставьте меня! Я хочу к нему! Все вы мизинца его не стоите! – были последние ее слова, которые я расслышал.
Всё! Место в психушке Лизе обеспечено, и, видимо, надолго, удручённо подумал я в тот момент, понимая, что лишаюсь последней надежды раздобыть у вдовы злополучную флэшку.
Разумеется, покидать свое пристанище я пока не собирался. И как оказалось, не напрасно. Где-то к вечеру возле дома объявился жгучий брюнет крепкого телосложения, скорее всего выходец с арабского Востока. Экзотический тип, очень похожий на киноактёра Омара Шарифа, старательно изображал, что ищет на Флауер-стрит нужный адрес, но почему-то большей частью топтался около дома под номером девять, усердно пытаясь заглянуть в окна.
Может, один из клиентов Вадима? Или кто-то еще охотится за флэшкой? Только этого недоставало! Борьба на два фронта в моём положении равноценна провалу. Мало утешало и то обстоятельство, что, по всей видимости, детектив Барлоу также остался на бобах. И поделом! Сам довёл вдовушку до такого состояния.
Однако, с другой стороны, сейчас у меня появилось некоторое преимущество в затеянной игре. В отличие от Барлоу, у меня ещё оставался пусть эфемерный, но всё-таки шанс добиться результата с помощью сына Люсиновых. И я непременно этим шансом воспользуюсь, стоит только лондонским филерам снять блокаду. Тогда хотя бы можно будет вылезти на свет божий из опостылевшего логова, помыться, побриться, словом, привести себя в цивильный вид.
Терпеливо выждав примерно до пяти утра, я запустил свой детектор-контроллер и убедился, что электронно-лазерное наблюдение за Цветочной улицей снято. Если не брать во внимание тот факт, что перед домом вдоль изгороди из аккуратно постриженных кустов рододендрона по-прежнему продолжал фланировать долговязый, усатый полицейский. Его странная, напоминающая страуса фигура являла собой реальное воплощение типичной английской педантичности – пост визуального наблюдения был оставлен здесь, как у нас говорят, на всякий пожарный случай.
Ладно, этого-то павлина в фуражке мы как-нибудь обведём вокруг пальца. Пока коп будет мотаться, как по верёвочке, взад-вперёд, я проникну в дом через чёрный вход. Ну не может быть такого, чтоб в английском доме, тем более стоящем на земле, не было запасного входа… Хватит отсиживаться, иначе грош тебе цена, Интеграл!
Из дневника старшего детектива особого подразделения Скотланд-Ярда по борьбе с терроризмом Эрнеста Барлоу.
После того, как жену Люсинова отправили в госпиталь, я примчался к шефу.
– Судя по твоему взъерошенному виду, Эрни, дела наши неважные? – поднял на меня глаза сэр Гривс.
– Хоть в петлю лезь, сэр! – выпалил я и, напрочь позабыв об элементарных правилах субординации, плюхнулся в любимое кожаное кресло босса.
Увидев это, он несколько испуганно заморгал ресницами.
– Что так, сынок? – быстро взял себя в руки Гривс и, опустившись в свободное кресло, приготовился слушать.
– Понимаете сэр, я впервые в жизни не смог выудить из женщины ничего путного. Ну, в смысле, что необходимо для расследования. И так и сяк старался, пару раз даже переспал с ней! Вдруг, думаю, поможет и она всё-таки проговорится, куда подевалась флэшка. И заметьте, шеф, почти пятьсот фунтов на неё выбросил в ресторанах и пабах, пока охмурял. Обычно для такого дела мне достаточно угостить даму парой чашечек кофе или порцией недорогого порто…
– Не пойму. Так ты сумел влюбить в себя вдовушку? – скептически кривя рот в усмешке, спросил полковник.
По виду сэра Конрада было ясно, что разговоры «про любовь» и уж тем более про деньги не очень ему приятны. К тому же он, видимо, испугался, что я потребую вернуть упомянутые пятьсот фунтов из кассы нашей конторы. Но я же не дурак, чтобы всерьез ожидать столь нереального поворота.
– Кто их разберет, сэр, этих русских женщин, – неопределенно махнул я рукой. – Странные бабы, словно сделаны из какого-то другого теста. Трахалась со мной, а сама всё время рассказывала о покойном супруге. Нет, вы представляете, шеф, вдовушка постоянно называла меня Делончиком! Так, оказывается, в минуты интима она величала своего усопшего муженька. Галлюцинации, что ли, у неё были…
– Говорят, случается такое, – в задумчивости промолвил Гривс. – Может, она и вправду свихнулась от горя? Любовь до гробовой доски – так это, кажется, называется у русских.
– Браво, сэр! Вы всерьёз занялись освоением языка противника? – не преминул съязвить я.
– А ты, сынок, похоже, приревновал вдовушку к покойнику. Задела она всё-таки твоё мужское достоинство? Ха-ха-ха! Впрочем, не ты первый, не ты последний. Если вспомнить того же Пикассо или Дали, так эти великие художники питали патологическую страсть к русским красавицам до конца дней своих… Так что, похоже, ты тоже попался.
«Ишь куда занесло босса, – подумал я. – Надо срочно его разуверить».
– Какая она, к чёрту, красавица? Проспиртованная сучка! Правда, местами и моментами впрямь ничего…