– Итак, пожалуй, сегодня на этом и закончим. А концепцию структуралистов рассмотрим на следующей неделе. Ну-ка, заходите, не устраивайте тут сквозняк. Думаю, мы попросим мисс Поттер подготовить к следующему занятию доклад, поскольку она у нас явно знаток структурализма.

Самая худенькая из студенток с самым толстым конспектом выпрямилась и всем своим видом выразила возмущение.

– А остальным, – продолжал папа, не давая ей вставить ни слова, – чтобы угнаться за мисс Поттер, советую прочитать следующие книги…

И он быстро-быстро принялся перечислять названия книг. Пока студенты, включая мисс Поттер, торопливо записывали, папа вновь смерил Громилу оценивающим взглядом.

– До встречи через неделю, – бросил он студентам.

Студенты тоже посмотрели на Громилу и сочли за лучшее как можно проворнее очистить помещение. Аудитория стремительно опустела, задержалась лишь разъяренная мисс Поттер.

– Мистер Сайкс, – произнесла она, – я вынуждена буду пожаловаться…

– На следующей неделе, мисс Поттер. Включите это в ваш доклад. Покажите мне, в чем я неправ.

Мисс Поттер, еще больше разъярившись, расправила плечи и промаршировала вон.

Хорошо бы папа так же легко выставил Громилу, понадеялся Говард.

– Итак, что это? – вопросил папа, глядя на Громилу.

– Знакомься, пап, это Громила, – ответил Говард.

Громила изобразил невинную ухмылку.

– Должок за вами, – объяснил он. – Плату просрочили. Пришел забрать две тыщи.

– Он просто взял и заявился в дом, мистер Сайкс! – с чувством сообщила Фифи. – И он…

Папа пресек Фифи, подняв руку, – похоже, он частенько проделывал такой фокус со своими студентами.

– Чепуха, милейший, – отрезал он. – Плату я внес вовремя, и никаких долгов за мной не числится.

Тогда Громила тоже поднял руку – все с той же ухмылкой. А поскольку он по-прежнему держал Катастрофу, девочка с воплем повисла в воздухе, брыкая ногами. Громила что-то сказал, но за криками Катастрофы ни слова было не разобрать. Громиле тоже пришлось закричать:

– Две недели назад не было уплочено! Арчер недоволен!

Больше Громила ничего не успел сообщить, потому что Катастрофа умудрилась вскарабкаться по собственной руке, на которой болталась, и вцепиться зубами Громиле в костяшки. Это Громилу проняло. Он с упреком глянул на Катастрофу.

– Щас уроню! – рявкнул он, перекрывая ор Катастрофы.

– Нет, не уроните. Вы немедленно поставите девочку наземь, – сказал папа. За восемь лет он натренировался перекрывать дочкины вопли. – Вам же нужно, чтобы вас услышали?

Громила решил, что мысль здравая, и опустил Катастрофу на пол. Оказавшись на твердой поверхности, она скорчила рожу от отвращения и высунула язык.

– Он невкусный! – пожаловалась Катастрофа. – Можно, я еще покричу?

– Нет, – не позволил папа и обратился к Громиле: – Не понимаю, кого вы имеете в виду. В жизни не слышал ни о каком Арчере. Я всегда имел дело с Маунтджоем.

– Маунтджоя не знаю, – отрезал Громила. – Плата капает Арчеру. Не получил. Должок.

– Но я же вам человеческим языком говорю, что отослал плату еще на той неделе. Знаю-знаю, с опозданием, но Маунтджою все равно, лишь бы вышло ровно две тысячи слов, не меньше. – Он повернулся к Фифи. – Вы-то знаете, что я послал плату? Помните тот длинный конверт, который я отдал вам на прошлой неделе и попросил опустить в почтовый ящик в Городском совете?

Говарду померещилось, будто Фифи сдавленно ахнула, но она тотчас твердым голосом сказала:

– Ах вот что это было! Да-да, вы мне его отдавали, мистер Сайкс.

– Тогда в чем дело? – осведомился папа у Громилы.

Громила сложил ручищи на груди и навис над папой.

– Арчер плату не получил, – повторил он.

– Тогда подите к Маунтджою и спросите у него. – Сами. – Громилины глазки пометались по аудитории и остановились на телефоне.

– Будь по-вашему, я позвоню ему.

Папа подошел к столу и набрал номер.

Говард, вконец озадаченный всем увиденным и услышанным, понял, что папа и правда звонит в Совет, – он различил, как в телефонной трубке отозвался голос девушки на коммутаторе:

– Здравствуйте. Городской совет слушает. На какой кабинет вас переключить?

– Соедините меня с мистером Маунтджоем, пожалуйста, – попросил папа. – Добавочный шесть ноль девять.

В трубке наступила тишина, а затем оттуда отозвался звучный, сочный голос.

Папа сердито посмотрел на Громилу и сказал: – Мистер Маунтджой, это Квентин Сайкс беспокоит. Я насчет своих двух тысяч слов. Похоже, кто-то подослал ко мне наемного убийцу…

– Кого я убил? Пока никого! – запротестовал Громила.

– Помолчите, любезный, – оборвал его папа. – Мистер Маунтджой, этот субъект утверждает, будто слова не дошли. А я прекрасно помню, что, как обычно, послал их вам с неделю назад…

Звучный голос что-то зарокотал в ответ. Он рокотал и рокотал. Папа нахмурился и слушал, изнемогая от нетерпения, потом перебил:

– А кто такой Арчер?

Голос в трубке опять зарокотал.

– Благодарю вас, – отозвался папа, повесил трубку и с тяжелым вздохом повернулся к Громиле.

Тот заухмылялся еще шире:

– Не дошли словечки, а?

– Нет, – признался папа. – Судя по всему, затерялись по дороге. Но мне дают дополнительно неделю сроку, чтобы… – Он осекся, потому что Громила неторопливо покачал головенкой. – В чем дело?

– Арчер ждать не будет, – заявил Громила. – Хотите без электричества сидеть? Без газа? Арчер окучивает всю энергию.

– Знаю, – отрезал папа. – Уже знаю и про газ, и про электричество. Мистер Маунтджой мне только что доходчиво объяснил.

– Слова заново, – сказал Громила. – Написать, и всего делов.

– Ладно, – решительно произнес папа. – Идемте-ка все домой и побыстрее покончим с этим делом.

Они молча зашагали обратно. Громила возвышался над остальными. Говарду не терпелось спросить папу, что происходит, но никак не получалось. Едва они переступили порог, как Громила обосновался на прежнем месте, загромоздив своей персоной половину кухни, а папа поспешно удалился к себе в кабинет, и оттуда быстрыми короткими очередями застучала пишущая машинка. Короткая очередь – длинная пауза, короткая очередь – длинная пауза. Катастрофа засела в гостиной, включила телевизор и, надувшись, стала вынашивать планы страшной мести Громиле. «Хорошо хоть мамы пока нет дома», – с облегчением подумал Говард. Он от души понадеялся, что папа успеет управиться со словами и выставить Громилу до маминого возвращения.

Тем временем Фифи суетилась в кухне, то и дело перешагивая через вытянутые ножищи Громилы.

– Говард, золотко, помоги мне хотя бы приготовить ужин, будь другом, – попросила она. – Ваша мама ужасно, ужасно расстроится, когда придет и обнаружит, что тут творится!

Катриона Сайкс появилась ровно через пять минут после этой фразы. Она вошла с закрытыми глазами, пошатываясь от усталости, и это означало, что день у мамы выдался утомительный. Мама работала школьным музыкальным инспектором, проверяла оркестры, отчего постоянно страдала мигренью. Она сложила на стол нотную папку, вечернюю газету, магнитофон, связку блок-флейт и набор бубнов, потом нащупала кресло и упала в него, прижав руки к вискам.

Говард увидел, как выражение облегчения на ее лице медленно гаснет: мама прислушалась к домашним звукам и поняла – дело неладно. Он сообразил, что мама определила местонахождение Катастрофы по шуму телевизора, папы – по стрекоту пишущей машинки, Фифи – по бульканью кипятка, лившегося в чашку с горкой кофе на донышке. Говард заметил, что мама уловила поспешность, с которой Фифи вручила ему чашку, а затем – как он переступил через ноги Громилы, чтобы подать маме кофе. На лбу у нее возникла морщинка. Все еще не поднимая век, мама взяла чашку и слегка вздрогнула, расслышав, как Громила чистит ножом ногти. Мама отпила большой глоток кофе, смахнула с лица волосы, открыла глаза и уставилась на Громилу.

– Кто вы такой? – осведомилась она. Громила туповато ухмыльнулся.