Мы вышли из комнаты и спустились вниз.

— Они должны были вернуться на пакетботе. Но им подвернулось судно, отправлявшееся на день раньше. Оно называлось «Роза Шарона». В шторм оно попало в нашу бухту и погибло на Надгробных Камнях.

— Из-за фальшивых маяков, — добавил я. Мэри кивнула:

— И дядя Саймон был там. Это случилось на его глазах. Судно налетело на камни. Люди стояли на палубе, карабкались на снасти, звали на помощь. Это был жалостный вопль. «Роза Шарона» гибла час, не меньше. После этого море начало выбрасывать тела. Десятки тел кувыркались на песке.

Мы прошли столовую и вышли через заднюю дверь. Воздух, казалось, сгустился. Все птицы на гребне кровли конюшни смотрели на юг. Мэри поддернула юбку, чтобы ступить на траву.

— Дядя Саймон нашел на пляже сына и жену, они лежали крепко обнявшись. Неподалеку он нашел своего брата — моего отца, — сжимавшего в руке кусок платья моей матери. Мою мать выбросило на берег лишь через два дня. — Голос и облик Мэри были печальны, но она не плакала. — Тогда они впервые использовали ложные маяки. Дядя Саймон говорит, что не помнит, кто их зажег. Но он все еще с криком просыпается среди ночи, колотя по своей кровати кулаками. — Она замолчала, потом добавила:

— Он здесь.

— Кто?

— Дядя Саймон.

Он вышел из тени конюшни во двор, перекинув свой плащ через руку. Мэри побежала к нему.

— У нас неприятности. Эли пропал.

Моган снял плащ с руки и перебросил через плечо.

— Мы слышали крик. Ужасный вопль. На двери дома кровь. Случилось что-то кошмарное.

Она поднесла кулак ко рту и укусила себя за палец. Моган взял ее за плечи.

— Что точно вы слышали? — спросил он.

— Вопль. Я уверена, это кричал Эли. Он кричал, как кролик.

— Когда?

— Совсем недавно, — сказал я. — Мы услышали его от кромлеха.

— От кромлеха?

— Да. — Я храбро уставился на него. — Где вы держите фонари.

— Ты туда лазил?

— Да.

— Дурак. — Он провел рукой по лицу, стирая пот. Пальцы его оставляли за собой безобразные красные пятна.

— У вас кровь на руках.

Он поднес ладонь к лицу и растопырил пальцы. Руку свою он рассматривал, как будто видел впервые в жизни.

Я сказал:

— Эли послал меня туда. Его лицо потемнело от гнева.

— Слушай, парень, — сказал он — ты ничего не понимаешь. Ты как лошадь в шорах, которая прет прямо вперед, не видя, что происходит вокруг.

Я хотел было возразить, но Мэри схватила его за руку и уставилась на ладонь.

— Это кровь! Дядя, что происходит?

— Эли мертв. — Моган тер руки, как будто мыл их. — Я нашел его в конюшне, в сене, с вилами в груди.

— Нет! — крикнула Мэри, закрыв лицо руками и сотрясаясь от рыданий. — Нет, пожалуйста, только не Эли.

— Извини,— сказал он и на мгновение прижал ее к себе.

Мэри с дрожащими губами смотрела на него.

— Ты не собирался мне этого говорить.

— Конечно, я сказал бы тебе.

— Нет. Ты бы ничего не сказал, если бы не кровь.

— Мэри, он был моим братом.

— Да, но ты ненавидел его. — Она отстранилась от своего дяди. На ее плечах были кровавые следы от его пальцев. — Ты сделал это? Ты убил его?

— Мэри!

Она рванулась. Она подхватила свою юбку и понеслась к конюшне. Моган повернулся ко мне:

— Видишь, что ты натворил? Видишь?

— Я натворил? А что случилось на Надгробных Камнях в ту ночь, когда утонул Питер? Это кто натворил?

Его глаза сделались черными. Я хотел его «переглядеть», но не мог. Его глаза были ужасными, как смерчи, уводящие в небытие. И я отвел глаза.

Моган засмеялся:

— Ты такой же мужчина, как крабы, ползающие по пляжу. — Он поднял руку и резким ударом сбил меня с ног.

Я покатился по земле, думая, что он сейчас пнет меня. Но он лишь глянул на меня, как на слизняка, на которого наступил на дороге.

— Она — все, что у меня осталось. Не смей замахиваться на это. — Он отвернулся и зашагал к дому.

Я нашел Мэри на коленях в конюшне, стаскивающей с Эли клочки сена. Его ноги торчали в стороны, лицо виднелось сквозь желтые стебельки. Глаза были закрыты, а рот разорван в безмолвном крике. Мэри очищала его от сена.

Четыре дырочки в ряд темнели на его рубашке, ткань вокруг сморщилась и пропиталась кровью. В волосах, в воротнике, в кулаках — сено. Он был похож на брошенное соломенное чучело, окровавленное и мертвое.

— Это моя вина, — сказала Мэри. — Если бы мы вместо кромлеха вернулись домой... О Джон, он даже не мог позвать на помощь.

Несколько соломинок прилипли к губам. Я снял их, ожидая ощутить холод, но почувствовал вместо этого легкое теплое дуновение. Я прижал руку к его шее.

— Принеси воды, — сказал я. Мэри повернулась ко мне.

— Он жив, — сказал я. В складках посеревшей кожи чувствовалось тепло крови.

Мэри засмеялась и заплакала, вытирая лицо руками. Она вскочила и понеслась прочь, почти сразу вернувшись с небольшим ведерком воды. Она обмакнула пальцы в воду и прикоснулась к губам Эли.

— Больше, — сказал я.

Мы зачерпывали воду ладонями и лили на лоб и щеки. Через некоторое время лицо Эли дрогнуло, глаза открылись.

Его руки напряглись, он старался оттолкнуть нас. Изо рта вырвалось неясное бульканье, обрубок языка ворочался, как бородавчатая жаба.

— Эли, Эли, это я,— тихо сказала Мэри. Она взяла его руки в свои, утешая, уговаривая. Он обмяк, кровь сочилась из дырочек при дыхании.

Саймон Моган вернулся. В руках он держал сложенное одеяло. Остановившись у двери, он снял со стены лопату.

— Лучше не откладывать, — сказал он. — К вечеру поднимется жуткий ветер и польет как из ведра. — Лопата звякнула, как похоронный колокол.

Эли открыл глаза, но не шевелился. Мэри сидела рядом.

— Он жив, — сказала она.

— Не может быть, — не понял Моган. — Я сам вытащил из него вилы. — В четыре шага он пересек конюшню. — Да, живой...

Едва живой. Мертвенно-бледный и тихий, как громадный кокон. Дышал Эли с присвистом, каждое движение грудной клетки выкачивало из него кровь.

— Помоги, — сказала Мэри.

Саймон Моган бросил лопату на кучу сена, опустился на колени, накрыл брата одеялом. Он поднял его с пола.

— Разведи огонь в избушке,— велел он Мэри.

— Нет, — сказала она. — Отнеси его в дом.

Моган колебался.

— Ему будет лучше у себя.

— Пожалуйста, дядя. — Она подняла на него глаза, чуть не плача. — Положи его в мою кровать.

Моган сделал, как она просила. Он вынес Эли легко и быстро. И впервые Эли пересек порог дома своего брата.

Моган положил его в кровать нежно, как ребенка. Но сразу после этого он держал руки так, как будто они запачканы.

— Надо поддерживать давление на ранах, пока не прекратится кровотечение, — сказал он и прикоснулся ко лбу Эли. — Лоб горячий. Держите его под одеялом и разведите огонь. — Потом он вышел.

— Здесь нет доктора? — спросил я. Она покачала головой:

— Не для Эли. Никто из Пенденниса не сделает шага, чтобы ему помочь.

Ухаживать за раненым Мэри пришлось в одиночку.

Прогноз погоды Саймона Могана сбылся полностью. Стрелка барометра стремительно падала, и в течение часа небо покрылось тучами, черными и рваными, как платье ведьмы. Мэри делала для Эли все, что могла. Она поставила в его постель сосуды с горячей водой, она протирала его лоб и смачивала ему губы. Я развел огонь в маленьком камине. Но Эли все еще оставался слабым и бездвижным.

Через час вернулся Моган и остановился в дверях. Попыхивая своей трубкой, он указал на меня пальцем:

— Пакетбот завтра будет в Полруане. Мы отправляемся на восходе.

— На восходе? — опешил я.

— Совершенно верно. Пакетбот проходит раз в месяц. И если ты снова сбежишь, я с тобой разделаюсь. Понятно? — Потом он обратился к Мэри:

— Кровотечение остановилось?

— Не совсем.

— Ты ему вымыла ноги?

— Конечно, вымыла.