– Быстро домой! – строго сказал Владимир Юрьевич, беря сыновей за руки.

– Батя! – Пухлощекий Толька строптиво высвободил ладонь. – Мы целый час за ним следили. Он над пустырем, который за комбинатом, пролетал туда-сюда аж семь раз. Разве ты не слышал гула? Гудело же, как двадцать поездов! Не! Как сто!

Владимир Юрьевич задумчиво почесал в затылке. Достал сигарету, спички и закурил.

– Так что же получается… – Он неуверенно покхыкал и выпустил толстую струю дыма. – Это и впрямь один из…этих? – Из каких – этих? – не понял востроносый Витька.

– Ну… из инопланетных захватчиков?

Оба пацаненка уставились на отца, округлив глаза.

– Да не-е-ет! – рассмеялся наконец Толька. – Это свои! Самолет наш! Русский! Все нормально, батя, не трухай!

– Я и не трухаю, – нахмурился Владимир Юрьевич, досадуя на свое легкомыслие. Господи, ну как он только мог поверить в бредовые высказывания Бархатыча. – Поздно уже, домой пора. А то…

Хлопнуло так, что толпа инстинктивно отпрянула назад, чуть не повалив людей из последних рядов. Несколько прожекторов задрали свои хищные отражатели в небо, полоснув лучами по снежной тьме.

Свист перешел в завывание. А затем в нестерпимый гул, чуть ли не рвущий барабанные перепонки.

По телу Владимира Юрьевича побежали противные мурашки.

– Ух ты! – зачарованно протянул Витька, ловко забираясь на мусорный ящик. – Полупрозрачный! А близко-то как! Слов его было почти не разобрать. Отцу приходилось угадывать по губам.

– Дай, дай позырить! – заорал Толька, карабкаясь следом.

Рев турбин достиг своего апогея, и толпу людей, глазеющих на невиданную боевую машину, обдало колким снежным вихрем.

– Свят-свят… – Бархатыч перекрестился, глядя на призрачный силуэт истребителя, совершающего вертикальный взлет с площади. До самолета было метров пятьдесят. – А я-то думал, фашист инопланетянный…

Оптико-дисперсное покрытие «хамелеон» подстраивалось под окружающую среду. Линии фюзеляжа, несущих плоскостей крыльев, кабины, складывающихся шасси – все они постепенно исчезали. Только зеленовато-синие струи пламени не пропадали, они низвергались четырьмя смертельными конусами вниз, создавая вертикальную тягу.

Все оторопело задирали головы. И городские жители, и пожарный расчет, и вся районная милиция…

Когда истребитель набрал допустимую высоту и практически растворился в ночном небе, взвыли маршевые двигатели, и из хвостовых сопел вырвались два неистовых огненных демона тяги.

Через мгновение и следа не осталось от грозного боевого самолета. Лишь лучи прожекторов скрещивались на месте, где он только что висел.

Гул стих практически сразу.

Еще с минуту горожане безмолвно продолжали буравить взглядами небо. Даже военные, переминающиеся с ноги на ногу возле бэтээра, притихли.

И вдруг Толька, стоящий на мусорном контейнере, сорвал с себя шапку и завопил:

– Ур-р-р-р-ра-а-а-а!

Толпа, казалось, только и ждала этого.

– Рррр-ааааа!

И будто переломилось нечто, невидимое в дрожащем воздухе. Будто разлетелось вдребезги в голосах сотен людей…

– Ур-р-ра! – подхватил Бархатыч. – Я ж говорил…

– Да мы их в порошок сотрем! В пыль! – заголосил Владимир Юрьевич, поддаваясь всеобщему взрыву чувств. – Да за нами Москва стоит!

– Ура! – грянули военные. В свете прожекторов засверкали кокарды на подлетающих зимних шапках. – Ура! Ура! Ура!

– Ур-ра!

– Ура-а-а!

– Да здравствует наша авиация!

– Слава-а!.. Ура-а!

– Слава России!

В салоне пахло нафталином.

Алексей Иванович готов был расстрелять этого мудилу помощника, который догадался несколько костюмов из его гардероба защитить на зиму от моли, обсыпав стародавним вонючим средством.

Автомобильный кортеж повернул на Тверскую, минуя усиленный милицейский пост на перекрестке. Возле старой «сталинки», чудом уцелевшей при первой бомбежке плазмоидов, машины притормозили. Теперь это был главный корпус Минобороны. Даже основную часть архивов и прочей бюрократической целлюлозы уже перевезли в подвалы из старого полуразрушенного здания.

– Прошу, господин министр. – Помощник услужливо открыл дверь.

– Козел, – обронил Алексей Иванович, выбираясь наружу. – Вся одежда провоняла. В следующий раз в трусы себе нафталинчику сыпани.

– Слушаюсь, – кивнул помощник, раскрывая зонтик. Над центром Москвы кружился легкий снежок.

– Да убери ты свой… грибок! – раздраженно отмахнулся министр.

Он быстрым шагом двинулся к парадному входу в здание, возле которого на карауле стояли двое солдат. Помощник и телохранители поспешили следом.

Уже при подходе к ступенькам помощник вдруг неловко отпрыгнул в сторону и, перелетев через низенькую оградку, остался лежать на заснеженном газоне. Зонтик из руки он так и не выпустил.

Министр обернулся и недоуменно уставился на него.

Только когда из-под головы помощника стала расползаться бордовая лужа, до Алексея Ивановича дошло, что случилось. Телохранители поняли это секундой раньше и, прикрывая высокопоставленного клиента со всех сторон, поволокли его внутрь здания. Еще две пули чиркнули по асфальту в полуметре от ног министра.

Возле автоколонны возникла суета. Зашипели рации. Несколько человек в камуфляжах бросились на противоположную сторону улицы, снимая с предохранителей автоматы. Возмущенно разразились сигналами редкие машины, ползущие по Тверской.

– Не ранены? – коротко, не по-уставному спросил начальник охраны, когда министр оказался внутри здания.

– Нет. – Мысли Алексея Ивановича скользили ровно, без сбоев. Только сердце колотилось как бешеное, и дергалось от тика правое плечо. – Найдите снайпера. Допросите и доложите мне немедленно!

– Ребята уже работают, – кивнул начальник охраны. – Вы у себя будете?

– Да.

Министр зашагал к лифтам, стаскивая с головы шляпу и не глядя отшвыривая ее в сторону. Перед глазами до сих пор стоял темный силуэт погибшего помощника.

– Это тебе за нафталин, – безжалостно пробурчал он себе под нос, минуя секретариат и заходя в кабинет. – Додумался. Тоже мне – сестра-хозяйка…

Зайдя к себе в кабинет, министр бросил пиджак на спинку дивана, подошел к окну и закрыл жалюзи, из щелок которых, как ему почудилось, в грудь нацелены еще десяток стволов с круглыми черными дырочками.

Пикнул сигнал вызова.

– Слушаю.

«Вас Воробьев вызывает, – доложила секретарша. – Соединить?»

– Да.

«Алексей Иваныч, на связи командующий ВВС, генерал…»

– Докладывай. Хотя подожди… Ты где находишься, Сережа?

«Здесь, на Тверской».

– Зайди-ка ко мне.

«Есть».

Министр обороны положил трубку и только сейчас заметил, как трясутся кисти его рук. Он подошел к бару, вытащил бутылку скотча и приложился прямо из горла. Это было первое явное покушение на его жизнь за долгие годы военной и политической карьеры. Раньше ограничивалось шантажом и тривиальными угрозами.

Кто же заказал? Свои, вояки? Или кто-то из политической оппозиции? А может, Пимкин? Этот хмырь мог: у него такие связи в разведке, что самого господа бога, наверное, шлепнуть может… Да нет. Чушь. Личные дрязги – еще не повод для убийства. Тем более что он беспрепятственно покинул страну вместе со своими придурочными друзьями. Совсем, видать, на старости лет головой повредился, если из-за горстки гражданских готов был под трибунал идти. И зачем только они плазмоидам понадобились? Деза наверняка была. Сам Пимкин, поди, все это и подстроил, чтобы выглядело, будто дядька министр – редиска и вообще скотина бездушная, а он – гребаный генерал от ГРУ – в радужной пене и с нимбом. Да и куда поперся-то? В Ватикан! Точно – башню перекорежило…

– Где же плазмоиды? – вслух произнес Алексей Иванович. Язвительно и злобно. – Что-то не заметно, чтобы они за твоими пятью болванами по Италии гонялись!

В дверь стукнули.

– Входи, Сергей.

Чернобровый крепыш с орлиным носом, генерал-полковник авиации Сергей Воробьев зашел в кабинет и остановился у края стола.