– А почему не на «вертушке», товгенлейтнант? – спросил один из них у Пимкина, внимательно осматривая кабину.

– Нет больше «вертушки», – без всякого пиетета огрызнулся генерал. – Гребанулась на обочину и лежит там догорает вместе с экипажем… Открывай, чего уставился?

Когда въехали на территорию базы, Пимкин приказал рулить прямиком к административным зданиям, ютившимся неприметной кучкой за исполинскими ангарами для бомбардировщиков и военно-транспортных самолетов.

«Четверка» походила на встревоженный муравейник.

Огромные прожекторы перекрестно освещали небо над взлетно-посадочными полосами, на одну из которых как раз приземлялся истребитель, сопровождавший ГАЗ-66 от самой развилки. С соседней ВВП в этот же момент взлетал дозаправленный «кузнечик», чтобы присоединиться к звену, барражирующему окрестности объекта по пятикилометровому радиусу. На каждой из машин угадывалась прицепленная к брюху U-резонансная пушка. Это были остатки 21-й эскадрильи, уцелевшие под Кубинкой. Садились и взлетали, поднимая снежные тайфуны на стартовых площадках, вертолеты: как узконосые боевые, так и грузовые «пузаны». Восьмиколесный тягач, порыкивая, волочил за собой тушу транспортного «Руслана», в чреве которого могла уместиться дюжина 50-тонных Т-95. У восточного края периметра солдаты суетились возле фургонов и антенн зенитно-ракетного комплекса. Неподалеку зорко глядели ввысь красные боеголовки ракет «земля – воздух», покоящиеся на желобах пусковой установки. Там и тут проезжали верткие джипы и тупоносые БМП, пробегали куда-то взводы пестро-зеленых десантников и серо-белых спецназовцев. Вдалеке, сквозь гул турбин и громыхание бронетехники, слышался хрипловатый голос, усиленный мегафоном. «Твою мать-перемать в душу сапогом, куда ты попер контейнер? Слышь, на погрузчике! Куда, гондон, контейнер, говорю, попер? Отставить! К генератору ЗРК его кантуй, кому говорят! Понабрали пиджаков!..» – дидактически-уверенно вещал невидимый командир.

– Да тут месячную блокаду можно пережить… – крутя головой по сторонам, изрек наконец Берц. Он подогнал грузовик к входу в двухэтажное блочное здание штаба и заглушил двигатель, расцепив под приборной панелью провода. Подобрал с пола свой пистолет и отрапортовал: – Экспресс-доставка, товарищ генерал. Наш лайнер совершился посадку на отеческой земле четвертой базы ВВС. Полет на борту ГАЗ-66 прошел с минимальными потерями стекол кокпита и брезентовой обшивки кормы. Докладывал командир экипажа сержант Берц.

– Ты чего? – подозрительно зыркнул на него Пимкин. – Совсем переохладился?

– Виноват, Николай Сергеевич. – Сержант с силой растер подрагивающими ладонями раскрасневшиеся щеки. – Это нарвное, неверное.

– Чего-чего?

– Тьфу! Это, говорю, нервное. На-вер-но-е.

– Пойдем-ка скорее внутрь. Сейчас чайку хлобыстнем.

Все трое под перекрестьем удивленных взглядов караульных спецназовцев вошли в здание. Пимкин, по требованию дежурного, предъявил свое генеральское удостоверение и, обронив: «Эти двое – со мной», – быстрым шагом поднялся на второй этаж.

– Ты где шлялся, Николай? – сварливо поинтересовался министр обороны, подняв голову из клубов табачного дыма.

– Я тебе, Леша, потом в деталях расскажу, где я шлялся и как ты меня кинул в шахте, – сузив глаза, процедил генерал.

Министр потер лицо руками и затушил бычок в переполненной пепельнице.

– Прости меня. Я, грешным делом, думал, ты не выбрался… Оттуда так жаром дышало… Кто ж мог предположить, что…

– Уж явно не ты. Вот, – Пимкин мотнул головой на Буранова, – гражданский щегол, без пяти минут ребенок, смог предположить. А ты, взрослый мужик, – не смог.

Андрей набычился и стрельнул взглядом на генерала, обидевшись на «без пяти минут ребенка», а министр выдохнул и хлопнул по разложенной перед ним карте.

– Ладно, Николай. Грехи там будем считать. А здесь надо стратегию вырабатывать новую с учетом прорезавшихся обстоятельств.

– Чем же вы тут занимались, пока меня не было? – не скрывая презрения, бросил Пимкин. – Баб драли?

– В кегельбан резались! – окрысился министр. Встал и прошел по тесному кабинету туда-сюда. Остановился и неожиданно спросил: – Водку будешь?

– Нашел время… – слегка оттаял генерал. – Буду. И ребятам моим налей – все ж без стекол полста километров пропилили. Замерзли.

Через минуту на столе красовались четыре граненых стакана, бутылка «Пшенички», объемистая пиала с белужьей икрой и банка с помидорным рассолом, в мутной глубине которой плавали лишь несколько листиков смородины.

– Ну и сервис у тебя, – хохотнул Пимкин. – Прямо-таки единение народа и партии.

– Чем богаты… – Министр поднял свой стакан и без церемоний опрокинул. Заел икрой.

За ним выпили Буранов и Берц. Урегулировали кислотность рассолом.

– Так, бойцы, – глядя в стол, сказал министр. – Идите-ка погуляйте, нам с генералом поговорить надо. Бутылку можете забрать. Буранов, не напивайся сильно, через пятнадцать минут совещание командования, ты там будешь нужен. А тебе, сержант, советую вымыть харю, найти в хозчасти дрель и в парадном кителе дырку для медали проделать. Есть у тебя парадный китель?

– Так точно! Есть приступить к поиску дрели! Служу России!

Когда Берц с Бурановым вышли, министр плеснул себе и Пимкину еще по сто граммов и залпом замахнул свою норму. С грохотом поставил стакан на карту так, что Москва оказалась под круглым стеклянным дном, и, флегматично подперев рукой голову, сказал:

– Они перешибли крупнейшие плотины. Самара, Красноярск, Братск… Это только по подтвержденным данным…

В дверь постучали.

– Во-о-о-он! – срываясь на хрип, заорал министр. И продолжил тем же бесцветным тоном: – Хорошо, что зима сейчас – лед немного остановил потоки воды…

– То есть, – предположил Пимкин, – большие хреновины возникли не только над Кубинкой?

– Не только, Николай. Уже зафиксировано появление плазмоидов-гигантов в пяти областях России, в Анголе, Бельгии, Японии, в Штатах. Они без разбора атакуют гражданское население, мирные объекты, жилые дома. Сторонятся крупных военных формирований. То ли действительно стали побаиваться, то ли сменили тактику с прямых боевых действий на террор. Совбез ООН полчаса назад выразил неодобрение по поводу проведения испытаний нового вооружения без его санкции. Резолюцию какую-то готовят очередную.

– Да плевать на Совбез, пусть подтираются своими резолюциями…

– Плевать-то плевать. Только теперь, чувствую, придется делиться технологиями с буржуйскими хапугами. Мне сейчас нужно лететь в Москву, на ковер-кремлинлёт к нашему любимому президенту – докладывать о проведенной операции.

– Он в Кремле сидит? – Брови генерала невольно полезли вверх. – Там же руины сплошные.

– Бункер под Спасской цел. Заартачился старый хер, прости господи. Ни в какую не хочет в Солнечногорск ехать, куда уже давно рвется слинять вся его свита. Нервы только людям треплет, патриот, мать его, хренов…

– Чего тебе от меня надо? – напрямки спросил Пимкин.

Министр пожевал губами и наконец поднял остекленевшие глаза. Только сейчас генерал понял, что Алексей пьян в бурелом.

– Мне надо, Николай, чтобы ты организовал оборону нашей страны в свете новых обстоятельств. Полномочий даю сколько влезет. Взаимодействуй со всеми ведомствами, которые только существуют. Если каких-то не хватает – выдумай и создай… Делай что хочешь, хоть самого дьявола в жопу табуреткой отымей… но чтоб эти твари убрались прочь.

Генерал долго и безжалостно смотрел на текущие по щекам министра слезы, прежде чем ответить.

– Я попробую. Но имей в виду: если кто-то встанет у меня на пути – смету к чертям собачьим.

– Мети. Большой метлой мети.

Пимкин встал и, выходя из сумрачного кабинета, обронил через плечо:

– Даже тебя, Леша, смету.

В актовом зале курили.

Учитывая напряженность обстановки, генерал счел возможным позволить офицерам эту небольшую вольность. Через сорок минут он крепко пожалел о своем опрометчивом решении: от дыма стало резать не только ноздри, но и глаза, а тлеющими окурками оказался усеян единственный узкий проход между прибитыми к полу рядами жестких стульев.