Тем временем рой маленьких плазмоидов принялся совершать странные действия. Шары начали ускоряться, приближаясь к большой особи по замысловатым траекториям. Они будто бы оплетали его сетью из собственных тел. Скорость шаров-спутников продолжала увеличиваться до тех пор, пока отдельные тела не перестали различаться в коловерти этой страшной огненной пляски. Нарастал знакомый вибрирующий звук, который уже ощущался не только барабанными перепонками, но и всей кожей.

Волосы на макушке Ненилина зашевелились, противно засвербело в гортани.

Внезапно все вокруг на неуловимое мгновение превратилось в негатив от нестерпимо яркой вспышки. Жужжание прекратилось.

В первый момент майор решил было, что произошел термоядерный взрыв, но, осознав через секунду, что все еще жив, понял – ошибся. Ведя самолет по дуге вокруг эпицентра вспышки, он часто заморгал, чтобы вернуть зрение. Постепенно стали различаться контуры пейзажа за стеклом кабины, а потом картинка проявилась полностью.

Плазмоид-гигант был окутан цельным белоснежным коконом. Видимо, его спутники каким-то образом соединили свои энергии в единое защитное поле. Перламутровые нити скользили по поверхности этого внешнего слоя, и даже в герметичной кабине самолета почувствовался легкий запах озона. Большинство экранов и датчиков на приборной панели погасли враз – практически вся бортовая электроника вышла из строя из-за электромагнитного импульса. Истребитель мелко затрясся и на какой-то неуловимый миг потерял управление. Хорошо, что некоторые системы были дублированы механикой с минимальным количеством задействованных электрических цепей. Спасибо конструкторам, инженерам, техникам да авиамеханикам – полмесяца пыхтели, трудяги…

Нужно было отработать атаку по объекту – времени на сомнения больше не осталось. Хотя бы попробовать нанести вред этому маленькому злому солнцу, пальнув в его нутро из резонансной пушки. Интересно, а ее «умное» магнитное нутро не накрылось от импульса? Надо хотя бы рискнуть. Хотя бы… Ведь одну тварюгу таки удалось ликвидировать. А вдруг?

Ненилин уже приготовился совершить разворот для выхода на оптимальный штурмовой вектор, когда увидел, как плазмоид стремительно рванулся вниз. Это произошло так неожиданно и резко, что мозг, казалось, не сразу поверил в сигнал от зрительного нерва… Вдобавок машина снова противно завибрировала.

Военный аэродром «Кубинка-2» превратился в облако высокотемпературной плазмы в течение секунды.

С окружающим пространством стали происходить аномалии, заметные даже невооруженным глазом: воздух сначала прогнулся широкой линзой, будто его что-то всосало внутрь огненного марева, а затем вспух глянцевитой полусферой. Невообразимые энергии вспороли окрестности базы мерцающими клинками молний, рассекающими бетон, словно папиросную бумагу, крошащими здания в пыль, рвущими нити железнодорожных путей, превращающими снежные равнины в пар, калечащими стылую подмосковную землю и сублимирующими лед в речушке Нара. Слепящее сияние отразилось на бледных зимних тучах. Оглушительный грохот разнесся на многие километры вокруг.

Ненилин ощутил зверский толчок в дрожащий корпус своей машины и потерял сознание. Самолет швырнуло почти вертикально вверх, закрутив волчком.

Майор не увидел ужасающей картины: одиннадцать современных многотонных истребителей 21-й эскадрильи 2-го авиационного полка разметало ударной волной в стороны, словно былинки.

Операция «Равновесие» завершилась успешно. Но…

Гнев потревоженного неба оказался чудовищен.

Состав несся с предельно допустимой скоростью. На поворотах люди вцеплялись в поручни мертвой хваткой, чтобы не шарахнуться обо что-нибудь и не покалечиться.

Секретная ветка метро, ведущая из бункера, расположенного в окрестностях Кубинки, в Москву, имела аварийный выход в районе Голицыно. Только это и спасло высших армейских офицеров и правительственных чинуш от огненной волны, с огромной скоростью распространившейся по подземному тоннелю после колоссального взрыва на аэродроме.

Наконец скрежет тормозов резанул по ушам, и поезд остановился.

Выбравшись из вагона на перрон, генералы бегом направились к лестнице, ведущей на поверхность. Далекие толчки не переставали сотрясать пол под ногами, вибрация ощущалась даже за двадцать километров от эпицентра.

Машинист покинул кабину, и дежурный вдавил кнопку экстренной изоляции путей. Тяжелая бронированная плита стала поворачиваться, отгораживая замерший поезд от внешнего мира. Когда оставалась щель шириной не больше метра, из тоннеля вдруг резко дохнуло сухим горячим воздухом.

– Скорее! – крикнул Пимкин, оглядываясь.

Дежурный отставал от основной группы. В глазах невысокого старлея читался страх. Он, спотыкаясь и отшибая коленки, взбирался вверх по крутым ступенькам.

Раздался хлопок, и Пимкина ударило в спину плотной стеной воздуха, вырвавшегося из подземной каверны. Падая, он успел заметить, как внизу начали лопаться лампы дневного света, брызгая дождем мелких осколков. Вмиг стало нестерпимо жарко.

Дежурный старлей тоже распластался на лестнице да так и остался лежать лицом вниз. Генерал с трудом поднялся на ноги и хотел было помочь парню, но тут громыхнуло во второй раз, и из полуметровой щели мощной жужжащей струей хлынуло пламя. Стена огня буквально снесла стоящий на путях состав из шести 30-тонных вагонов…

Бронированное перекрытие заклинило. В полуметровом отверстии бушевали смертоносные оранжевые сполохи.

– Пимкин, живей! Здесь через минуту будет духовка! – перекрикивая рев рвущегося из тоннеля огня, позвал министр обороны.

Генерал понял, что помочь потерявшему сознание старлею он уже не в силах, и, перепрыгивая через две ступеньки, побежал вверх, рискуя оступиться и сломать шею. Позади уже колыхалось огненное море. Загорелась пластиковая обшивка стен, крашеные деревянные перила, проводка. Электрический свет окончательно погас.

За спиной остался лишь желто-красный свет ада.

Впереди маячил голубоватый прямоугольничек выхода, где солдаты уже помогали обезумевшим от такого спринта офицерам и чиновникам покинуть опасный грот.

Жар мерзкими костистыми пальцами схватил Пимкина за незащищенную шею. Он вскрикнул и, не останавливаясь, рывком поднял воротник шинели…

Носок ботинка зацепился о край ступеньки, и генерал едва успел выставить руки перед собой, чтобы не разбить лицо. Ладони отозвались нестерпимой болью, левую коленку будто проткнули насквозь стальным прутом. Очки слетели и, жалобно звякнув, лишились стекол.

Огонь стремительно подбирался сзади, сыпля искрами и выстреливая каплями расплавленного пластика.

«Крышка, – мелькнула мысль. – Обидно…»

– Николай Сергеевич, что же вы… – Буранов схватил генерала за отвороты и постарался поднять.

Лицо подростка подсвечивалось пляшущими языками пламени снизу и казалось в этот миг страшным, перекошенным гримасой ярости.

– Андрюша, беги! – крикнул Пимкин. – У меня нога, кажется, сломана! Я слишком тяжелый, тебе меня не доволочь! Лицо Буранова вдруг стало еще страшней. Он рванул генерала изо всех сил и просипел:

– Что, совсем жить надоело, старик? Ведь мы нашли их уязвимое место! Струсил? Струсил, а? Струсил?!

И вот тут Пимкина охватила такая злость на этого молокососа, что он отшвырнул от себя руки Андрея и, взвыв от боли в коленке, поднялся.

– Да я столько раз заживо себя хоронил, щенок, сколько тебе за жизнь девок не перетрахать! – прошипел он, делая шаг.

– Вот и дайте мне шанс, – нагло заявил подросток, протягивая ладонь, – вдруг еще перетрахаю?

Пимкин сурово взглянул ему в глаза, отражающие бурлящее пламя, и все-таки взялся за руку…

Просто – остальные уже были далеко. Сильные, взрослые люди, боевые офицеры и штабные крысы уже выбирались на поверхность, оставив его в клокочущем огненном колодце. Он сам не лучше – только что бросил дежурного лежать ничком, резонно посчитав, что никак не успеет спасти отставшего старлея.