Как крохотная Веткина сандалия в кармане брюк.

Как небо.

– Мне больно, – всхлипнула Настя, поднимая на Максима пустой взгляд. Он вздрогнул. – Мне очень больно.

Кровь основательно пропитала ее юбку и продолжала расползаться темным пятном. Багряные струйки стали извиваться и течь в разные стороны, охватывая все тело девушки мелкой сеткой с неровными ячейками. Долгов хотел взять ее за руки, но она отпрянула и задрожала. Грудь, плечи, шея, лицо Насти становились огненно-красными…

Как жаркое пламя.

Как чужое небо…

– Лопух, – произнес басовитый голос. – Спирт принеси, а не водку. На кухне, в шкафу литровка 70-процентного стоит. Рядом с уксусом… Куда понес водку-то? Оставь ее как внутреннее средство.

Все звуки доносились словно из колодца: приглушенные и далекие. Тело казалось одной сплошной раной, в голове шумело, словно после жестокой пьянки, глаза открывать не хотелось. Происходящее воспринималось отрешенно, как бормотание ведущего опостылевшего ток-шоу в работающем на одну десятую громкости телевизоре.

Шаги удалились, в соседнем помещении что-то загромыхало, и послышалась неразборчивая ругань. Приятно звякнуло стекло о стекло, и шаги вновь приблизились.

– Дай сюда, – сказал басовитый голос. – И пару салфеток.

На грудь полилось что-то прохладное, от чего стало крайне неуютно. Но спустя некоторое время в районе живота растеклась теплая клякса. Она подбиралась все ближе к паху и шее, нагревалась все сильнее.

– Теперь вот сюда… Оп-ля!

Ногу обожгло так, что Максим выпучил глаза и заорал благим матом, рефлекторно пытаясь непослушными руками дотянуться до голени и хоть как-то умалить боль. Вокруг все расплывалось световыми пятнами, зрение фокусировалось медленно.

Кто-то твердой ладонью толкнул его в грудь, и Долгов с размаху шарахнулся затылком о стол. В голове зашумело гораздо мощнее.

– Не рыпайся, Маресьев недобитый, – проворчал обладатель басовитого голоса. – Помнишь, что ногу распорол? Я спрашиваю, помнишь?

– Помню… – выдавил Долгов, продолжая материться и вырываться.

– Обеззаразить надо рану. Понимаешь?

– Да…

– Вот и не дергайся. Уж извини, кроме спирта, ничего нет.

Мысли постепенно приобретали четкость. Максим вспомнил, как ехал в поезде, убегал от фанатиков, поранил голень… Потом, кажется, брел по шоссе в сторону Харькова, замерз…

Он стиснул зубы и перестал брыкаться. Прошептал:

– У меня ничего не отмерзло? Я имею в виду… насовсем…

– Пипирка, – хохотнул басовитый голос. Неподалеку раздался смех еще одного человека.

– Я серьезно. Пальцы целы?

– Да целы, целы, успокойся. Давай-ка открывай глаза.

Максим, стараясь не думать о жгучей боли в ноге, приподнял веки. Постепенно темное пятно, покачивающееся перед ним, приобрело очертания широкого мужского лица с аккуратно подстриженной смоляной бородой и внимательными глазами. Это, видимо, и был обладатель низкого голоса. Где-то на заднем плане маячил второй – парень лет двадцати пяти в белом халате. То ли в поварском, то ли в хирургическом – Долгов сразу не разобрал.

– Привет, – сказал бородатый мужик басовитым баритоном. – Меня зовут Михаил Альберт. Сразу поясняю для непонятливых: Альберт – это фамилия.

– Привет, – сказал Максим, не поднимая головы со стола. Шевелить распухшей губой было неприятно.

– Осознаешь, где находишься?

Долгов снова напряг память.

– Кажется, я добрался до какого-то придорожного кафе. – Правильно. Недалеко от границы Россия – Украина. Я хозяин этого заведения.

Максим махом вспомнил все.

– Мне к жене нужно срочно попасть в Алупку, – быстро проговорил он, чувствуя, как из разбитой губы потекла кровь. – У меня в портфеле есть деньги. Много денег. Помогите мне попасть к родным, прошу…

– Скажи спасибо, что я услышал, как ты в дверь скребся, а то бы к богу уже попал, а не к родным, – сердито буркнул Михаил, растирая Максиму грудь спиртом. – Поменьше рот разевай, губу вон опять раскровил. И где ж тебя так угораздило, черта этакого… Ну-ка, попробуй пальцами рук пошевелить.

Долгов в отчаянии крикнул:

– Мне к семье нужно! Я даже не знаю, что с ними!

– Никто здесь ничего не знает! Пальцами ворочай, кому говорят!

Максим, часто дыша, постарался сжать кулаки. Правый сжался сразу, а вот в левую ладонь будто положили упругий шарик, о который тормозились пальцы.

– Нормально, – удовлетворенно кивнул Михаил. – Еще бы полчаса – и левую лапку пришлось бы ампутировать. Повезло тебе, ох повезло… И не паникуй, это у тебя посттравматический шок. Если интересно – я бывший хирург. – Связи так и нет? – понемногу успокаиваясь, спросил Максим.

– Нет. – Михаил помолчал. Потом поинтересовался: – Я у тебя в сумке паспорт нашел, прописку глянул. Ты что, и впрямь из Москвы добирался?

– Да.

– Слушай, объясни толком, что творится на свете белом? – горячо сказал он. – А то мы тут сидим, не ведаем толком ни хрена. Ни с того ни с сего обе границы перекрыли, машин почти нет, свет отключали на несколько часов, телефоны все вырубились. Удалось по косвенным слухам выяснить, что на Харьков кто-то напал, какие-то террористы или черт-те поймешь, кто еще… Над городом видно было какое-то сияние. Вроде полярного. Но в наших широтах – это же полный абсурд! Мистика, ей-богу. А теперь вот еще… ты из Москвы в таком виде пожаловал. Что происходит, а, Макс?

К столу, на котором лежал Долгов, подошел парень в белом халате и с любопытством вытянул нос, приготовившись слушать.

– Я толком не знаю, – признался Максим, глядя, как Михаил умелыми движениями бинтует ему ногу. Было больно, но уже не так, когда рану первый раз окатили спиртом. – Сначала повсюду появились шаровые молнии. Разом во многих квартирах, понимаешь… А через пару часов началось… что-то… Какое-то вторжение. Небо стало переливаться всеми цветами радуги… И сверху посыпались огненные шары, размером с футбольный мяч примерно. Они разрушали все вокруг, без разбора: здания, улицы, мосты, котельные и электростанции. Испепеляли машины. Убивали людей. И ничто не могло их остановить… Я видел, как несколько истребителей пытались сбить этих… эти… Но шары внезапно меняли траекторию и играючи поражали самолеты, которые буквально испарялись при контакте с ними. В Москве паника вспыхнула страшная… А потом атака прекратилась так же внезапно, как началась. Вмиг. Пока я добирался до дома, жену и дочь уже эвакуировали. Маринка написала, что договорилась с военными, чтоб их с Веткой перебросили самолетом в Крым – у нее там в Алупке двоюродная сестра живет… Я еле-еле достал билет на поезд, в Симферополь. До Белгорода все было нормально. Но где-то в районе таможни состав остановился, и по вагонам пошли какие-то ненормальные с автоматами. Они убивали всех подряд. Скорее всего религиозные фанатики, у которых снесло крышу на почве грядущего Армагеддона… Я, наверное, сбивчиво рассказываю…

Максим замолчал, поморщился от нового приступа боли в ноге.

– Бредит? – предположил парень в халате.

– Не похоже, – чуть помедлив, ответил бывший хирург. На его лбу появилась глубокая вертикальная морщина. Он осторожно спросил: – Послушай, Макс… А кто-нибудь знает, что это за… шары?

– Достоверно неизвестно, – тоже осторожно сказал Долгов. Его явно не радовала перспектива: быть связанным, словно буйный псих. – Сами понимаете, при отсутствии всякой связи информация передается лишь в виде слухов, что неимоверно ее искажает с каждым новым километром и человеком… Но у меня есть старый приятель, он ученый-астроном, так скажем. Так вот, этот приятель выдвинул гипотезу, что шары… живые. Это цивилизация плазмоидов… Перестаньте на меня так таращиться, я не сумасшедший! Думайте что хотите, я лишь рассказал, что знаю! И мне нужно попасть к семье. В портфеле оставалось тридцать с лишним штук! Неужели этого мало, чтобы пересечь чертову границу? Сраную, долбаную границу!

– Ну и зима выдалась, – пробормотал Михаил Альберт, размышляя о чем-то своем. – Мало того что снежная, еще и с огоньком. С вторжением, так сказать, плазмоидов.