– Конечно. Будем отмечать на природе, – сглотнув комок, проговорила Маринка.

– А тортик? – Ветка требовательно подергала мать за дубленку. – Где мы здесь возьмем тортик?

– Нужно идти, – вздохнул Долгов, двинувшись в глубь темного зева коллектора и потянув дочку за собой. Он слегка прихрамывал на правую ногу – рана, полученная при бегстве с поезда месяц назад, еще не до конца зажила. – Придется обойтись без тортика.

– Это не честно! – прогнусавила Ветка, семеня за отцом. – И вообще… Надоело по колодцам ходить… Я устала. Хочу пать в кроватке. Посопеть, посопеть и запнуть в подушках. Как бурундучок.

– Но зато – это настоящее путешествие! – постарался сменить тему Максим.

– Тогда понеси меня на плечах, как вчера!

– Нет. Я тоже устал. Будешь хорошо вести себя – завтра понесу.

– Не честно, не честно, – упрямо повторила Ветка.

– Еще как, – прошептала Маринка. – Еще как все это не честно.

Факел нещадно коптил и постреливал искрами. Труба плавно изгибалась, уходя вправо. На этот раз им повезло: диаметр оказался достаточным, чтобы не пригибаться, а идти в полный рост. По сторонам каждые метров пятьдесят попадались зарешеченные ответвления, в которых негромко журчала вода. На стыках бетонных тубусов вскоре стал появляться мох и какая-то бурая плесень – становилось теплее.

Неожиданно впереди послышался кашель, разнесшийся по тоннелю гулким эхом.

Ветка взвизгнула от неожиданности, а Максим встал как вкопанный и вгляделся в полумрак. На подсвеченных дрожащим светом факела ящиках плясали кривые тени.

– Есть кто? – крикнул он, поправляя чехол с охотничьим ножом на поясе.

За ящиками скользнула фигура. Долгов сразу не смог разобрать, человек это был или зверь. Он напрягся и отодвинул испуганную Ветку за себя, оставляя ее на попечение Маринки.

– Эй! Мы не хотим никому мешать! Ищем ночлег!

Фигура за ящиками затаилась.

– Мы не меченые, – сказал Максим, доставая нож.

Громыхнуло. Вновь коротко взвизгнула Ветка…

Бросок не увенчался успехом. Человек, напавший на Долгова, по всей видимости, был никудышным бойцом…

Он выскочил из полутьмы, свалив несколько ящиков, и попытался сбить Максима с ног, но споткнулся и чуть было не напоролся на острое лезвие. Борьба продолжалась не более трех-четырех секунд: Долгов ударил нападавшего наотмашь по челюсти и толчком отбросил его к стене. Факел упал на пол, сыпанул искрами и едва не погас – Маринка успела его подобрать.

– Убирайтесь, – с ненавистью в голосе прохрипел человек, отползая в сторону. – Больше вы не получите курей.

Одет он был в мешковатую куртку с оторванным рукавом, ватные штаны и серые валенки. Лет сорока или постарше, с четко наметившейся лысиной и длинным уродливым шрамом от левого виска до подбородка – через всю щеку. Глаз не было видно – он прикрыл веки. Вероятно, хорошенько приложился затылком о стену во время короткой схватки.

– Ты, наверное, неправильно понял меня, брат, – сказал Максим, поднимая нож и убирая его в чехол. – Нам не нужна еда. Моя жена, дочь и я всего лишь хотели переночевать здесь. А завтра утром уйти.

Мужчина вздохнул. Отполз еще немного в сторону.

– Мы не меченые, – добавил Максим.

– Зато мы… – Человек осекся и наконец поднял веки.

Долгов невольно отшатнулся. Маринка тоже отступила на шаг, увлекая за собой притихшую Ветку.

При слабом свете факела метка была особенно хорошо заметна. Расширенный зрачок правого глаза явственно мерцал мутно-янтарным кругляшком, а от него по всей роговице расползлись бледные желтоватые прожилки. Пугающий взгляд незнакомца был наполнен той смесью отвращения и зависти, которую испытывают прокаженные к здоровым.

Около двух недель назад плазмоиды принялись клеймить людей очень необычным способом: впрыскивать в стекловидное тело правого глаза безвредное для организма устойчивое фосфорсодержащее соединение. Каждая такая метка отличалась индивидуальным спектром – своеобразным кодом, по которому твари могли различать людей. Сам процесс маркировки был абсолютно безболезненным: плазмоид выстреливал из себя едва заметный жгутик, и человек моментально слеп на один глаз. И с этой минуты он переставал быть для агрессоров безликой особью. Зрачок приобретал окраску, которая могла варьироваться от темно-зеленой до ярко-желтой.

Человек становился отличим от других.

По разнящимся данным за полмесяца было помечено от трех до пятнадцати процентов населения планеты.

С одной стороны, маркированные не подвергались никаким особым нападкам со стороны плазмоидов, их поведение совершенно не изменилось, они не превратились в зомби, не стали убивать себе подобных или совершать диверсий, а с другой – все понимали, что теперь эти люди стали носителями маячков, этаких бомб замедленного действия, которые неизвестно когда и, главное, как рванут. Или не рванут.

Меченые в считанные дни превратились в когорту потенциально опасных изгоев общества. Местами их просто избегали, сторонясь, словно заразных, а кое-где устраивали настоящий геноцид. Наш мир всегда был беспощаден по отношению к всякого рода отщепенцам… Вскоре дошло даже до того, что любой человек в темных очках стал вызывать у окружающих подозрения.

Намерения же плазмоидов так и остались загадкой.

То ли они пытались разделить человечество на два враждующих лагеря, то ли просто создавали систему идентификации, то ли вовсе преследовали абсолютно иные цели, понятные лишь им самим.

Максим был уверен только в одном: ни в коем случае нельзя допустить, чтобы заклеймили их с Маринкой…

– Ты тут не один? – спросил он у меченого.

– Уходите, – тихо повторил тот, поднимаясь на ноги и не отводя жуткого взгляда от Долгова. – Вас здесь не примут. Простите, что напал на вас, я думал, вы из тех… Из местных, которые приходят изо дня в день, чтобы забирать наших курей. Бьют нас. Издеваются над мечеными женщинами и детьми… И хоть вы – не они, все равно уходите.

Максим дернул плечами, поправляя рюкзак.

– Снаружи стемнело. Нам нужно переночевать, поэтому никуда мы не уйдем, – твердо сказал он. – Покажи место, где здесь можно развести костер и отогреться. У меня дочь четырехлетняя…

– Завтра мне уже пять, – напомнила неожиданно расхрабрившаяся Ветка, высовываясь из-за ноги отца.

Мужчина уставился на нее, словно только теперь обнаружил, что, кроме него и Максима, рядом есть еще кто-то. Он вдруг сделал несколько глотательных движений кадыком и зажмурился. Янтарный зрачок на время потух.

Ветка снова спряталась за отца.

– Хорошо, – решительно произнес мужчина спустя минуту. И вновь умолк, будто прикидывал что-то в уме. Свет от факела высвечивал его подергивающуюся щеку, обезображенную шрамом.

– Что хорошо? – осторожно спросил Долгов.

– В этом коллекторе только одно место, где есть приличная вытяжка, чтобы устроить костер. Там, где живем мы. Мы ведь живем здесь уже неделю… С тех пор, как местные прогнали нас из деревни.

– Но ты говорил, что они сами приходят, чтобы забирать курей? – удивился Максим.

– Сволочи! – с неожиданной яростью воскликнул мужчина. – Они все – сволочи! Не плазмоиды! Люди! Плазмоиды только пускают кровь… А человек, как подлая акула, добивает жертву!

– Успокойся!

– Мы забрали своих курей, чтобы было что пожрать, а они приходят и грабят! Если бы я поблизости нашел рабочий трансформатор помощнее, то пустил бы по колючке на входе такой ток, чтобы кого-нибудь из этих стервятников спалило к чертовой матери…

Мужчина вновь замолк. В тоннеле повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием издыхающего факела и сопением Ветки.

– Веди нас в то место, где можно развести костер, – нарушил молчание Долгов. – С тобой или без тебя мы придем туда.

Мужчина чиркнул по нему исподлобья янтарным глазом и, отвернувшись, сказал:

– У тебя красивая дочь. Если бы не она, тебе бы пришлось убить меня, чтоб пройти дальше.

Он пнул тупым носком валенка ящик и пошел вперед, в темноту тоннеля.