-- Возьми документы, мой мальчик. Я знаю, ты из принципа не носишь с собой документы, но, уважь старушку, возьми их сегодня с собой.

       Акакий молча шагнул назад, в комнату.

       Документы -- паспорт и удостоверение -- лежали в рюкзаке, замечательно вписывавшемся в странный облик мужчины. Джинсовый, украшенный невообразимым количеством брелоков, заплаток, кусков бахромы и просто верёвок, верёвочек и шнурков, в сочетании с джинсовым жилетом, выполненном в том же стиле, рюкзак, закинутый за спину, превращал вампира в горбуна.

       Акакий легко и изящно опустился на одно колено перед бабушкой Селестиной и галантно поцеловал пергаментно-сухую кожу на тыльной стороне её ладони с трубкой.

       Да, иногда из него прорывались некоторые несвойственные ему моменты, и почему-то это очень радовало Селестину.

       Бабушка отложила трубку и ласково взъерошила волосы вампира:

       -- Мой мальчик, когда же ты приучишься мыть голову по мере загрязнения!

       Робкие лучи рассветного солнца задумчиво блуждали между домами, то загораясь бликами на стёклах верхних этажей, то высвечивая подмёрзшие за ночь ручьи на обочинах дорог. Голые скелетики деревьев и кустов зябко жались к домам. Те из них, до которых успела добраться пила лесорубов-градоустроитлей, больше походили на обгорелые кукиши, высунутые из-под земли тамошними обитателями.

       Акакий поёжился. Похоже, рано он решил перейти на летнюю форму одежды. Оно, конечно, замёрзнуть или даже просто простудиться ему не грозило, но всё-таки у мужчины в белой летней майке, джинсовых жилетке и шортах, белоснежных носках и лёгких сандалиях больше шансов привлечь к себе внимание апрельским утром, чем у того же мужчины в тёплой одежде по сезону. Пусть даже и с длинной бородой, заплетённой в косу.

       До работы Акакий ходил пешком.

       Путь его лежал дворами и подворотнями, мимо чистых подъездов и замызганных, мимо цветников, которые только-только сбрасывали ледяные панцири, и мусорных баков. Кое-где они стояли стройными рядами, кое-где толпились нестройными кучками, в некоторых дворах были ухоженными, в других -- обшарпанными. За некоторыми следили дворники, возле других на метр-два-три вольготно раскидывались мусорные поляны, и ото всех исходил специфический, сложный, мусорный душок.

       Солнце поднималось всё выше, смелело. По небу в прогалах между силуэтами домов плыли лёгкие, пушистые облака. Акакию нравилось следить за тем, как они меняют формы, сходятся, расходятся... вот и в этот раз, зачарованный движением в небе, он перестал смотреть под ноги.

       Естественно, этого следовало ожидать! Зацепившись за прилипшую к асфальту обрезанную бутылку с клеем, Акакий растянулся во весь рост, с ужасом понимая, что инерция падения внесла его прямиком в "полянку" мусора. Проглотив ругательства -- да, он считал вредным для ауры материться и даже просто ругаться! -- Акакий быстро поднялся, осмотрел себя.

       Больше всего пострадали, как ни странно, сандалии: на правой, той, которой он и зацепился, начисто оторвалась подошва, с левой стесались декоративные пряжки. А вот майка сохранила изначальную белоснежность. И даже к жилетке всего-то банановая кожура прилипла! Кстати, а она там неплохо смотрелась.

       Продолжая отряхиваться, Акакий против воли возвращался взглядом к облаку.

       Пушистое, белое, низкое, оно так походило на кролика!

       Внезапное движение за мусорными баками привлекло внимание Акакия к земле. На миг даже показалось, что там проскакал... кролик? Нет, это только обман зрения -- на самом деле, там просто пробежал какой-то лохматый блондин в спортивном костюме.

       А кролик, верно, примерещился из-за облака.

       Пока Акакий следил за утренними спортсменами на земле, небесный кролик успел трансформироваться в крокодила. Акакий не любил рептилий, поэтому любоваться облаками перестал, решил смотреть под ноги и прибавил шаг.

       Карина с удовольствием наблюдала за сборами дочери в школу. Девочка была похожа и на неё, и на отца, но на неё всё-таки гораздо больше. Особенно -- манерами, повадками, любовью к дорогой одежде, умением превращать себя в произведение искусства, точно соответствующее ожидаемой ситуации. Например, сейчас ожидалась ситуация "контрольная по математике", и дочка сосредоточенно перебирала гардероб: какие юбка и жилет подойдут к бледно-голубому батничку с перламутровыми пуговками?

       Карина распечатала одноразовую пластиковую пилку для ногтей и не глядя подровняла края на большом и указательном пальцах, бесшумно отошла от дверей Надиной комнаты. Позвала уже от входных дверей:

       -- Скоро ты там? Я на работу опоздаю!

       -- Ну ща! -- недовольно протянула дочка. -- Ща-а-а-а!

       Карина Лебедева усмехнулась, прошла на кухню и выкинула пилку в мусорное ведро. Задумалась о чём-то.

       Тонкие брови сдвинулись к переносице, тщательно уложенные кудри дрогнули, но не нарушили заданную композицию. Элегантный и модный, одновременно деловой и непринуждённый наряд Карины сидел на ней, как вторая кожа, оттеняя и лёгкий загар, и глубину карих глаз.

       Аккуратно, приняв позу буквы Г -- чтоб не закапать одежду! -- женщина вытянула из холодильника пакет донорской крови, вздёрнула губу. Холодная кровь из прокушенного пакета наполнила рот. Пряная, такая... сладкая, она была всем хороша на вкус. Особенно в жару. Но почему тогда каждый раз Карина вспоминала вкус горячей, свежей, ещё живой крови?

       Она подошла к окну.

       В небе висело белое облако, очертаниями похожее не то на кошечку, не то на белочку, а то и вовсе на зайчика.

       Что-то белое шарахнулось по земле -- Карина не успела испугаться, а зрение уже сфокусировалось и стало понятно, что это просто бегает и прыгает какой-то спортсмен-блондин в белом костюме.

       Нашёл, называется, где бегать! Среди мусорных бачков!

       -- Надя! -- Карина добавила грозных нот в голос, и дочка появилась перед ней, как телепортировалась:

       -- Ну вот! Ну всё! Ну и зачем кричать!

       -- Быстро в школу, -- скомандовала строгая мамаша. -- Давай вниз, и я подвезу.

       Акакий шёл упругим шагом, в одной левой сандалии. Правую оставил там же, у мусорных бачков, где и оборвал подошву. Вот уже показался угол здания, занимаемого с недавних пор независимой телестудией "Шарм", а вот и друзья, обоих Акакий знал только по псевдонимам. Рауль ле Руж и Степан Степанищев -- ну не могли, по его мнению, это быть реальные имена.

       Впрочем, друзья тоже не верили в то, что "Акакий Мерзлихин" -- настоящее имя.

       Устроиться в "Шарм" Акакию помог Рауль, утончённый, изнеженный метросексуал, которого умилял стиль одежды случайного знакомого, а впоследствии друга. Рауль несколько раз встречался с бабушкой Селестиной, и вдвоём они иногда разворачивали крупномасштабные компании по изменению имиджа Акакия.

       Не на того напали!

       Вампир был верен бомжевато-хиппозному стилю.

       Степан Степанищев, высокий, плечистый, мощный такой, во всём Акакия слушался. Он безоговорочно признавал интеллектуальное превосходство друга, во всём с ним соглашался и поддерживал в любых начинаниях. Временами это начинало раздражать, но Акакий понимал: то, что раздражает сейчас, может ой как пригодиться через полчаса.

       Да, кстати, что немаловажно, и Рауль, и Степан были вампирами.

       -- У меня две новости, -- сказал ле Руж, как только закончились дружеские объятия и приличествующий полугодовой разлуке обмен автоматическими вопросами о жизни.

       -- Хорошая и плохая? -- прищурился Акакий.