Она ахнула и откатилась, почувствовав резкий укол в бедро там, куда упала. Но когда она увидела человека, лежащего на земле, то забыла о своей боли.

Он был молод, примерно ее возраста. Худой, с тонкими чертами и застенчивыми карими глазами. Его лицо было бледным, дыхание отрывистым. Покрытая черной грязью рука прижата к животу, и форма под рукой пропитана кровью.

Люс не могла оторвать глаз от раны.

– Мне здесь не место, – прошептала она себе.

Губы парня дрожали. Его испачканная в крови рука тряслась, когда он попытался перекреститься.

– Я умер, – сказал он, уставившись на нее широко открытыми глазами. – Ты ангел. Я умер и попал… я в раю?

Он потянулся к ней дрожащей рукой. Она подавила в себе и крик, и тошноту, и все, что она могла сделать – это накрыть его руки своими и прижать их к зияющей дыре в животе. Еще один взрыв сотряс землю и парня, лежащего на ней. Свежая кровь потекла сквозь пальцы Люс.

– Меня зовут Джованни, – прошептал он, закрывая глаза. – Пожалуйста, помоги мне. Пожалуйста.

Только тогда Люс поняла, что она больше не в Москве. Было теплее, земля не покрыта снегом – травянистая поляна, местами разорванная, открывающая жирную черную почву. Воздух был сухим и пыльным. Парень обратился к ней на итальянском, но, как это было и в Москве, она поняла его.

Глаза привыкли к темноте. Вдалеке виднелись лучи прожекторов, блуждающие по окрашенным пурпуром холмам. А за холмами – вечернее небо, пестрящее яркими белыми звездами. Люс отвернулась. Звезды напоминали о Дэниеле, а она не могла думать о нем сейчас. Не в ту минуту, когда ее руки прижаты к животу парня, который умирал.

По крайней мере, он пока что не умер.

Он только думал, что умер.

Она не могла его винить. После того как в него попали, он, скорее всего, был в шоке. А потом, возможно, увидел, как она прошла сквозь вестник – черный туннель, появившийся из ниоткуда. Он наверняка был напуган.

– С тобой все будет хорошо, – сказала она на идеальном итальянском, который всегда мечтала выучить. Говорить на нем казалось совершенно естественным. Ее голос также стал мягче и нежнее, чем она ожидала. Это заставило задуматься, какой она была в этой жизни.

Оглушительная стрельба заставила ее подпрыгнуть. Ружейные выстрелы. Нескончаемые, быстрые, яркие арки в небе, прожигающие белые линии перед ее глазами, а за ними последовали крики на итальянском. Потом шум приближающихся шагов.

– Мы отступаем, – пробормотал мальчик, – это нехорошо.

Люс посмотрела в сторону доносящегося шума, увидела солдат, бегущих в их направлении, и только сейчас поняла, что они с раненым солдатом не одни. По крайней мере еще десять раненых лежали вокруг них, стонали и тряслись, истекая кровью на черной земле. Их одежда обгорела и была разорвана в клочья противопехотной миной, которая явно застала их врасплох. Густой запах гниения и крови тяжело висел в воздухе, заполняя все. Это было так ужасно – Люс пришлось прикусить губу, чтобы не заорать.

Мужчина в офицерской форме пробежал мимо нее, а потом остановился.

– Что она здесь делает? Это военная зона, не место для медсестер. Ты, девочка, ничем не поможешь нам, если погибнешь. По крайней мере будь полезной. Нам нужно погрузить раненых.

И он умчался прежде, чем Люс успела ответить. Веки парня рядом с ней на земле начали опускаться, и все его тело тряслось. Она в отчаянии осмотрелась в поисках помощи.

Примерно в километре от нее была узкая грязная дорога, где у обочины стояли два старых грузовика и две маленькие приземистые машины скорой помощи.

– Я скоро вернусь, – сказала Люс парню, сильнее прижимая его руки к животу, чтобы остановить кровотечение. Он всхлипнул, когда она ушла.

Она, спотыкаясь, побежала к грузовикам, и еще одна бомба взорвалась за спиной, сотрясая землю.

Группа женщин в белых халатах стояла у заднего борта одного из грузовиков. Медсестры. Они знают, что надо делать, как помочь. Но когда Люс подошла достаточно близко, чтобы увидеть их лица, ее сердце упало. Это были совсем девчонки, некоторые не старше четырнадцати. Их форма казалась маскарадными костюмами.

Она осмотрела их лица в поисках самой себя. Должна быть причина, почему она попала в этот ад. Но никто не казался знакомым. Было трудно понять спокойствие девушек, ясное выражение их лиц. Никто из них не выказывал страха, который, как Люс знала, был явно написан на ее лице. Может, они уже видели на войне столько, что привыкли ко всему.

– Вода, – голос женщины постарше раздался из грузовика. – Бинты. Марля.

Она раздавала материалы девушкам, которые раскладывали их, а потом начали устраивать временный лазарет на обочине дороги. Часть раненых перенесли за грузовики для оказания помощи. Еще больше было на подходе. Люс присоединилась к очереди за припасами. Было темно, и никто ей и слова не сказал. Теперь она почувствовала, как напряжены юные медсестры. Их, должно быть, учили сохранять степенный, спокойный вид перед солдатами, но когда девушка перед Люс потянулась, чтобы взять свою порцию припасов, ее руки дрожали.

Вокруг них солдаты быстро двигались парами, перенося раненых за руки и за ноги. Некоторые из тех, кого они несли, бормотали, задавая вопросы о битве и спрашивая, сильно ли их ранило. Но были и серьезно раненые, которые не задавали вопросов, потому что едва могли подавить крик боли. Их нужно было нести за талию, потому что одна или обе ноги были оторваны миной.

– Вода, – кувшин очутился в руках Люс. – Бинты. Марля. – Старшая медсестра автоматически отдала порцию материалов и готова была уже перейти к следующей девушке, но тут ее взгляд остановился на Люс, опустился вниз – и Люс поняла, что на ней все еще тяжелое шерстяное пальто Лушкиной бабушки из Москвы. И это было хорошо, потому что под пальто вообще были джинсы и рубашка с пуговицами из настоящей жизни.

– Форма, – наконец сказала женщина тем же монотонным голосом, кидая ей белое платье и косынку медсестры, как у других девушек.

Люс кивнула с благодарностью, потом нырнула за грузовик, чтобы переодеться в белый свободный халат до лодыжек, сильно пахнущий хлоркой. Она попыталась стереть кровь солдата с рук о свое шерстяное пальто, а потом кинула его за дерево. Но пока она застегивала пуговицы халата, закатывала рукава и завязывала пояс вокруг талии, он весь оказался покрыта ржаво-красными полосками.

Люс схватила припасы и побежала обратно через дорогу. Зрелище перед ней было жуткое. Офицер не врал. По крайней мере сотня человек нуждалась в помощи. Она смотрела на бинты в руках и думала, что ей делать.

– Медсестра! – позвал кто-то, кто задвигал носилки в скорую помощь. – Медсестра! Этому человеку нужна медсестра.

Люс поняла, что он говорил с ней.

– Ох, – тихо сказала она, – я?

Она заглянула в скорую помощь. Там было тесно и темно. Место, предназначенное для двух людей, занимали шестеро. Раненые солдаты лежали на носилках в три яруса с каждой стороны. Для Люс было место только на полу.

Кто-то оттолкнул ее в сторону – это оказался мужчина, заталкивающий еще одни носилки на оставшееся небольшое пустое место на полу. Солдат на них был без сознания, его черные волосы прилипли к лицу.

– Залезай, – сказал солдат Люс, – она сейчас уезжает.

Так как она не сдвинулась с места, он показал на деревянный стул, прикрепленный к внутренней части двери скорой помощи перекрещенной веревкой. Он нагнулся и сложил руки, чтобы помочь Люс забраться на стул. Еще один взрыв сотряс землю, и Люс не смогла удержаться от крика.

Она виновато посмотрела на солдата, сделала глубокий вдох и запрыгнула внутрь.

Когда Люс села на крошечный стул, он передал ей кувшин воды и ящик с марлей и бинтами и стал закрывать дверь.

– Подождите, – прошептала Люс, – Что мне делать?

Мужчина остановился.

– Ты знаешь, как долго ехать до Милана. Перевяжи их раны и смотри, чтобы им было удобно. Сделай все, что сможешь.

Дверь с сидящей на ней Люс захлопнулась. Ей пришлось ухватиться за стул, чтобы не упасть на солдата у ее ног. В скорой помощи была душно и жарко. Пахло ужасно. Единственным источником света был маленький фонарь, висящий на гвозде в углу. Маленькое окошко было прямо за ее головой на внутренней части двери. Она не знала, что случилось с Джованни, тем парнем с пулей в животе, увидит ли она его снова, переживет ли он ночь.