– Никоим образом. Думаете, все-таки придется возбуждать?

– Посмотрите как следует. Поэтому сразу вам и даю материал, а не помощникам. Смотрите с точки зрения следственной перспективы; если есть сомнения, не будем огород городить. Через три дня доложите мне. – Шеф сочувственно посмотрел на меня. – Мария Сергеевна, я бы поручил Горчакову, но у него взятки на выходе, пусть уж допишет спокойно, а через два дня у него срок по убийству.

– А у меня своих одиннадцать, и Чванов…

Не то чтобы я упрекала шефа, и сказала-то это еле слышно. Но шеф услышал.

– Мужчин надо беречь, Мария Сергеевна. Почитали дело?

– Вдоль и поперек. Сегодня уже гонец из РУОПа прибыл.

– Ну и как?

– Хочу на Пруткина посмотреть.

– Не нравится то, что в деле написано?

– Не то слово.

– А ведь явку он дал, и на уличной все показал. А кроме того, на его куртке кровь нашли, и по группе она соответствует крови Чванова и его жены. А обломок ножа у него в печке?

В который раз шеф меня поразил. Это у него называется «глянул одним глазом». И ведь помнит все, черт подери, и в корень смотрит.

– Владимир Иванович, а вам не кажется странным, что кровь у него на подкладке куртки, а не снаружи? Дети ведь сказали, что убийца был в застегнутой куртке. А потом, групповая принадлежность – это еще не генетическая. А для генетики материала мало.

– Может, он нож под куртку прятал? Или чесался, да мало ли что? А по ножу эксперты дали заключение, что раны обоим потерпевшим могли быть причинены таким лезвием… А крови на ноже нет, потому что он обгорел. Пруткин ведь объяснений не дает, откуда кровь на куртке.

– Но с другой стороны, нет ни одного бесспорного доказательства, все только вероятные: кровь могла принадлежать потерпевшим, а могла и не им; в конце концов, половина людей на земном шаре имеет такие группы крови, как у Чвановых.

– Ну, а как насчет того, что на куртке Пруткина, в пятнах, смешение мужской и женской крови?

– А как насчет того, что дети куртку Пруткина не опознали?

– Ну, это-то как раз объяснить можно: света в доме было недостаточно, дети были напуганы…

– А то, что ткнули оба, и девочка, и мальчик, в другую куртку? Что-то не похоже это на простое совпадение…

– Тоже при желании можно объяснить. Дети ведь наверняка после происшествия обсуждали то, что видели. Одному показалось, что куртка была с пряжками, он на этом настаивал, а второй ребенок оказался внушаемым. Может такое быть?

– Не знаю, Владимир Иванович, надо подумать. Я хочу еще с Пруткиным поговорить, сама. Его ведь толком по этому поводу никто не допрашивал. До суда он признавался в убийстве, а в суде, после того как от признания отказался, всех интересовало только, как его заставили признаться. Меня еще, знаете, что смущает: Пруткин все-таки вор, а не убийца, и даже не разбойник. Воровал из оставленных дач, за что и сидел три раза. Что-то не вяжется: он всегда говорил, что шел на кражу; нож взял якобы для того, чтобы взломать запоры, а между тем у него дома при обыске нашли набор ломиков; ими-то удобнее ломать. Попробуйте ножом сломать замок! Потом, до дома Чвановых ему надо было на автобусе добираться, несколько остановок. Вечером перерыв, автобусы как раз два часа не ходят…

– Откуда вы знаете? Запросить вы еще не успели…

– Да у Горчакова в том районе дача, он все время жалуется.

– Вы это обязательно проверьте, не полагайтесь на слухи, хорошо?

Я кивнула и продолжила:

– Так вот, на чем он добирался? А главное, на чем он собирался ехать обратно, с похищенным? Еще: кругом было полно оставленных дач. Нет, вор Пруткин лезет именно в тот дом, где горит свет.

– А вы помните, он это объяснял: думал якобы, что там сторож, и хотел его связать, – прищурился шеф.

– Ладно свет, – продолжала я, уже горячась, – а «мерс» у дома? Судя по показаниям Пруткина, он шел к дому мимо машины; не заметить ее он не мог. Решил, что машина – сторожа? Нет, мне что-то слабо в это верится. А потом, что же он ничего из дома не взял? Раз уж был готов к тому, что в доме кто-то есть, значит, шел по крайней мере на разбой, иначе зачем туда лезть; а получается, что пришел убивать.

– Хорошо, Мария Сергеевна, вы уверены, что не настроили себя заранее на невиновность Пруткина? Вопросы все-таки остаются, хотя бы с ножом и кровью. Ну все, идите, потом доложите мне ваше мнение по материалу.

Вот так шеф выпроводил меня, и не успела я подняться, как он уже углубился в какие-то свои бумажки.

– Владимир Иванович, – спросила я уже от двери, – а зарплата на этой неделе будет? Уже на пять дней задержали…

Шеф поднял голову от бумажек.

– Подумаешь, на пять дней задержали! Военным по полгода не платят. Слышали, как зам Генерального выразился? «Скажите спасибо, что вам хотя бы в том же месяце выплачивают, хоть и с опозданием!» Зачем вам вообще деньги?

– Знаете, Владимир Иванович, – склочным голосом отозвалась я, – Господу Богу я, может, еще и скажу «спасибо» за то, что под забором не подыхаю, но уж никак не заму Генерального!

С этим я гордо вышла в приемную, последнее слово осталось за мной. А также все мои уголовные дела и свежий матерьяльчик.

Вернувшись к себе, обнаружила, что Лешка в панике сбежал дописывать обвинительное заключение, а Кораблев, сидя за моим столом, углубился в чтение лежащих на нем уголовных дел.

– Волокита! – сообщил он, откладывая прочитанное.

– Да ну?! – изумилась я. – Мне только тебя в качестве контролера не хватало.

Сейчас мне лучше было не попадаться под горячую руку. Кораблев, однако, этого не заметил и продолжал:

– Вот тут следственные действия не проводились в течение двух недель…

Закончить свою мысль он не успел. Я с грохотом распахнула сейф, сгребла дела со стола и швырнула их в железный ящик. А хотелось Кораблеву в голову.

Кораблев же, как выяснилось, времени зря не терял и успел сунуть свой нос в только что полученный от прокурора материал, на мгновение выпущенный мной из поля зрения, и сразу спросил:

– Ну что, тогда не надо охранника подтаскивать, сами вызовете?

– Что? – не поняла я, резко обернувшись от сейфа.

– Ну, по материальчику-то все равно вызывать Скородумова будете, вот тут и телефончик его написан.

– А при чем тут Скородумов?

– Вам нужен начальник службы безопасности Чванова?

– Нужен. А при чем тут…

– А при том, что он Скородумов и есть. О, вот этого адресочка у меня нету, это он, наверное, совсем недавно переехал.

Кораблев бесцеремонно перелистывал мои бумаги, и я вообще рассвирепела и выхватила у него материал.

– Ты думаешь, это тот самый Скородумов?

– Он и есть, – уверенно сказал Кораблев, не обращая внимания на мою нервозность. – Что я, не помню, что ли: год рождения его, имя и отчество его, родимого, место рождения Эстония, Тарту. Как в аптеке.

– В кустах случайно оказался рояль, – пробормотала я. – Все уже прочитали всё, что нужно, кроме меня. Кораблев, сейчас я тебе дам запрос на вызов Пруткина, съезди в суд, получи разрешение, привези его мне и считай, что дешево отделался.

Я, торопясь, нацарапала запрос и протянула его Кораблеву:

– И заодно спроси в суде, где видеокассета с проверкой показаний Пруткина. При деле ее, как водится, нету, значит, в суде осталась. Ну, что встал? Давай-давай, пошевеливайся!

– Ладно, – с неохотой приподнял он с кресла свою филейную часть. – Завтра или послезавтра привезу. Если начальство будет спрашивать – я на вас работаю, по судам езжу, ага?

– Не, послезавтра – это ты загнул; меньше чем за недельку не управишься. Леня, серьезно, ты зарвался. Сегодня до конца рабочего дня, и то тебе жирно будет. Я завтра хочу к Пруткину в тюрьму сходить. Да, хорошо, что вспомнила: еще в тюрьму отвези бумажку, чтобы его никуда не отправляли. А завтра мне очередь займешь в тюрьму.

– А я что, в рабство нанялся? Послезавтра, и это мое последнее слово.