– Сколько лет, сколько зим!
– Здравствуйте! – вальяжно ответил Кораблев. – Вы теперь тут работаете?
Я удивилась:
– Леня, а мы что – на «вы»?
– Мария Сергеевна, – развел он руками, – вы старший следователь прокуратуры, а я всего лишь оперуполномоченный Регионального управления по борьбе с организованной преступностью и, похоже, буду трудиться в вашем подчинении, поэтому могу называть вас только на «вы» и с отчеством.
– Даже если мы выпьем на брудершафт?
– Тем более…
Я перестала удивляться. Да, давненько я не общалась с Кораблевым, потому и забыла про его странности.
– А мне как прикажешь к тебе обращаться, тоже на «вы» и по отчеству?
– Ну что вы, Мария Сергеевна, вы можете называть меня как угодно.
Да, любит Леня с серьезным видом говорить всякие глупости.
– Так ты по убийству Чванова, что ли, будешь со мной работать?
– Да, начальство распорядилось. – Он искоса на меня глянул. – Да чего там, собственно, работать-то? Дельце не очень перспективное, в общем, гниловатое, одним словом – безнадежное…
– Ну а ты-то зачем в таком случае?
– Ну как же: оно по статистике прошло как раскрытое, а теперь зависнет «глухарем», поскольку следствие было проведено некачественно, не были своевременно выполнены важные мероприятия по закреплению признания в убийстве…
– Леня, ты что, на методсоветах в горпрокуратуре верхушек нахватался? Добавь еще: «Такое отношение к делу терпимо быть не может»…
– Конечно, терпимо быть не может. Вы же знаете, я законник. От буквы закона ни на шаг.
При этих словах я рассмеялась, сил не было смотреть на важно надутые щеки Кораблева. Я припомнила, что, когда он работал в районном уголовном розыске, мы с ним серьезно поцапались из-за его патологического безделья; вернее, это я тогда раскалилась докрасна, а он был невозмутим и вежлив, как обычно. Я трясла перед его носом кипой невыполненных поручений, а он добил меня тем, что примирительно сказал: «Я почему ничего не делал? Боялся напортить. А ведь если по делу не работать, то и не испортишь ничего!»
– Думаешь, Пруткина в суд уже не запихать? А вам-то что до районного «глухаря»? РУОП же за раскрываемость к стенке не ставят?
– Во-первых, мы теперь называемся РУБОП…
– Да-да, я и забыла, что у вас теперь какое-то неприличное название. Раньше вы были просто Управлением по организованной преступности, а теперь наконец начали с ней бороться.
– А во-вторых, мы оперативно-поисковое дело неосторожно к себе забрали, а оно почему-то встало на контроль в Москве. Так что моя задача – убедить вас запихать дело на Пруткина в суд, получить копию обвинительного заключения и списать этот геморрой к чертовой бабушке.
– При чем тут геморрой-то?
– Ну, морока одна.
– Прелестно, а может, покопаемся? Ну его, Пруткина, на фиг, может, реальных убийц поищем?
– Да, Мария Сергеевна, вы все такая же: наживаете геморрой на том, на чем можно наживать деньги…
Кораблев обаятельно улыбнулся. Это не значит, что он предлагает мне брать взятки. Это он так метафорически обрисовывает мою жизненную несостоятельность и нездоровый авантюризм. Ленькины афоризмы можно высекать золотом на мраморе.
Ведя такую светскую беседу, мы поднялись на наш четвертый этаж.
– Проходи, – сказала я, открыв свой кабинет. – Чай, кофе, кисель, коньяк?
– Ха! Кофейку, – ответил он, снимая куртку.
Да, глядя на Леню и вспоминая, каким он был, когда мы познакомились, я подумала, что и я уже не та, что была двенадцать лет назад. В глазах Кораблева я как в зеркале увидела отражение своих мыслей.
– Помните, Мария Сергеевна, как мы познакомились?
– Конечно, помню, Леонид Викторович! Мы с тобой познакомились на обыске…
– Неправда ваша: мы с вами познакомились на осмотре места убийства.
– Ну, убийства; да, точно, Леня, – на трупе в квартире. Помнишь, еще кто-то телевизор включил, чтобы не скучно было, и показывали «Петровку, 38»…
Зазвонил телефон. Это из соседнего кабинета интересовался мой друг и коллега Горчаков, случайно я чашками звякнула или собираюсь пить чай. Через минуту он уже просунул в дверь свою лохматую голову.
– Вы знакомы, Леша? – спросила я. – Это Кораблев из РУОПа.
– Встречались. – Леонид привстал, и они обменялись рукопожатием. – Вот вспоминаем с Марией Сергеевной, как мы познакомились, – пояснил Кораблев. – Была она тогда юной ромашкой, романтической и доверчивой, а сейчас смотрю на нее и думаю: взрослая женщина, опытный следователь, с некоторым налетом цинизма…
При этих словах Лешка громко заржал:
– С некоторым налетом! Да у нее теперь цинизма – ведром хлебай!
– А в душе я все та же юная ромашка, – укоризненно сказала я Горчакову.
– Паучиха ты страшная, а не ромашка, – по-доброму отозвался Горчаков, успев налить себе чаю и в мгновение ока проглотив бутерброд, принесенный паучихой на обед.
– Да и Кораблев был тогда стройным юношей с богатой шевелюрой, – я показала Кораблеву язык. – Помнишь, как я тебя послала в бар «Колокольчик»? Тогда такие заведения были редкостью; ты пошел туда кого-то искать, а вернувшись, заявил, что больше в такие места ни ногой. Ты был от смущения весь красный и сказал, что таких ужасных мест еще не видел: все в сигаретном дыму и кругом ноги, ноги в розовых колготках, помнишь?
Кораблев кивнул.
– А в первый раз мы встретились на осмотре по убийству. В квартире телевизор работал, слышишь, Лешка? Шла «Петровка, 38»; помнишь, там Герасимов перед девушкой красуется и ударом ребра ладони сносит горлышко бутылке коньяка? Я кивнула на экран и говорю оперу Кораблеву: «Вот как люди бутылки открывают, учитесь!» А он невозмутимо отвечает: «Ну и что, а мы лучше открываем, потому что после этого посуду сдаем».
Лешка с набитым ртом засмеялся, закашлялся и высказал мне претензию, почему бутерброд всего один, а потом поинтересовался, получила ли я свое при вчерашней раздаче слонов.
– А как же: мало своих одиннадцати «кирпичей», еще и чужого добавили, убийство Чванова теперь на мне.
– Что за убийство? – с деловым видом спросил Горчаков, поедая ложками сахарный песок из сахарницы. Я отобрала у него сахарницу со словами «ты еще заварки пожуй» и вернулась к теме убийства:
– Хочешь? Могу отдать, причем абсолютно безвозмездно. Дело интересное и не такое уж древнее, всего год прошел. А кстати, ребята, – удивилась я, – в субботу будет годовщина смерти Чвановых, седьмое октября. РУОП в лице Ленечки прибыл аккурат к годовщине, очень своевременно. Леня, можно, я буду твою контору называть по-старому? РУБОП – это неблагозвучно.
– Ну ладно, чуть что, так сразу РУБОП, – лениво отозвался Кораблев. – Мы-то, может, и сделали бы все как надо, но только начали раскручиваться, как врезались местные опера со своим гопником, а у гопника явка с повинной в кармане лежит…
– Ага, вы небось начали раскручиваться, как раз когда следствие кончалось?
– Ну нам же надо было матерьяльчики подтянуть, с людьми повстречаться, информации подсобрать, осмыслить…
– Ну и чего вы там осмыслили? – встрял Горчаков, не зная, чем заняться, поскольку бутерброд он съел, чай выпил, а сахарницу я убрала.
Я подозревала, что он на все готов, лишь бы не идти к себе и не садиться за обвиниловку по взяткам в жилищном агентстве. Поскольку такое с каждым может случиться, я подавила в себе желание воспользоваться слабостью друга и послать его мыть чашки, мысленно похвалила себя за выдержку и стала слушать Кораблева, который рассказывал:
– Да собственно, сам Чванов был на редкость приличным мужиком, все говорили. Похоже, что даже «крыши» у него не было, по крайней мере, информации на этот счет – ноль. Правда, у него мамашка крутая, тоже в бизнесе, вот у той «крыша» есть: она платит Вертолету. Мы там пощупали, но вроде как она только за себя платила, а Чванов был сам по себе, да и строительство – это не Вертолетов кусок. Раскрутился Чванов очень давно, со ссуды в банке; конечно, ссуду помогла взять мамаша, простым смертным это было недоступно; но раскрутился он без криминала, это железно.
