– Ну и?..

– Чего «и»? Как-то не рассчитала, задавили ее…

– Вот здесь, Леня, затормози, а то тебе не встать будет ближе к моей парадной.

– Ага, значит, вот где вы живете, – констатировал Леня, поднимаясь за мной по лестнице. – А квартирку свою, значит, бывшему муженьку оставили?

– Господи, все-то ты знаешь.

– Дак сам ваш муженек ходит по главку, треплется. Мне рассказывали, что он и ребенка приводил: нас, мол, мама бросила…

– Что, правда? – у меня сразу заныло сердце.

А ведь Гошка мне про это не говорил. Да он вообще меня бережет и про отца в разговорах со мной даже не упоминает, обходит эту тему.

– Да не расстраивайтесь вы так! Я народу сказал: не судите поверхностно, я лично знаю, что она ребенка в школу возит и забирает оттуда…

Грохот в квартире стоял такой, что с лестничной площадки было слышно. Открыв дверь, я поняла, в чем дело:

больной и доктор носились друг за другом по квартире, топоча, как слоны, и теряя тапочки.

– Что, уже полегче? – спросила я, когда ребенок выбежал на звук открываемой двери.

Он скорчил трагическую мину и без слов показал на замотанное горло, но не выдержал, засмеялся и понесся обратно. Вышел Сашка и взял у меня пальто.

– Ну что, может, его не везти к бабушке? Познакомься, это мой коллега Леня Кораблев.

– Очень приятно, проходите пожалуйста. Александр, – он протянул Лене руку. – Маш, я бы все-таки завтра его в школу не пускал. Так что смотри. Ну, я побежал, до вечера! С вами я еще увижусь? – обратился он к Кораблеву.

– Не исключено…

Ленечка стоял перед зеркалом и приглаживал поредевшие на макушке волосы.

– Проходи, Леня.

Я машинально отметила, что мой бывший муж фиг бы ушел на работу, когда в доме посторонний мужчина, а если бы все-таки пришлось уйти, наверняка понатыкал бы всюду микрофонов, чтобы потом установить, чем я тут без него занималась. Да чего там микрофоны, он сушилку для посуды каждый раз исследовал – если там две чашки или, не дай Бог, две рюмки: «Кто был?! Кого угощала?!»

Вытащив из сумки кассету с записью следственных действий по Пруткину, я показала Лене, куда идти.

– А это что, вы домой кассету пруткинскую взяли? Вот женщины всегда так: работу тащат домой, а дом – на работу…

– Хватит брюзжать. Я хоть дома посмотрю ее спокойно, у нас в конторе видика нету, не тащиться же в городскую. Иди мой руки, я грею обед. Кроличек, – позвала я сына, – ты ел что-нибудь?

Он высунулся из комнаты и кивнул головой, демонстрируя, что из-за тяжкой болезни говорить не может.

– А сейчас есть хочешь? Голова помоталась отрицательно.

– Как-как вы его зовете? – Из ванной, вытирая руки носовым платком, вышел Кораблев. – Кроликом?

Из комнаты донесся тихий голос не выдержавшего ребенка:

– Кроличек, цыпленочек, хрюндичек, поросеночек, котичек, песичек, крокодильчик… Мне только «хрюндик» не нравится, а остальное ничего…

– Понятно: кроль, курица, свинья, кот, пес… Что там еще? Как же можно так дитя обзывать?

– Леня, это мое личное дело. Я же тебя крокодилом не называю, хотя ты этого заслуживаешь.

– Так, Мария Сергеевна, есть давайте. А я пока посмотрю, как вы живете.

Я заканчивала сервировать стол, когда на кухне появился Кораблев.

– Ну что, Мария Сергеевна, дома у вас почище, чем в кабинете. Только выключатели у вас грязные.

– Что?!

– Выключатели, говорю, мыть надо. Посмотрите, все в разводах…

Он взял меня за руку и подвел к ближайшему выключателю.

– По-моему, так и было, я их не пачкала, – растерянно сказала я.

– Это не освобождает вас от необходимости соблюдать чистоту. Ну-с, что сегодня на обед?

– Грибной суп и курица.

– Курица с рисом?

– С жареной картошкой.

– Неправильно. Курицу надо подавать с рисом, мясо с картошкой, рыбу с пюре, поросенка с кашей. А утку?

– С тушеной капустой.

– Правильно! Вот видите, все вы понимаете, а почему делаете не так, как надо?

– Леня! Как я сочувствую твоей жене, – от всего сердца сказала я. – Как можно быть таким занудой? Я бы тебя убила.

– Ничего подобного. Ваш бывший муженек еще не таким занудой был и до сих пор живет. Ну ладно, не обижайтесь, я вас просто проверял.

– Ты меня так проверяешь, как будто на мне жениться собрался.

– Нет, жениться я не хочу. Я женат. А чего этот ваш новый, не предлагает замуж-то? Вы ведь не зарегистрированы?

– Не зарегистрированы.

– Вы хотите сказать, что вы отказываетесь? Вы не правы. Вам, в вашем возрасте, уже надо за мужика руками и ногами держаться, тем более за такого. А вы еще выпендриваетесь. Он был женат?

– Что ты мне допрос устроил! Был, развелся.

– Вы его развели?

– Нет.

– Врете. А дети есть?

– Нету.

– Опять врете. Может, он больной?

– Леня, а у тебя дети есть?

– Вы разговор-то на меня не переводите. Я-то не больной. У меня дочка, вот, смотрите, – он вытащил из внутреннего кармана пиджака фотографию симпатичной девчушки. – Они с моей женой во Франции живут.

– Где-где? Как же их туда занесло?

– Да жена пожила со мной, а потом на работу завербовалась и уехала. Да вообще-то, у нас был фиктивный брак: ей нужна была прописка, а мне бабки…

Я не поняла, всерьез он это или шутит. Лицо у него было непроницаемым. Вообще, я заметила, Кораблев никогда не улыбается. Смеяться может, а улыбки я на его суровом челе никогда не видела. Либо ржет, либо с серьезным видом порет ерунду.

– А дочка тоже фиктивная?

– Нет, дочка получилась настоящая. – Он снова взглянул на фотографию, которую все еще держал в руке. – По-французски уже болтает, как на родном языке. Я летом к ней ездил, она у меня была за переводчика. Ну ладно, соловья баснями не кормят, есть-то давайте.

– Пожалуйста. – Я налила ему супу.

– Супчик со сметаной? – спросил он, взяв ложку наперевес.

– А как же, – я поставила перед ним пластиковую коробочку со сметаной.

– Ма-ария Сергеевна! – протянул он, нахмурив брови. – Вы что! Мне сметану предлагаете в коробочке?! Где у вас соусник?

Я, ни слова не говоря, переложила сметану в керамическую мисочку и снова поставила перед ним.

– Ма-ария Сергеевна! – протянул он с той же интонацией. – В такой посуде сметану не подают, нужен специальный соусник.

– Ну нет у меня соусника! Прости, если можешь! – поначалу я стала терять терпение, но теперь мне было смешно.

– Ну, вы учтите, – мягко сказал он мне, кладя в суп сметану. – Чтобы у вас все было как у людей. Суп, кстати, слегка пересолен. Но я уж съем, чтобы не обижать хозяйку. А вы уже второе накладывайте, я быстро ем.

И правда, не успела я красиво разложить на тарелке куриную ногу, посыпанную кокосовой стружкой, в окружении румяных, запеченных в духовке картофелин (правда, по рабочим дням я запекаю в духовке уже сваренную картошку – так быстрее, сырая уж очень долго доходит до кондиции, хотя, конечно, сырую запекать вкуснее) и сверху бросить веточку петрушки, как Леня уже поставил в мойку пустую тарелку из-под супа и взял у меня из рук второе блюдо.

– Четыре с плюсом, – оценил он внешний вид трапезы.

– А почему четыре?

– Трава лишняя. Леопарды сена не едят.

Через пять минут он бросил на тарелку обглоданную до белизны кость и потребовал:

– Теперь чайку. С лимоном. Чем вы посуду моете?

– «Санлайтом».

– Тряпкой пользуетесь?

– Губкой.

– Правильно. Хозяйственным мылом сейчас уже никто не моет. А что к чаю будет?

– Варенья хочешь?

– А печенья нету?

– Печенья нету.

– Ну, давайте варенье. А где у вас зубочистки?

– Нету.

– Нету зубочисток? Ма-ария Сергеевна! Зубочистки должны быть в каждом приличном доме! Купите.

– К твоему следующему визиту?

– Да. Где варенье-то? Вообще, в гостях надо есть как можно больше, это мой принцип. Если ты в гостях у друга, ты сделаешь ему приятное, а если в гостях у врага, то нанесешь ему материальный ущерб. – Говоря это, он уже прихлебывал чай с лимоном и, вынув из чашки ложечку, расплескал чай на скатерть. – Ой, я тут пролил нечаянно… Ну, ничего, скатерть все равно уже несвежая, ее стирать надо.