Ситуация осложнялась углублением противоречий в самом руководстве КПЧ. Многочисленные противники Новотного теперь открыто добивались его отставки с поста президента ЧССР. Требовали ее и на массовых митингах.
Обстановка в Чехословакии вновь стала предметом обсуждения на заседании Политбюро ЦК КПСС 15 марта 1968 г. В Москве не одобряли готовившуюся отставку Новотного, как и ситуацию в стране в целом.
Политбюро посчитало целесообразным обратиться с письмом в адрес Президиума ЦК КПЧ, в котором, по предложению Б.Н. Пономарева, следовало «сказать, что у них начался разгул в печати, по радио и телевидению, сказать, что все это направлено на отрыв Чехословакии от социалистического лагеря, от СССР, сказать яснее и подробнее об этом… Сказать в письме и о том, что они находятся рядом с ФРГ». При этом особо подчеркнуть, что «положение действительно очень серьезное. Методы и формы, которыми ведется сейчас работа в Чехословакии, очень напоминают венгерские. В этом внешнем хаосе есть свой порядок. В Венгрии тоже с этого начиналось, а потом пришел первый, второй эшелон и, наконец, социал-демократы», – таково было заявление Ю.В. Андропова, имевшего за плечами горький опыт венгерских событий 1956 г.[203].
Л.И. Брежнев заметил: «Надежды на Дубчека не оправдываются, он может вылететь, так как события, которые происходят, им мало управляются. Ведь может случиться так, что они снимут Новотного. Они сняли прокурора, начальника КГБ, на очереди Ломский (министр национальной обороны. – Авт.), а потом и за Дубчеком дело».
Во время этого заседания Брежнев позвонил в Прагу Дубчеку и, вернувшись, сообщил его участникам о только что состоявшемся разговоре. Дубчек уверял, что «ни в Праге, ни в стране не будет никаких событий, что вот плоховато в Польше, им бы нужно помочь. Мы справимся с событиями, которые у нас происходят»[204]. Брежнев проинформировал Дубчека о готовившемся письме, они договорились о встрече между Дубчеком и Кадаром, которому фактически отводилась роль посредника между ЦК КПСС и ЦК КПЧ. Была также достигнута договоренность о проведении встречи между лидерами советской и чехословацкой компартий.
На фоне всех этих событий продолжали ухудшаться отношения СССР с Румынией: реальной стала угроза ее выхода из Варшавского Договора. Министр обороны СССР маршал А.А. Гречко на заседании Политбюро 3 марта 1968 г., говоря о позиции румынской стороны, заявил: «Теперь ясно, что они – за пересмотр всего Варшавского Договора в целом. Мы создадим штаб, вполне боеспособный, и Варшавский Договор не пострадает, если уйдут румыны»[205]. Однако нельзя было полностью исключить эффекта «цепной реакции» в отношении других стран – членов ОВД. Критика, раздававшаяся в чехословацкой прессе в адрес Варшавского Договора, свидетельствовала о том, что и Чехословакия могла последовать за Румынией. А это привело бы к фактической ликвидации или по крайней мере значительному ослаблению западных границ стран ОВД.
Идеологическая ситуация осложнилась и в самом СССР. Классическое коммунистическое единомыслие постепенно размывалось. Усиливалось диссидентское движение.
«Разного рода писатели, – говорил на заседании Политбюро Л.И. Брежнев, – например, Якир, Есенин и другие, пишут письма, передергивают факты, письма идут за границу и передаются по Би-би-си». Ему вторил Н.В. Подгорный: «Надо посмотреть Союз писателей. Что это за организация, в которую вступают совершенно непонятные люди, написавшие две заметки в газету».
Андропов сообщал о готовившейся демонстрации, связанной с делом диссидента Петра Литвинова[206].
Несмотря на успокоительные заявления Дубчека, ситуация в Чехословакии продолжала обостряться. После массового митинга в Праге Новотный был вынужден уйти с поста президента.
10 марта в ЧССР была широко отмечена 20-я годовщина смерти Яна Масарика, министра иностранных дел до февраля 1948 г., который, по официальной версии, покончил жизнь самоубийством в знак протеста против установления в стране социалистической власти.
27 марта Прага направила протест правительству ГДР против вмешательства во внутренние дела ЧССР в связи с критикой курса Дубчека в восточногерманской пропаганде.
6 апреля премьер-министром ЧССР вместо И. Ленарта был назначен О. Черник. 9 апреля произошло, наконец, поворотное событие – ЦК КПЧ опубликовал программу реформ под названием «Чехословацкий путь к социализму». Из документа следовало, что чехословацкое партийное руководство готово отказаться от командно-административных методов управления страной и предоставляет свободу действий для средств массовой информации. Отныне любой шаг Праги, любое заявление Дубчека или его ближайших соратников вызывало в Москве раздражение и недоверие.
Особое значение в оценке происходящих событий имело мнение советского посла в Праге С.В. Червоненко. Как в свое время IO. В. Андропова в Будапеште 1956 г.
В.В. Загладин, работавший в то время в Международном отделе ЦК КПСС, считал, что советское посольство «давало ту картину событий, какую от него ждали. События в Чехословакии были внутренним вызовом как для работников посольства, так и для сидевших в Москве. В направлении личного негативного восприятия ситуации посла Червоненко подталкивал и его опыт работы в Китае, к тому же накладывались требования центра»[207].
В период пребывания С.В. Червоненко в должности посла в Китае произошел разрыв советско-китайских отношений. Занимая пост полномочного представителя СССР в Праге, посол опасался, что в случае утраты контроля над событиями в стране его обвинят в потере еще одной страны. В итоге советский посол принял реформаторский курс А. Дубчека «в штыки».
С конца января на посольских партсобраниях он именовал Дубчека не иначе как «антипартийным явлением», а начиная с марта утверждал о возможности повторения «второй Венгрии», хотя ход событий, особенно на этой стадии, не давал пока серьезных поводов для такого вывода[208].
У некоторых очевидцев создалось впечатление, что не знавший чешского языка и традиций страны пребывания Червоненко был не вполне самостоятелен в своих оценках. Решающую роль в формировании его позиции сыграл специалист по чешской истории И.И. Удальцов, занимавший в то время пост советника-посланника посольства. Удальцов дружил с Новотным семьями, и, возможно, этим объясняется то, что посольство упорно цеплялось как за подвергавшегося общественному остракизму президента, так и за его окружение[209].
Стремясь, однако, избежать возможных обвинений в предвзятости, посол дважды в месяц встречался со всеми членами Президиума ЦК КПЧ, включая тех, кого относил к «правым».
Смысл посольских донесений в Москву сводился к тому, что Дубчек пользуется симпатиями «ничтожной кучки интеллектуалов» и абсолютно лишен опоры в массах, особенно среди рабочих. Огромное число трудящихся стоит за Советский Союз, но «горстка „правых“ мешает им выразить свое мнение».
Аккредитованные в то время в Праге корреспонденты центральных советских изданий (В. Журавский, В. Кривошеев, Т. Мартынова, А. Дидусенко) видели, насколько информация посольства расходится с истинным положением вещей.
По признанию В. Журавского их оценки настолько противоречили донесениям посольства, что Червоненко несколько раз вызывали в Москву для неприятных объяснений[210]. Несмотря на это, по мнению уже упомянутого Ф.Ф. Петренко, «содержание шифровок Червоненко в целом принималось в Кремле за чистую монету». Тем более что Червоненко был послом с большим опытом и имел авторитет у вышестоящих инстанций. Критически мыслящие люди в ЦК не занимали ключевых постов, поэтому их возможности для влияния на политику были ограничены[211].
