Фактический разрыв отношений между Советским Союзом и Югославией длился вплоть до смерти Сталина в марте 1953 г.

После этого Л. Берия предложил послать своего представителя полковника Федосеева для установления контакта с югославским руководством. Он должен был сообщить югославскому руководству о намерении Москвы открыть новую главу в отношениях с Белградом.

Однако тень Сталина еще долгое время продолжала лежать на советско-югославских отношениях. Ситуацию в какой-то мере удалось переломить только Н. Хрущеву в ходе его личных переговоров с Тито в 1957 г.

Этому предшествовал забавный эпизод. Когда Хрущев прилетел в Белград на переговоры с Тито, тот в сопровождении свиты встречал гостя. Один из высокопоставленных югославских чиновников некстати обронил Хрущеву: «Россия и Сталин сделали нам так много плохого, что нам сегодня трудно доверять русским». Воцарилась напряженная тишина. Хрущев подошел к говорившему, хлопнул его по плечу и сказал, обращаясь скорее не к нему, а к Тито: «Товарищ Тито, когда тебе понадобится провалить какие-нибудь переговоры, назначь главой делегации этого человека».

Последовавший смех снял напряжение.

В тот момент ситуация была спасена. Но взаимная настороженность в двусторонних отношениях и независимость Белграда от советской внешней политики сохранились.

Характерной чертой кризисных ситуаций в Восточной Германии (позднее – ГДР) являлось то, что они зарождались и в основном проходили в Берлине – центре Европы, где как бы сходились интересы западных держав и СССР.

Победный май 1945 г. отходил в прошлое, а вместе с ним – относительное взаимопонимание и терпимость вчерашних союзников. Хотя и те майские дни, ознаменовавшие собой окончание самой кровопролитной в истории человечества войны, думать о худшем не хотелось никому.

В соответствии с Декларацией о поражении Германии, подписанной в Берлине 5 июня 1945 г., верховную власть в стране временно взяли на себя правительства СССР, США, Великобритании и Франции. Германия была разделена на четыре оккупационные зоны. В каждой из них верховная власть принадлежала главнокомандующему соответствующими оккупационными войсками. Вопросы, затрагивавшие Германию в целом, был призван разрешать Контрольный Совет (КС) в составе четырех главнокомандующих.

Для управления в своей зоне оккупации советское правительство в июне 1945 г. создало специальный орган – Советскую военную администрацию в Германии (СВАГ).

Трения между бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции стали нарастать не по дням, а по часам. Первые серьезные противоречия между ними были вызваны поддержкой англичанами и американцами правительства преемника Гитлера гросс-адмирала Деница. В Кремле это восприняли как явное намерение Запада дистанцироваться от Москвы в послевоенном устройстве Германии. Особую активность при этом развили англичане. Однако авантюра со ставкой на правительство Деница закончилась провалом. 23 мая 1945 г. практически все члены этого правительства были арестованы самими же союзниками и после тщательного обыска доставлены в тюрьму Бад-Монца.

Но восстановить отношения доверительности между бывшими союзниками это уже не могло. Демаркационные линии глубоко пролегли уже не только между географическими зонами оккупации, но и в сознании вчерашних товарищей по оружию.

Несмотря на свое поражение, Германия продолжала оставаться чрезвычайно важной величиной в геополитической расстановке сил. Каждая из держав-победительниц, стремясь изменить баланс сил в Европе и мире в свою пользу, делала ставку на побежденную страну и, как следствие, стремилась обеспечить себе в соответствующей зоне оккупации максимальную политическую поддержку. Взаимная подозрительность в отношениях сторон настоятельно требовала достижения соглашения о судьбе Германии.

Советский Союз в своей зоне оккупации содействовал проведению аграрной реформы и конфискации промышленных предприятий, принадлежавших нацистам. Американцы и британцы, напротив, искали поддержку у представителей немецкой экономической элиты. Проведению единой оккупационной политики с самого начала препятствовали различия в оценках природы нацизма. При этом в своих отношениях с немцами Советский Союз оказался в крайне невыгодном положении. В результате тяжелейшей, бескомпромиссной войны у обоих народов накопилась взаимная ненависть, а только что закончившиеся в Берлине бои носили исключительно жестокий характер. Все это не могло не отражаться на состоянии отношений между оккупационными властями и местным немецким населением, равно как и на отношениях между бывшими союзниками.

О накаленности послевоенной политической атмосферы в Контрольном Совете в определенной степени свидетельствуют меморандумы, превратившиеся в своего рода ультиматумы, которыми то и дело обменивались оппоненты. Не удивительно, что в подобной обстановке не могло быть и речи о какой-либо плодотворной совместной работе оккупационных властей в Германии.

Если в 1945—1946 гг. Контрольный Совет еще смог принять ряд решений, направленных на осуществление решений Потсдамской конференции о демилитаризации Германии, то в последующем его деятельность оказалась практически парализованной. Запад все более настраивался на конфронтацию с Советским Союзом.

Наиболее последовательным выразителем этого курса стал в последние месяцы войны У. Черчилль. Уже до этого активно выступавший в качестве инициатора «жесткой» политики в отношении Советского Союза, он 24 апреля 1945 г. заявил: «В дальнейшем отношения с СССР возможно строить только при признании русским народом англо-американской силы». В соответствии с этим он призывал Запад руководствоваться следующим: «Во-первых, тем, что Советская Россия стала смертельной опасностью для свободного мира. Во-вторых, тем, что против ее дальнейшего продвижения должен быть немедленно создан новый фронт. В-третьих, тем, что этот фронт в Европе должен пролегать как можно дальше на Востоке»[53].

Аналогичные взгляды в целом разделяло и американское руководство. Так, заместитель государственного секретаря США Дж. Грю в меморандуме, составленном им весной 1945 г., заявил, что война с Советским Союзом «неизбежна», что она может разразиться в ближайшие годы. Он призывал американское правительство к укреплению своих позиций по отношению к СССР, чтобы держать его под угрозой[54]. В США появился тезис о необходимости «сдерживания» коммунизма, одним из авторов которого стал высокопоставленный деятель госдепартамента, бывший посол Соединенных Штатов в Москве Дж. Кеннан. С приходом к власти Г. Трумэна антисоветский курс стал во внешней политике США официальным.

Западные союзники, сталкиваясь с твердостью советской позиции на переговорах, воспринимали это как вызов в свой адрес. В Великобритании и США стал изучаться вопрос о возможности немедленной превентивной войны против Советского Союза, чтобы сломить его упорство. Так, начальник имперского генерального штаба Великобритании фельдмаршал Аланбрук писал много лет спустя, что уже через две недели после окончания военных действий в Европе руководители штабов отдельных родов войск страны получили приказ подготовить меморандум о военных мероприятиях, «направленных против России»[55].

В подобных условиях великие державы-победительницы рассматривали оккупацию Германии почти исключительно как средство реализации собственных интересов в послевоенной Европе. В западных зонах оккупации все было нацелено на быстрое возрождение политических и экономических структур Германии с тем, чтобы «оттеснить» СССР если не из Восточной, то хотя бы из Центральной Европы. Противостояние между бывшими союзниками стало стремительно нарастать.