Тогда же в августе, вскоре после отъезда Хрущева, китайское руководство, демонстрируя все большую независимость от Кремля, инициировало международный кризис вокруг островов в Тайваньском проливе и одновременно начало «большой скачок» к социализму в народном хозяйстве. Хрущев не мог не учитывать, ради сохранения хотя бы видимости единства в социалистической системе, особой, все более ужесточавшейся позиции Пекина.

К концу лета 1958 г. Н.С. Хрущева, как свидетельствуют очевидцы, в буквальном смысле «одолевали мысли» о том, как в дальнейшем реализовывать политику «мирного сосуществования».

Молотов и другие оппозиционеры обвиняли Хрущева в недостаточной заботе о престиже СССР, в подрыве основ политического курса, благодаря которому Советский Союз стал великой державой. По словам О.Я. Трояновского, в тот период помощника председателя Совета Министров по внешнеполитическим делам, Хрущева в буквальном смысле преследовала «тень Молотова и укоры критиков».

В конце концов Н. Хрущев выбрал следующий вариант действий в отношении Западного Берлина. Вместо того чтобы удушать город блокадой, предполагалось постепенно переориентировать его экономику на восточные рынки, интегрировать его в систему кооперации социалистических стран, сохраняя при этом его «особый» статус.

Впервые идея о статусе «свободного города» для Западного Берлина возникла у Хрущева в конце августа 1958 г.

Хрущев также не планировал каких-либо военно-политических акций против Западного Берлина, но был не прочь держать Запад в напряжении. Он верил в то, что западные страны не станут начинать из-за города войну и в конце концов пойдут на переговоры по германскому вопросу.

Оценки советских экспертов, однако, были более тревожными. В ноябре 1958 г. Главное Разведывательное Управление ГШ докладывало в ЦК КПСС, что, если ГДР нарушит права западных держав в Берлине, с их стороны не исключены военные контрмеры. Советский посол в ГДР Г.М. Пушкин также пытался предостеречь Хрущева, говоря о том, что советская политика чревата риском эскалации кризиса, но советский лидер отмел его возражения. В дальнейшем возражать уже не смел никто.

В конце декабря 1958 г. министр иностранных дел СССР А.А. Громыко представил Хрущеву проекты двух мирных договоров: совместный с Западом договор с двумя германскими государствами и двусторонний – сепаратный – договор с ГДР. По замечанию Громыко, Запад, «разумеется», не согласится с общим договором, который неизбежно привел бы к распаду НАТО. Записку министра можно рассматривать как осторожное предупреждение Хрущеву: если переговоры с западными странами зайдут в тупик, тогда СССР будет вынужден выполнять свое обещание, данное восточногерманскому руководству.

Опасность заключалась в том, что с самого начала конфликта Ульбрихт не скрывал, что не верит в возможность статуса «вольного города» для Западного Берлина. В феврале 1959 г. он послал в Москву свои замечания к советскому проекту о будущем устройстве Западного Берлина, заявив, что «территория Западного Берлина должна рассматриваться в принципе как часть территории ГДР» и что «железнодорожные и водные пути вольного города Западный Берлин остаются собственностью ГДР». Вопрос мирной интеграции Западного Берлина в ГДР в руководстве Восточной Германии по существу даже не изучался. Ставка окончательно была сделана на «отрыв» Западного Берлина от ФРГ не экономическими, а административными, а если нужно – и военными методами. Предполагалось, что Москва окажет всю необходимую помощь.

Риск прямого столкновения возрастал. За три дня до выступления Н. Хрущева 10 ноября 1958 г. госсекретарь США А. Даллес подтвердил решимость США отстаивать свои права в Западном Берлине, «если потребуется, военной силой»[112].

10 ноября, словно в подтверждение жесткого выступления Хрущева, советские истребители атаковали американские разведывательные самолеты сразу в двух местах: один над Балтийским морем, другой – над Японским.

В ответ американский президент Эйзенхауэр заявил: «Наши силы в городе представлены только разрозненными гарнизонами. Реальная оборона Берлина лежит теперь в публично выраженном намерении Запада оборонять его, если необходимо, любым способом, в том числе и военным»[113].

14 ноября СССР прибегнул к первым практическим шагам, приведшим к эскалации напряженности вокруг Западного Берлина. На автобане в предместьях Берлина были задержаны три американских военных грузовика.

Генерал Л. Норстад, представитель американского командования в Европе, проинформировал Вашингтон о том, что отныне он намерен отправлять грузовой транспорт по автобану Берлин – Хелмштедт только в сопровождении вооруженного конвоя. В случае попыток задержания конвоев советскими солдатами Норстад был готов отдать приказ о применении для их освобождения так называемой «минимальной силы».

В министерстве обороны США уже упомянутый генерал М. Тейлор вплотную занялся разработкой плана чрезвычайных действий на случай обороны Берлина обычными (неядерными) средствами[114].

Еще более жестоко был настроен западногерманский канцлер К. Аденауэр. Не дожидаясь консультаций с другими западными лидерами, Аденауэр 12 ноября предупредил Москву об опасности нарушения международных соглашений по четырехстороннему статусу Берлина.

Тем не менее Хрущев продолжал засыпать западные столицы ультимативными нотами, предлагавшими все то же – пересмотр статуса Западного Берлина. Он ссылался на то, что соглашения военного времени безнадежно устарели и что Москва в своих действиях руководствуется только мирными намерениями. Хрущев подчеркивал: непоколебимая позиция СССР заключается в Предоставлении Западному Берлину статуса «свободного города» при четырехсторонней гарантии и, возможно, под наблюдением ООН. Для Запада эти условия были абсолютно неприемлемы.

Отказавшись от идеи вооруженных конвоев, Эйзенхауэр тем не менее принял решение полностью доукомплектовать все американские части в Европе. Это был недвусмысленный сигнал Москве о решимости США выполнять свои обязательства в отношении Западного Берлина.

После некоторых колебаний американский президент подтвердил возможность применения ограниченной военной силы в Берлинском кризисе и утвердил план чрезвычайных действий, который предусматривал:

1) отказ признавать любую замену на транспортных коммуникациях, ведущих в Западный Берлин, советских представителей восточногерманскими;

2) в случае подобной попытки сопровождать конвой вооруженной охраной, имеющей приказ – в случае принудительной остановки – открывать огонь;

3) эвакуация членов семей американских служащих из Берлина и, возможно, в ближайшем будущем из всей Германии[115].

Военные приготовления в Западной Германии и Берлине предполагалось осуществлять вплоть до истечения срока советского ультиматума. Не исключалось, что эти приготовления будут вскрыты советской разведкой и расценены как решимость западных держав оборонять Западный Берлин.

Эти меры привели к дальнейшему росту напряженности.

2 февраля 1959 г. советские блок-посты остановили продвижение американского военного конвоя на автобане Берлин – Хелмштедт с намерением провести проверку перевозимых грузов. Встретив решительный отказ, советские солдаты задержали конвой. Москва немедленно получила американскую ноту, в которой советские действия были охарактеризованы как «явное нарушение американского права свободного доступа в Берлин». Конвой был пропущен.

Инцидент выявил существенные различия американского и британского подходов к разрешению нарастающего кризиса. Днем позже британский военный конвой, столкнувшись с советскими требованиями, подчинился советским требованиям[116]. Премьер-министр Великобритании Г. Макмиллан был более склонен к уступкам, расценивая американские действия как чрезмерно жесткие.