В ряду кризисных ситуаций выделяются собственно политические кризисы. Они могут быть вызваны изменениями внешнеполитического курса одного из государств, способными привести к пересмотру ранее заключенных межгосударственных договоров или к выходу из различных региональных организаций; отдельными военными и политическими акциями, рассматриваемыми как недружественные, и т.д. Однако в тех случаях, когда возникшие разногласия удается урегулировать политико-дипломатическими средствами, возникшие кризисные ситуации не приобретают характера военно-политических. То же самое может быть сказано и об иных межгосударственных кризисах, например, экономических.
Недостаточная разработанность отечественной теории вооруженных конфликтов и войн, конфликтологии в целом явилась причиной того, что до сих пор не выявлены критерии отличия военно-политического кризиса от вооруженного конфликта. Бытующее мнение о том, что кризис завершается с «первым выстрелом», является поверхностным и упрощенным. Военные действия в той или иной степени составляют неизбежную компоненту подавляющей части военно-политических кризисов. Однако в отличие от вооруженных конфликтов они часто принимают ненасильственную форму, выступая в виде демонстрации военной силы. Но даже в том случае, когда военные действия приобретают насильственную форму, в обостряющемся межгосударственном противостоянии им стремятся придать дозированный, подчиненный, косвенный характер.
Поскольку военные действия в ходе кризиса применяются прежде всего как средство давления на оппонента с целью добиться от него уступок или капитуляции по спорным вопросам без вооруженного конфликта или войны, именно на этой стадии нередко обостряются отношения между политическим и военным руководством страны, прежде всего из-за расходящегося функционального предназначения государственных ведомств. Если политики чаще всего стремятся ограничиться военно-политическим давлением на оппонента, не переходя грань вооруженного конфликта, то военные озабочены всесторонней подготовкой к нему (частичная или полная мобилизация, передислокация войск и т.д.), что в свою очередь вызывает ответную реакцию оппонента, повышает вероятность «вползания» в вооруженный конфликт.
Опасность утраты контроля над происходящими событиями может быть обусловлена также и тем, что демонстрация военной силы, призванная показать политическую решительность государственного руководства, принимает не только пассивные, но и активные формы в виде ограниченных вооруженных рейдов, преднамеренных пограничных столкновений и др. – то есть охватывает широкий набор политических и военных средств, приводящих к развитию кризиса по принципу «балансирования на грани войны» или «постепенного втягивания в вооруженный конфликт».
Иначе складывается ситуация лишь тогда, когда кризис инициируется преднамеренно для оправдания уже подготовленной агрессии. В этих случаях, сразу же после обнаружения или создания повода для войны, фаза военно-политического давления на оппонента не актуализируется, военные действия используются для достижения победы в вооруженном конфликте в кратчайшие сроки.
Очевидно, что военно-политический кризис и вооруженный конфликт относятся к так называемым перекрещивающимся сферам военно-политического взаимодействия, что затрудняет поиск критериев для их различения.
К перечню признаков, сигнализирующих о перерастании военно-политического кризиса в вооруженный конфликт, можно отнести следующие: постепенную утрату контроля высшего политического руководства над целенаправленностью и масштабами проводимой в рамках кризисной политики военной операции; настойчивый отказ одного из участников кризиса от компромиссного примирения; возрастающее влияние высшего военного руководства на процесс принятия дальнейших кризисных решений; корректировка планов ведения боевых действий на случай перерастания кризиса в вооруженный конфликт или войну; отбор и подготовка для решения этой задачи соответствующих воинских контингентов и др.
Глава 2.
Типы и виды военно-политических кризисов
Дальнейшее уточнение понятия межгосударственного военно-политического кризиса связано с необходимостью разработки проблем типологизации и классификации кризисных ситуаций, представляющих собой единую процедуру общего познавательного процесса, но определяющих разные уровни обобщения изучаемого объекта. Если в основе типологии лежат коренные, неотъемлемые свойства межгосударственных военно-политических кризисов, то целью классификации является их уточнение на более низком уровне обобщения.
Первая группа критериев связана с характеристикой происхождения (вызревания, возникновения) межгосударственных военно-политических кризисов.
Система причинности как критерий типологизации включает в качестве своих компонентов долговременные (исторические), непосредственные (ситуативные) причины и пусковой акт (повод) возникновения кризисных ситуаций.
В настоящее время продолжается дискуссия о роли и соотношении вышеназванных компонентов в происхождении военно-политических кризисов, в последующих вооруженных конфликтах и войнах. Нередко в качестве приоритетной называется непосредственная (ситуативная) причинность и даже специфика пускового акта как решающей предпосылки возникновения кризисных ситуаций[391].
При подобном подходе наиболее распространенный довод – невозможность или чрезмерная трудность выявления исторических особенностей вызревания кризиса, их экстраполяции к конкретно-исторической обстановке возникновения кризиса. Однако дол го временная (историческая) причинность оказывает существенное влияние не только на характер и содержание непосредственной (ситуативной) причинности и пускового акта (прежде всего его насильственный или ненасильственный характер), но и на такие важнейшие параметры, как острота кризисной ситуации, склонность сторон к использованию вооруженного насилия, результативность примирительных процедур, периодическая возобновляемость кризисов и др.
Соответственно определяющим в этой группе становится критерий долговременной (исторической) причинности кризисов, который, несмотря на высокий уровень обобщенности, а значит и неизбежной приблизительности, носит более объективный, а в определенном смысле и более «операциональный» характер, чем широко используемый в западной историографии критерий «угрозы»[392]. Степень угрозы национальным интересам, возникающей накануне или в ходе кризиса, трактуется в западных научных школах преимущественно с субъективной, политико-психологической точки зрения, ставится в зависимость от характера восприятия этой угрозы военно-политическим руководством конкретной страны. Поэтому одна и та же причинность кризиса может оцениваться в одном случае как незначительная, а в другом – как угроза существованию государства.
Вместе с тем оценка угрозы как промежуточная переменная безусловно должна использоваться при анализе непосредственной причинности (механизме возникновения) военно-политических кризисов.
Скрытые, как правило, в исторически длительном конфликтном контексте взаимоотношений двух государств и обусловленные давними разногласиями (экономическими, территориальными, межнациональными, религиозными и др.), именно долговременные причины нередко играют решающую роль в инициировании кризисов. Это происходит чаще всего в том случае, когда периодически возникающие на основе исторической причинности кризисы не приводят к ее разрешению или нейтрализации. В результате происходит накопление взаимной вражды и недоверия, конфликт приобретет затяжной характер, распространяется на широкий спектр межгосударственных отношений, что обусловливает хроническую возобновляемость кризисов и склонность оппонентов обращаться к вооруженному насилию уже на ранних этапах развития кризисной ситуации. Вовлечение в орбиту кризиса новых конфликтных проблем, нередко заслоняющих основную причину (источник) кризиса, крайне затрудняет попытки урегулирования конкретной ситуации. Примерами данного ряда являются арабо-израильские, индо-пакистанские и другие кризисы.
