— И что?
Молодой налил хереса себе и гостю, вручил ему бокал.
— Пьешь ты слишком много, — ответил старик, — вот, пожалуй, и все.
Джонатан Хьюз мгновенно опустил бокал, даже не пригубив.
— Что еще?
— Я, наверное, составлю для тебя памятку, чтобы ты заглядывал в нее ежедневно. Советы старого психа молодому болвану…
— Что бы ты ни посоветовал, я запомню.
— Запомнишь? Надолго ли? На месяц, на год? А потом забудешь, как забывается все на свете. И жизнь пойдет своим чередом. Ты начнешь постепенно превращаться… в общем, превращаться в меня. А она — тоже постепенно — в существо, достойное своей участи. Хоть говори ей почаще, что любишь ее!
— Обязательно. Каждый день!
— Обещай! Чрезвычайно важно, чтобы каждый день. Может быть, именно в этом была моя ошибка. Наша ошибка. Каждый день без исключения! — Старик наклонился вперед, его лицо вспыхнуло, он повторял, как безумный: — Каждый день! Каждый день!..
В дверях возникла Алиса, слегка встревоженная.
— У вас что-то случилось?
— Нет, нет, — улыбнулся Джонатан Хьюз. — Просто поспорили, никак не могли решить, кому из нас ты нравишься больше.
Она рассмеялась и удалилась, передернув плечами.
— Думаю… — произнес молодой Хьюз. Запнулся, зажмурился, но заставил себя выговорить: — Думаю, что тебе пора уходить.
— Да, пора, — ответил старик, но не двинулся с места. В его голосе слышались усталость, изнеможение, печаль. — Сидя здесь, я понял, что проиграл. Я не могу найти в ваших отношениях ничего неверного, никакого изъяна. И не могу ничего посоветовать. Боже мой, как глупо… Зачем было искать тебя, беспокоить, расстраивать, нарушать течение твоей жизни, если я могу предложить тебе лишь смутные пожелания да бессмысленные сетования на судьбу. Минуту назад, сидя здесь, я подумал: убью ее немедля, освобожусь от нее сегодня же, возьму вину на себя, старика, и ты, молодой, двинешься в будущее без жены. Ну не глупость ли? Да и вышло ли бы у меня что-нибудь? Это же давным-давно известный парадокс. Осуществи я подобное, что случилось бы с потоком времени, с Землей, со всей Вселенной? Нет, не тревожься и не смотри на меня так. Убийства не будет. Вернее, оно уже было — в будущем через двадцать лет. Старик, который не сумел принести никакой пользы и ничем тебе не помог, сейчас покинет тебя, выйдет на улицу и удалится навстречу своей судьбе, своему безумию. — Он поднялся на ноги и опять закрыл глаза. — Посмотрим, сумею ли я найти выход из собственного дома в темноте…
Молодой двинулся за ним, распахнул платяной шкаф в передней, достал пальто, бережно накинул старику на плечи, сказал:
— А ведь ты помог. Ты внушил мне, чтоб я каждый день говорил ей, что люблю ее.
— Ну хоть на это меня хватило… — Они подошли к двери, и старик внезапно спросил с нажимом: — Как по-твоему, у нас есть надежда?..
— Есть. Уж я позабочусь, чтоб она не рухнула! — ответил Джонатан Хьюз.
— Хорошо! Почти верю тебе… — Протянув руку, старик машинально нажал на ручку входной двери. — Прощаться с ней я не хочу. Нет сил смотреть в ее лицо, такое милое. Скажи ей, что старый осел ушел. Куда? Ты-то знаешь — вперед по дороге жизни, где я буду ждать тебя. Рано или поздно ты объявишься.
— Чтобы стать тобой? Ни за что! — воскликнул молодой Хьюз.
— Повторяй себе это неустанно. И, прости Господи, вот… — Порывшись в карманах, старик вытащил небольшой предмет, обернутый в мятую газету. — Лучше я оставлю его тебе. Себе я не доверяю, даже после нашей встречи. Я могу выкинуть еще что-нибудь жуткое. На, возьми… — Старик чуть не насильно сунул предмет младшему. — До свидания. Не лучше ли сказать: да поможет тебе Бог? Да, лучше. Прощай…
И он торопливо исчез в ночи. По деревьям пронесся ветер. Вдали прогрохотал поезд, то ли въезжающий на станцию, то ли отъезжающий, не поймешь.
Джонатан Хьюз долго стоял на крыльце не шевелясь, напрягая зрение и пытаясь убедиться, что кто-то действительно уходит от него во тьму.
— Дорогой! — позвала жена.
Он принялся разворачивать сверток, оставленный стариком. Жена приблизилась к нему почти вплотную, но голос ее звучал глухо, как стихающие шаги на темной улице. Он все-таки разобрал слова:
— Не стой в дверях истуканом, дует…
Он снял газету и остолбенел: в руках оказался маленький револьвер. Далеко-далеко поезд издал прощальный крик, к тому же погашенный ветром.
— Закроешь ты дверь наконец? — осведомилась жена.
Он похолодел и даже зажмурился в испуге. В ее голосе… не проскочила ли в ее голосе нотка каприза, пусть мельчайшая, но капелька нетерпимости?
Он повернулся на голос. Не спешил, но все-таки потерял равновесие. Задел дверь плечом, та подалась. И тут ветер, по своему почину, с грохотом захлопнул ее.
Перевел с английского Олег БИТОВ
Ардалион КИРЕЕВ,
кандидат биологических наук
«ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА!»
*********************************************************************************************
Благодаря политологам, объясняющим нам, как мы живем, слово «конфликтология» прочно вошло в наше сознание.
Понимается оно как зарождение и развитие острых межгосударственных и межнациональных споров.
Однако этот термин политологи позаимствовали из словаря психологов, где он обозначал конфликт межличностный — в семье, трудовом коллективе или «неформальной группе».
Об этом и пойдет речь в предлагаемой вам статье.
*********************************************************************************************
Сначала возникает конфликтная ситуация — нечто почти безобидное до поры до времени. Просто между субъектами А и Б намечается различие позиций. Затем А и Б осознают свои интересы, потом — препятствия к их осуществлению; еще через некоторое время А приходит к выводу, что упомянутые препятствия связаны с Б, и наоборот; наконец, наступает пора действий друг против друга — с какового момента и разражается конфликт.
Но что вынуждает людей конфликтовать? Кажется очевидным, что противостояние возникает, когда взаимная симпатия или хотя бы безразличие заменяется неприязнью. Предельную ее форму в обиходе именуют ненавистью. Что она такое и откуда берется?
Среди специалистов единства мнений по сему поводу (как, впрочем, и по множеству других) нет. Вот три авторитетных суждения, очень сильно различающихся между собой.
Известный американский психолог С.С.Томкинс в начале 60-х гг. разработал теорию дифференциальных эмоций, развитую и углубленную затем в трудах профессора Кэррола Е.Изарда, тоже американца. Согласно ей, существуют четыре уровня мотиваций, то есть побудительных внутренних сил, обладающих свойствами «безусловности, цикличности, избирательности и замещаемости». Во-первых, это элементарные побуждения — голод, жажда, сонливость, боль. Во-вторых, фундаментальные эмоции, или аффекты — интерес, удовольствие, гнев и прочее. Затем следует взаимодействие эмоций с когнитивными (разумными, познавательными) процессами. И, наконец, аффективнокогнитивные структуры или ориентации — сложные личностные черты, такие как скептицизм, эгоизм и т. п. Ненависть, по мнению Изарда, — аффективно-когнитивная ориентация, которая сочетает враждебность с конкретным набором знаний. А враждебность, в свою очередь, представляет собой комплекс из трех фундаментальных эмоций: гнева, отвращения и презрения. То есть ненависть, по Изарду, — явление «дважды сложное», комплекс в комплексе.
Другой маститый специалист, Р.Плутчик, смотрел на дело проще: эмоции суть поведенческие приспособления к реализации так называемых адаптивных комплексов, помогающих выживанию. Например, адаптивный комплекс «разрушение как устранение препятствия на пути удовлетворения потребности» вызывает первичную эмоцию, именуемую гневом; «исследование как более или менее случайные действия в изучаемой окружающей среде» — удивление; гнев плюс удивление дают вторичную эмоцию — ненависть.