Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Илья спустился по ступенькам вниз и приоткрыл маленькую дверцу. Внутри было темно. Он достал свечу, зажег ее. Прикрывая трепещущее от сквозняка слабенькое пламя, Илья проник в помещение… Чтобы лучше видеть, он поднял свечу над головой, изо всех сил вглядываясь в слабо освещенное пространство.

Большие черные котлы стояли по одной стене, справа на полу валялись остатки угля. Илья, хрустя угольной крошкой, сделал осторожный шаг в глубь котельной, стараясь разглядеть, что впереди. В помещении чувствовалось тепло человеческой жизни. Но свеча давала недостаточно света, и, озираясь, он двигался дальше. Справа он разглядел письменный стол, дальше – диван…

Илья остановился, дыхание замерло. На диване кто-то неподвижно лежал. Стоя со свечой в руке, он не представлял, что предпринять. А может, это связанный Егор Петрович… Да, похоже: тело длинное и седая голова… Нет, непонятно. Постоял минуту, разглядывая человека, потом сделал еще небольшой осторожный шажок поближе, потом еще один. Да, похож на Егора Петровича… С каждым шагом Илья все больше уверялся, что это легендолог собственной персоной лежит на диване. А почему он, собственно, лежит? Может быть, он…

Превозмогая страх увидеть мертвое тело, Илья подошел совсем близко к спящему. Да нет, дышит вроде… Приближая свечу, Илья наклонился над телом… Перед ним, в пижаме, подложив руку под голову, лежал Парикмахер. Это открытие оказалось столь неожиданным и столь ужаснувшим Илью, что он отпрянул, сделал шаг назад – от резкого движения воздуха свеча затухла… Илья окоченел от ужаса. Кругом была беспроглядная невообразимая тьма. Ужас сковал тело, он даже забыл дышать. Тело сотрясалось от ударов сердца. Но он не ощущал этого. Весь организм напрягся, ожидая нападения. В сознании почти ощутимо лезвие бритвы рассекло щеку, потом…

Он заслонился руками… Но напрасно. Острое лезвие бритвы, распоров куртку, разрезало запястье. Илья отступил, отмахиваясь руками от невидимого противника, но удары смертоносного лезвия сыпались один за другим… Удар рассек ладонь, щеку. Во мраке невозможно было понять, откуда сыплются удары, но каждый из них был точен, словно нападавший видел свою жертву. Истекая кровью, вопя от боли и ужаса смерти, Илья прижался к стене, уже не зная, не соображая, куда бежать, что делать…

Все это он пережил за одно мгновение ужаса, физически ощущая раны на лице, руках, шее… Пот лил из всех пор разом. Но проходила секунда, другая… Илья нашел в себе силы протянуть вперед руку – пустота, сделал осторожный шажок к двери, потом еще один; выставив вперед руки, Илья медленно продвигался назад – вот уже обозначилась щель, в которую он проник, вот руки нащупали стену, дверь… Господи! Илья выбрался наружу, торопливо, с выпученными от ужаса глазами поднялся по ступенькам – и вон, вон из этого дома…

Он был весь мокрый. Во дворе стало прохладно, его бил озноб.

– Господи! Неужели живой… Господи! – бубнил Илья, торопливо перебираясь через завалы мусора, ушибая ноги, но не чувствуя боли, еще не веря в свое освобождение и в то, что он жив. После потрясения ноги дрожали, и он, превозмогая слабость, вышел со двора на улицу; силы изменили ему, и он уселся на гранитный столбик рядом с воротами, не обращая внимания на редких прохожих, поглядывавших на него с удивлением.

Просидел Илья недолго. В окне Егора Петровича горел свет – значит, он не вернулся. После перенесенного шока все остальное казалось не столь важным. Но тревога возвращалась.

Глава 7

ОТ СМЕРТИ НЕ СКРОЕШЬСЯ

В комнате нестерпимо воняло. Струганый не мог передвигаться без посторонней помощи, поэтому, замысловато изогнувшись, "ходил" в таз рядом с кроватью, но попадал не всегда, да он и не метился.

Жил Струганый в подвальном помещении, у кособокой старухи. Состояли они в каких-нибудь родственных отношениях или нет – неизвестно. Но она выходила Струганого и теперь ухаживала за ним. О самом Струганом было известно, что приполз он в этот подвал давно, почти без мяса на конечностях, и выжить не мог. Потрудилась над ним старуха изрядно своим колдовством, но мяса все равно не нарастила. От какой-то болезни мясо вместе с кожей на руках и ногах его сползло почти без остатка, а туловище продолжало исполнять свои функции. Помогал Струганый своему туловищу только правой рукой, она, хотя тоже почти без мяса, все же действовала, и он мог нетвердо держать ложку или сложить из пальцев неумелую фигу и сунуть ее в нос старухе, если она, по своему обыкновению, снова начинала ворчать. Ее Струганый ни во что не ставил и относился к своей спасительнице наплевательски, а та непонятно почему терпела.

Однажды Струганый, доведенный ворчанием карги до плохого настроения, двинул ей в тело своей безмясой дланью, да так удачно, что старуха повалилась на мокрый пол и затихла между кроватью и тазом. И потому как она долго не поднималась, Струганый пожалел о содеянном, подумав, что довел каргу до летального исхода. Спустя несколько часов старуха очухалась, но ходить за Струганым не перестала и даже больше приносила продуктов. Из чего Струганый заключил, что побой пошел впрок, но больше не повторял, хотя и злился.

До жилища Струганого Илья добрался на трамвае. Сделавшись мнительным, по пути он озирался, приглядывался к попутчикам, и чудилась ему слежка. В окно трамвая заметил Илья уже знакомую ему иномарку с затемненными стеклами, или это показалось от страха…

На звонок открыла старуха мерзкого вида: в платке, с бельмом на глазу.

– Что надо? – буравя Илью взглядом, грубо спросила карга.

– Мне Струганый нужен, Егор Петрович просил ему кое-что передать.

– А чего сам не пришел? – пропуская Илью вперед, ворчала старуха. – Шастают тут всякие прохиндеи. Ноги вытирай! Ишь, прется – грязь разносить. Вон, последняя комната, там он – ирод безногий.

У вошедшего в комнату Ильи рвотный ком подступил к горлу, так мерзко там воняло. Струганый в одних трусах и майке лежал на кровати, представляя собой ужасное зрелище. Илья теперь понял, почему он носил такую кличку. Голые руки и ноги были словно обструганы огромным кухонным ножом.

Илья заметил, что при его появлении правая рука Струганого скользнула под подушку и там осталась. Илья, видя перед собой такое редкое уродство, с интересом и некоторой растерянностью смотрел на инвалида. Струганый тоже наблюдал напряженно-молча. У него были большие, навыкат, испуганные глаза.

– Меня просил зайти к вам Егор Петрович,-начал Илья, почему-то краснея. Не прерываемый, Илья продолжал: – Он просил вам передать, что если он не вернется… – Илья совершенно растерялся и забыл, что же нужно передать, и покраснел еще больше.

– Ты-то кто? – спросил хрипло Струганый.

– Я Илья.

– Сядь, Илья.

Илья сел на краешек табуретки. Немного уже привыкнув к дурному запаху, он смог осмотреться.

Лачуга Струганого окон не имела, освещаясь тусклой лампой под потолком, и была обставлена ветхой мебелью. Эмалированный таз на полу был внутри желтый.

– Значит, пропал Егор, – проговорил в задумчивости Струганый. – Значит, и моя очередь пришла. Ты где живешь?

– Я из Новгорода приехал, сегодня уезжаю.

Загнанные глаза Струганого неожиданно просветлели.

– Из Новгорода? Так ты не местный? Ну тогда это хорошо, хорошо…

Струганый вынул искалеченную руку из-под подушки.

– Значит, слушай, сынок. Я один черт сдохну. Спасибо, конечно, Егору, что тебя прислал, но доберутся до меня так или иначе. Я уже с этим смирился. Егора вот уже взяли, а ты еще уберечься можешь. – Он понизил голос до шепота, так что Илье пришлось встать и подойти к калеке совсем близко. – Дам я тебе документы, и драпаляй из этого города. Понял? Спрячь их и живи, а года через два-три, когда все уляжется, снеси их в свой уголовный розыск. Там они знают, что делать… Эх, Егора жалко! Я бабку за бумагами пошлю, а ты хочешь – здесь сиди, хочешь – погуляй часок. Бабку мне позови.

Илья решил погулять.

Машина с затемненными стеклами, которую он видел на Галерной, потом из трамвая, стояла на улице. Странно. Проходя, Илья заглянул из любопытства в стекло, но внутри ничего не увидел. "Хорошо б в такой прокатиться", – подумал он. Набредя на крохотный скверик между домами, уселся на скамейку отдышаться после комнаты Струганого. Что за документы собирался он передать Илье? Ему становилось жутковато: инвалид с загнанными, полными ужаса глазами не выходил из головы – столь отвратительное и жалкое впечатление произвел он на ранимую душу Ильи. Почему Егор Петрович ничего не сказал про документы? Может быть, не знал?

12
{"b":"168386","o":1}